"Буало Нарсежак. В заколдованном лесу" - читать интересную книгу автора

враждебности. Неприязнь людей ничто по сравнению с
неприязнью вещей!..
И, вздохнув, она пригладила рукой платье цвета зеленого
луга и продолжила разговор.
- По правде говоря, мои родители боятся. Молчание
деревьев, отделяющих нас от поселка, печальное одиночество
этих ланд, по которым лишь изредка проходят отдельные группы
путников, крики куликов над прудом - словом, все кажется им
дурным предзнаменованием...
- Но вам!.. - вскрикнул я.
- Мне?.. Я слишком хорошо сочетаюсь с меланхоличностью
этого места. Я люблю голоса теней и нашептываемые старыми
стенами секреты. Иногда мне кажется, что я начинаю
понимать, почему этот бедный Мерлен повесился, а его
преемник потерял рассудок.
Пока она говорила, какая-то странная восторженность
мало-помалу оживляла ее тонкие черты, а ее сверкающие
взгляды, казалось, устремлялись к какой-то варварской и
приковывающей к себе сцене за моей спиной. Совершенно
спонтанным порывом, в котором она даже не почувствовала
ничего оскорбительного, я подошел к ней, взял ее за руку и
пылко сжал ее.
- Мадемуазель... - начал я.
Но она деликатно высвободила свою руку.
- Приходите завтра, - сказала она, улыбаясь. - Мой отец
будет вас ждать вместе с метром Меньяном. Он собирался вам
написать, но я скажу ему, что встретила вас и передала это
приглашение.
- Значит, я могу считать себя приглашенным! - живо
отреагировал я.
Антуан, убедившись в прочности сделанного им крепления,
уже забрался на козлы. Я хотел было открыть дверцу, однако
Клер, легкая, словно птичка, уже успела опередить меня и
исчезла за окном с опущенными занавесками. Прищелкнув
языком, Антуан тронул с места свой экипаж. Карета удалялась
в дымке наступающей ночи. Вскоре она полностью исчезла из
виду и до меня доносилось лишь цоканье копыт, а через
некоторое время воцарилась мертвая тишина. Какое перо
смогло бы описать боровшиеся в моем сердце чувства? Мною
почти одновременно завладевало возбуждение, граничащее с
сумасшествием и крайнее отчаяние. То я, словно ребенок,
беспрерывно повторял: "Я увижу ее завтра!", то начинал
каяться и умолять свою мать простить меня. Однако вскоре
вновь охваченный страстью, я припоминал прелестные черты ее
лица и грациозные движения тела с мучительным любованием
подробностями. Я мысленно повторял ее слова, в которых, как
мне казалось, звучали скрытые оттенки страсти, не менее
жгучей, чем моя. Стоило нам только расстаться, как я тут же
начал страдать от ее отсутствия и требовал свою возлюбленную
у лесов и долин. Спустя некоторое время, охваченный мрачной