"Серж Брюссоло. Ночная незнакомка " - читать интересную книгу автора

мое, - в упоении шепчет она. - Все принадлежит мне! Я сделаю с квартирой
все, что захочу!"
В этот момент она, дрожащая от счастья, обычно просыпалась в своей
крошечной отдельной палате, которую выхлопотал для нее доктор Крук.
У Джейн была маленькая тайна, в которую она никого не посвящала. В
кармане халата она хранила записную книжку, куда сразу после выздоровления
принялась записывать все, к чему имела пристрастие. Должна же она была в
конце концов понять, какую пищу любила, что ей нравилось читать или надевать
на себя!
Выяснилось, что Джейн предпочитала яркие цвета пастельным оттенкам,
соленья и острые блюда - пресной пище. Она терпеть не могла сахар и его
производные: конфеты, пирожные, варенье. Интеллектуальные склонности Джейн
подталкивали ее к чтению крутых детективов, где было много эротики,
бестселлеров "черной" серии, изобилующих ужасами, что вызывало справедливые
упреки медсестер: "Не читайте эту дрянь, дорогая, если не хотите подвинуться
рассудком!"
Джейн не хотелось уходить из больницы, однако на нее начинало давить
вынужденное заключение в четырех стенах. Порой ее преследовали абсурдные,
трудно обуздываемые желания: проскакать на неукротимом скакуне по самому
краю морского берега, там, где на песок набегает пенящаяся волна. Что еще?
Взобраться на спину мужчине, впиться ногтями ему в бедра, до крови искусать,
измучить поцелуями. Во сне она предавалась этому без всякого стыда, зато,
просыпаясь, чувствовала на губах терпкий привкус греха, смешанный с
ощущением испытанного блаженства. Джейн сознавала, что ее сновидения
вырастают из бездарных фильмов, увиденных по телевидению в больничном холле,
где вечерами собиралась толпа неразличимых, одетых в теплые халаты зрителей.
Но сам факт, что сознание "вырезало" именно эти кадры, доказывал, что в ее
крови бродило старое вино первобытных инстинктов. Она не рассказывала о
своих снах никому, уж тем более психоаналитику, которого приставили к ней со
времени ее возвращения к жизни. "Надо же, - удивлялась иногда Джейн. - Как
быстро я приспособилась к вранью! Оказывается, я прирожденная лгунья:
обманываю просто так, без всякой причины. Специально скрываю информацию,
словно боюсь, что когда-нибудь ее могут использовать против меня".
Она брела по парковой аллее, вежливо приветствуя знакомых больных,
которые в этот час любили принимать солнечные ванны, сидя на скамейках. Злые
языки успели окрестить Джейн любимицей лысого доктора и перепевали на все
лады подробности их "интимной связи". Крук сам дал к этому повод, проводя с
Джейн слишком много времени и постоянно публикуя в медицинских журналах
статьи, посвященные ее случаю.
- Он еще напишет о вас книгу, - заметила однажды одна ее соседка, - с
фотографией на обложке, и все узнают, что у вас не хватает шариков. Как
хотите, а мне бы это не понравилось.
Джейн старалась держаться в тени деревьев, поскольку плохо переносила
солнце: ее мучили головные боли и начинал чесаться шрам. Она постоянно
подносила руку ко лбу и касалась его подушечкой указательного пальца,
размышляя: "Вот отсюда все и ушло, как вода из треснувшего аквариума. Теперь
там пусто - ни воды, ни рыбок".
Огорчения от этой мысли Джейн почти не испытывала, хотя временами у нее
захватывало дух, как у людей, перед которыми внезапно возникает
величественная панорама Большого каньона или Долины Смерти.