"Михаил Семенович Бубеннов. Белая береза " - читать интересную книгу автора

тяжко, с надсадой. Марийка впервые слышала, что он храпит во сне. Она
попыталась перевернуть его на бок, но не хватило сил: он был тяжел, как
камень, что лежал у крыльца. И в эти минуты Марийка подумала, что Андрей
уже изменился за лето. А что будет, если он провоюет долго? Он станет
совсем другим человеком. Вот он уйдет завтра, и она уже никогда, никогда
не увидит его таким, каким он был и еще есть, каким она полюбила и любит
его. Да и вернется ли он? Дрожь скользила по спине Марийки.
"Андрюшенька! - едва не закричала она. - Кровушка моя! Не жить мне без
тебя! Слышишь? Не жить!" Она дотронулась рукой до его головы. Ей всегда
нравилось играть его легкими волнистыми волосами. Теперь, ощутив колючую
щетину на голове Андрея, она еще раз подумала, что война уже отобрала у
него то, что было любимо ею, что эта война завтра навсегда унесет его от
дома и закружит в своей бездонной пучине...
Марийке стало жутко. Чувствуя, что не выдержит и закричит на весь
дом, она осторожно слезла с кровати и на цыпочках, боясь разбудить гостей
или своих, вышла на крыльцо.
Весь западный край неба обжигало легким и дрожащим багрянцем
невидимых за лесом пожаров. В текучем воздухе внятно слышался
пригорьковатый запах дыма. Восточный же край неба надежно крыла темная
октябрьская ночь. От ближних урочищ отдавало холодной сыростью:
надвигалось осеннее ненастье.
Чувствуя под ногой опавший березовый лист, Марийка думала о том, что
и Андрей теперь, как этот лист: подхватит его ветер и унесет невесть
куда...


VI

На рассвете туманами затопило землю. Беззвучные мутные волны тихо
качались вокруг ольховского взгорья. Кое-где смутно проступали в
розовеющем свете очертания вершин холмов; заброшенными маяками стояли над
ними черные зубчатые ели. Только в Ольховке - на взгорье - было светло.
Раньше всех в лопуховском доме поднялась Алевтина Васильевна, за
ней - почти не смыкавшая за ночь глаз, побледневшая Марийка. Стараясь
делать все бесшумно, они начали хлопотать у печи. Жили они дружно, а
заботы об Андрее сделали их дружбу особенно теплой и светлой. Для Алевтины
Васильевны хотя и привычна, но тяжка была суровая власть Ерофея Кузьмича,
и она, от природы тихая и добрая, находила отдых от этой власти в дружбе с
единственной снохой. Теперь, готовя подорожники Андрею, Алевтина
Васильевна и Марийка то и дело шепотком разговаривали у печи.
Слыша храп Ерофея Кузьмича, Алевтина Васильевна без опаски смахнула с
полных щек слезы, озабоченно спросила:
- Не сказывал, далеко ли пойдут?
- Где ему знать, мама! - У Марийки тронуло горьковатой улыбкой слегка
призасохшие губы. - Ну, надо думать, не дальше Москвы, Дальше Москвы
никогда, кажись, войны не было.
- А потом? Обратно?
- А как же, мама!
- О господи! Собьет ведь Андрюша ноги-то!
- Я ему портянки запасные положила.