"Инна Булгакова. Соня, бессонница, сон, или Призраки Мыльного переулка" - читать интересную книгу автораМыльного переулка), Егор - ни то ни се, интеллигенция: отца нет (ранний
развод), зато мама - профессор искусствовед. В качестве покорного сына своей матери он пытался пройти унылый благовоспитанный круг детства и юности: музыкалка, худкружок ("Жора, заниматься!" - "Сейчас доиграем!"), медаль, институт, аспирантура, в ближайшей перспективе диссертация (церковный раскол). Смерть матери потрясла тоской и бессмыслицей, благопристойная жизнь окончилась, он сказал: "Хватит" - и зажил как хотел. Ромка делал журналистскую карьеру, Антоша зарабатывал чаевые для семьи и поигрывал в покер, Егор лежал на диване, почти притерпевшись к тоске, как вдруг из обломовского состояния его вырвала - всего на несколько дней - любовь. Итак, они сидели у Сориных (обширная квартира находилась в полном распоряжении Ромы, чьи "старики" трудились за границей), болтали, конечно, о проблемах глобальных, о судьбах нации: братья-славянофилы, рассуждал Рома, всегда следящий за новейшими веяниями... памятники преступно разрушаются... вот напишу разгромную статью... Егор слушал вполуха, не выспался на дежурстве... Потом он пошел к себе. "Пойти к себе" - значит спуститься с третьего этажа на второй. Дубовая парадная лестница с отполированными за столетие поручнями и резными столбиками перил, истертыми пологими ступенями, нишами (вместительными углублениями для канувших в вечность статуй и фонарей) на каждой площадке была также и лестницей социальной, иерархической. На третьем этаже, "наверху", обитали граждане счастливцы, не считавшие каждую копейку, Сорины и Неручевы. На втором - пожиже, помельче: сторож с дипломом Георгий Елизаров и Моргунковы (муж, жена, ребенок - клоун, акробатка, мальчонка уже помогал папе) - Морги, вносившие в особнячок элементы карнавала. На первом - парфюмерном отделе универмага) и Серафима Ивановна Свечина, бывшая машинистка, и сейчас иногда подрабатывающая на монументальном "Ундервуде". И наконец - семейство Ворожейкиных: родители-пенсионеры, Антон с Катериной, двое ребятишек. Из традиционной экономии, ведущей начало из "военного коммунизма", эта прекрасная старая лестница - передний подъезд (как, впрочем, и черный кухонный) - была почти всегда темна; густую, застоявшуюся ночь чуть рассеивал зыбкий свет из восьмигранного маленького слухового оконца (единственного, еще два были заколочены фанерой). На площадке, между вторым и третьим этажами, стояла Соня Неручева, привычно не замечаемый соседский ребенок. Егор вдруг остановился. Игра света, лучей, тьмы и теней, грозное сиянье черных глаз, милый отблеск волос, бирюзовая майка без рукавов, голые тонкие руки, поддерживающие лицо, - ослепительная картинка, бессмертные детали, вырванные из мрака. Это - Соня? Неужели? Юная, белая, рыжая, она задумчиво глядела на него снизу вверх. Егор спросил: - Что ты тут стоишь? - Дома скандал, - отвечала она небрежно. - Сумасшедшие все какие-то. Жду, когда кончат. - Всегда считал брак добровольным несчастьем, - пробормотал он, и внезапно стало стыдно за эту жалкую пошлость неудачников. - Впрочем, ничего я не знаю. - Совсем ничего? - спросила она серьезно, без улыбки. - Совсем. - Он спустился по ступенькам, остановился рядом, уже отлично зная, что стоять вот так, ощущать едва уловимый чистый запах духов, глядеть |
|
|