"Юрий Буйда. Сумма одиночества" - читать интересную книгу автора

вытеснявшие "стариков", а главное - уже многие понимали, кто есть кто в
театральном мире:
звезда Грина и его друзей закатывалась - восходила звезда Шекспира. И
хотя чиновник, плативший за спектакли при королевском дворе, еще и десять
лет спустя в ведомости написал фамилию автора "Отелло" и "Венецианского
купца" - Shaxbird, знатокам было ясно: начинается совершенно новая эпоха.
Для Роберта Грина в той эпохе места не было.
Не прошло и года со дня смерти Грина, как на паперти лондонского собора
святого Павла появилось в продаже его сочинение "На грош ума, купленного
за миллион раскаяний, описывающее безрассудство юности, ложь изменчивых
лжецов, бедствия, которыми чревата неосмотрительность, а также зло,
исходящее от вероломных куртизанок. Написанное перед смертью и
опубликованное по его предсмертной просьбе". Эта повесть-памфлет содержит
первое несомненное упоминание о Шекспире в Лондоне, хотя прямо имя
великого драматурга в тексте не названо.
Обращаясь к друзьям-драматургам, Грин яростно обрушивается на актеров
("нахалы", "куклы", "паяцы, разукрашенные в наши цвета"), которые, забыв о
благодарности, оставили и самого Грина, и его товарищей без гроша,
предпочитая им некоего провинциала, ловко переделывающего их старые пьесы
в свои. "Не верьте им,- восклицает Грин,- есть выскочка-ворона среди них,
украшенная нашим опереньем, кто "с сердцем тигра в шкуре лицедея" считает,
что способен помпезно изрекать свой белый стих, как лучшие из вас, и он -
чистейший "мастер на все руки" - в своем воображеньи полагает себя
единственным потрясателем сцены в стране".
Современники привыкли к "темному" стилю дошекспировских драматургов,
которые насыщали свои пьесы аллюзиями из греческих и латинских авторов,
нагромождая вычурные метафоры и образы подчас до полной неудобоваримости.
Театралы тотчас соотнесли выражение "с сердцем тигра в шкуре лицедея" с
репликой Йорка из шекспировского "Генриха VI: "О, сердце тигра в этой
женской шкуре!" - поэтому ни для кого не было загадкой, в кого целил Грин,
который вдобавок обыграл фамилию Шекспира (Shakespeare - потрясающий
копьем), употребив созвучное ей выражение "потрясатель сцены" -
shakesceen. Но эти шуточки ничто в сравнении с содержащимся во фрагменте
обвинением, ключевым понятием которого является "выскочка-ворона".



Магистр искусств, обуреваемый ненавистью к разбогатевшим
актерам-плебеям, которые, как ему казалось, довели его до нищеты, а кроме
того, переживавший неприятное чувство из-за брошенного ему в лицо
обвинения в жульничестве и двурушничестве (Грин сбыл одну и ту же пьесу
двум театральным труппам), не случайно употребил слово "ворона" в своем
предсмертном произведении.
Со времен Эзопа и Марциала, Макробия и Горация ворону было принято
считать великой подражательницей, лишенной, однако, оригинального дара
выдумки, творчества. Поэтому обвинение Грина современники истолковывали
однозначно:
мало того, что малообразованный Шекспир нагло выдает себя за того, кем
он на самом деле не является, то есть за универсального гения ("мастер на
все руки"), он еще, как ворона античных басен, ворует "отборные цветы