"Валерий Яковлевич Брюсов. Элули, сын Элули (Рассказ о древнем финикийце) " - читать интересную книгу автора

землю. К тому же начались у Бувери приступы местной лихорадки. Дютрейль
лечил его хиной и другими средствами, бывшими в походной аптечке, но силы
старика все убывали: его щеки ввалились, глаза стали гореть нездоровым
блеском, по ночам его мучили припадки сухого кашля, озноба, жара и бреда.
Дютрейль давно решил, что заставит своего друга, как только прибудет
пароход, вернуться в Европу, но долгое время боялся заговорить об этом.
Дютрейлю казалось, что старик непременно откажется - предпочтет, как ученый,
умереть на своем посту, тем более что в последние дни часто заговаривал о
смерти. Однако, к удивлению
Дютрейля, Бувери сам завел речь об отъезде, сказав, что, по-видимому,
им придется расстаться, что как ни горько ему покидать начатое дело, но
болезнь принуждает его уехать, чтобы умереть в родной Франции. В глубине
души Дютрейль был почти оскорблен последним замечанием старика, который
суеверное желание - быть на родине в минуту смерти - мог предпочесть
высокому интересу научных изысканий; но, объяснив это болезненным состоянием
Бувери, одобрил, конечно, решение друга и сказал все, что в таких случаях
полагается: что лихорадка не так опасна, что она пройдет с переменой
климата, что они еще много будут работать вместе и т. п.
Дня через два Бувери еще более изумил своего друга. В тот день раскопки
натолкнулись на новую богатую усыпальницу. Дютрейль был в восторге от такого
открытия, не мог ни говорить, ни думать ни о чем другом. Но Бувери вечером
позвал своего бывшего ученика к себе, в свою половину хижины, и просил
подписать духовное завещание.
- Я очень виноват, - сказал Бувери, - что не сделал этого раньше, но
все было некогда. Всю жизнь я был занят только наукой, и о своих делах у
меня не было времени подумать. Так как мне становится все хуже и, может
быть, я не выберусь отсюда, надо мне оформить свою последнюю волю. Нас,
европейцев, здесь только трое; но вас и Виктора довольно, чтобы
засвидетельствовать завещание.
Чтобы не волновать старика, Дютрейль согласился. Завещание было самое
обыкновенное. Бувери назначал небольшие деньги, которыми располагал, своей
племяннице, так как не был женат и других родственников у него не было.
Маленькие суммы отказывал старик своей старой служанке, домовладельцу, в
доме которого прожил 40 лет, и разным другим лицам. Свои коллекции
финикийских и карфагенских древностей, собранные за долгую жизнь, старый
ученый завещал Лувру, а отдельные вещицы - друзьям, в том числе и Дютрейлю.
Дойдя, наконец, до последнего пункта завещания, Бувери, волнуясь,
сказал:
- Этого, собственно говоря, и не следовало включать в завещание. Это
просто - моя просьба к вам лично, Дютрейль. Но все же выслушайте.
Просьба состояла в том, чтобы после смерти Бувери перевезти его тело во
Францию и похоронить в родном городе, рядом с могилой его матери. Читая этот
последний пункт завещания, старик не мог удержаться от слез. Прерывающимся
голосом он начал умолять во что бы то ни стало исполнить его просьбу.
Дютрейль сделал над собой усилие, чтобы не рассердиться, и ответил
сколько мог мягче и ласковее:
- Черт возьми, дорогой друг! Ведь я решительно не признаю, чтобы вы
были так больны, как думаете. Если я согласился подписать ваше завещание,
то, во-первых, чтобы сделать вам приятное, а во-вторых, потому, что привести
в порядок свои дела никогда не лишнее. Но так как я твердо уверен, что вы