"Юрий Буйда. Переправа через Иордан (Книга рассказов)" - читать интересную книгу автора

то ли злобно, надрывно, по-зверьи, страшно оскалившись и мотая головой, - и
люди остановились в нескольких шагах от него, тяжело дыша, сглатывая и
шмыгая носами. Слышалось только их хриплое, вразнобой, дыхание, да чьи-то
бабьи - полузадушенные всхлипывания...
- Ну! Ну! Пошла! - неожиданно высоким голосом пропела Анна, вскидывая
вожжи. - Пошла!
Люди не трогались с места, пока Илья и Анна не скрылись за поворотом
липовой аллеи.
- Так не прощаются. - Буяниха покачала головой, поправляя черный
платок. - Прости их, Господи.
Доктор Шеберстов кивнул.
- А чего тут прощаться? Так уходят. Насовсем.
Через два дня Духонины уехали. Куда глаза глядят, как сказала Анна.
Скорее вперед, чем в будущее, как подумал доктор Шеберстов.
Леша Леонтьев очнулся.
- Вот, значит, и все. Я тебя выслушал...
- Я тебе правду сказал, Леша.
- От правды у людей понос. Нет, в самом деле, ну что мне от твоей
правды? Ровно столько же, сколько Илье Духонину. Тебе же, как я понимаю, с
этим не живется. Однако не думаю я, что после этого тебе станет легче.
Хотя... почему бы и не рассказать? Можно. А можно и умолчать.
- Можно, но нельзя.
Выпили на посошок.
Леша ушел.
Доктор Шеберстов тяжело поднялся к себе. В комнате было жарко - Маша
все же истопила печь. Он открыл печную дверцу - угли в топке еще тлели.
Бросил в топку березовое полено. Белая кора тихонько затрещала, занялась с
краев голубым пламенем. Прислушался: тихо.
Взял с подоконника стопку бумаги, карандаш и ножницы, разложил все это
перед открытой печной дверцей, налил в алюминиевую кружку водки до краев и
выпил. Ежегодный ритуал.
Огонь в печи загудел. Он подбросил дров и взялся за карандаш. Вывел имя
Ильи Духонина. Ниже - имя Наденьки Духониной. Следом - Игоря Монзуля. Мишу
Волкобоева. Костю Навроцкого, вечная ему память. Симу Кавалерова, всем
кавалерам кавалера, хоть и безрукого-безногого. Андрейку Илюхина,
молчаливого седого гиганта, место у двери. Нытика Левку Бреля, Героя
Советского Союза. Задумчиво посмотрел на огонь, перевел взгляд на листок
бумаги... Места хватит и для него. То есть - еще для одного имени.
Держа в левой руке перед собой исписанный лист, принялся вырезать из
него ножницами человеческие фигурки - какие уж выйдут, не до красоты.
Фигурки с именами и огрызками имен одну за другой бросал в топку, где они
мгновенно обращались в прах. Как люди. Поднятые тягой, лепестки пепла
вылетали в дымоход, бились в его черных теснинах и наконец с дымом выплывали
в бездну октябрьской ночи. Все, что осталось от людей, от их душ, - слова на
бумаге, сгорающие вместе с бумагой. Бьющиеся в ущелье дымохода немые души,
развеивающиеся в бескрайней пустыне ночи...


МУСКУС