"Макс Брукс. Мировая война Z " - читать интересную книгу автора

и практически полностью затопили. Я никогда не страдал суевериями и не
позволял себе подсаживаться на опиум для народа. Я врач, ученый, верю только
в то, что мог увидеть и пощупать. Я никогда не видел в Фэнду ничего кроме
дешевой, вульгарной ловушки для туристов. Конечно, слова этой старой карги
на меня не подействовали, но ее тон, ее гнев... Она повидала много несчастий
на своем веку: военные диктаторы, японцы, безумный кошмар "культурно"
революции"... Она чувствовала, что приближается очереди катастрофа, хоть и
не обладала достаточными знаниями, чтобы понять ее суть.
А мой коллега, доктор Гу Вэнкуй, понимал все слишком хорошо. Он даже
рискнул собственной головой, чтобы предупредить меня, дать время позвонить и
передать сигнал тревоги своим, прежде чем явится "министерство
здравоохранения". Гу Вэнкуй кое-что сказал... фразу, которую мы не
использовали долгие годы, со времен тех "мелких" пограничных конфликтов с
Советским Союзом. Это было в далеком 1969-м. Мы сидели в блиндаже на нашей
стороне Уссури меньше чем в километре вниз по течению от Чен-Бао. Русские
готовились отбить захваченный нами свой остров, их тяжелая артиллерия
громила наши скопившиеся для переправы войска.
Мы с Гу Вэнкуем пытались удалить осколок из живота солдата, который по
возрасту казался немногим младше нас. У парня вывалились кишки, наши халаты
были сплошь в его крови и испражнениях. Каждые семь секунд рядом разрывался
снаряд, нам приходилось закрывать рану от падающей земли своими телами, и мы
все время слышали, как бедняга тихо стонет, зовя мать. Были и другие голоса,
доносящиеся из непроглядной тьмы у входа в блиндаж, отчаянные, злые голоса,
которым не полагалось раздаваться на нашей стороне реки. Снаружи стояли двое
пехотинцев. Один крикнул: "Спецназ!", и тут же начал стрелять во тьму. Тут
мы услышали и другие выстрелы: свои ли, чужие, не разберешь.
Бабахнул новый снаряд: мы нагнулись над умирающим мальчиком. Лицо Гу
Вэнкуя оказалось всего в паре сантиметров от моего. По его лбу тек пот. Даже
в неясном свете единственного парафинового фонаря я видел, как он побледнел
и затрясся. Гу посмотрел на пациента, на дверь, на меня и вдруг сказал: "Не
волнуйся, все будет хорошо".
И это говорил человек, которого никогда в жизни никто не назвал бы
оптимистом. Гу Вэнкуй был беспокойным парнем, невротичным ворчуном. Если у
него болела голова, он тут же подозревал опухоль головного мозга. Если
собирался дождь, значит, урожая в этом году не видать. Такой вот способ
контролировать ситуацию, все время на шаг впереди. Теперь, когда реальность
казалась ужаснее любого из его фаталистических пророчеств, ему ничего не
оставалось, как зайти с другого конца.
"Не волнуйся, все будет в порядке".
В первый раз его пророчество сбылось. Отбив остров, Русские не стали
переходить реку, а мы даже сумели спасти пациента.
Много лет спустя я дразнил его, поражаясь, в какую же передрягу нам
нужно попасть, чтобы он выискал крошечный лучик света. А Гу всегда отвечал:
мол, в следующий раз понадобится нечто похуже. Мы уже состарились, и вот оно
пришло, "нечто похуже". Это случилось сразу после того, как он спросил,
вооружен ли я.
"Нет, - ответил я. - С чего бы?"
Гу Вэнкуй немного помолчал: нас явно подслушивали.
"Не волнуйся, - проговорил он. - Все будет хорошо".
Тут-то я и понял, что это не единичная вспышка заболевания. Я