"Инна Булгакова. Соня, бессонница, сон, или Призраки Мыльного переулка" - читать интересную книгу автора

Он вышел от Романа и позвонил в соседнюю дверь с медной табличкой:
"Неручев Г. П.". Нежная мелодия, серебряный перезвон колокольцев. Послышался
шорох, потом щелканье японского замка новейшей системы. В разноцветных
световых пятнах венецианского фонаря возник Герман Петрович. В домашнем
костюме из черного бархата и вельветовых сапожках кофейного цвета в тон
рубашке (в этих одеждах доктор обычно выносил мусорное ведро, ухитряясь не
казаться смешным). Шестьдесят два года, но, как всегда, бодр, свеж, подтянут
("Уж не померещилось мне, как на кладбище он закрыл лицо руками?"). Не
опустился после ужасной смерти близких, держит себя "в струне".
- Прошу, - хозяин сделал учтивый жест, и Егор впервые после похорон
вступил на место преступления.
Квартиру, бывшую коммуналку, уже много лет занимал целиком знаменитый
психиатр. В обширную прихожую выходило, не считая кухонной, три двери:
кабинет Германа Петровича, комнаты жены и дочери. В противоположном от входа
конце - дверь в кухню, откуда по черной лестнице можно спуститься прямо во
двор (парадная же ведет в Мыльный переулок). Трехэтажный особняк был
построен в середине прошлого века и на протяжении нынешнего величественно
ветшал - опустившийся аристократ в кружении домов тоже старых, но попроще.
Предназначался он когда-то для одной семьи, и после классового уплотнения и
возведения перегородок богатые лепные украшения высоких потолков не
складывались в целые картины, часть орнамента непременно оказывалась в
другой комнате, а то и у соседей; навек разлученными существовали белокрылые
младенцы, купидоны, Венера с Марсом, безобразный сатир со своею нимфой и
тому подобное.
- Прошу, - повторил хозяин, указав на раскрытую дверь кабинета.
- Одну минутку!.. Я посижу тут в прихожей немного, ладно, Герман
Петрович?
- Посижу?
- Ну да, на полу.
- Что за причуды?
- Хочу все вспомнить в деталях.
Егор сел на ковер, охватив колени руками. Вот здесь в углу лежала
Соня... точнее, полулежала, прислонясь к стене. Надо думать, от ударов
топором она медленно сползала на пол, стена была в крови (Герман Петрович
заменил кусок обоев), на полу лужа крови, в ней тетрадка и ключ. Ковра не
было, накануне кончился ремонт. На ногах у нее были итальянские кроссовки,
это он помнит... и еще: сквозь острый душок крови - сильный запах лаванды,
ее французских духов. Он не глядел тогда на убитую, а сидел бесцельно и
бессильно, погрузившись в абсолютный ужас. Нет, не абсолютный... что-то
мешало отдаться отчаянию целиком, что-то в ее облике настораживало,
раздражало (о, проклятый, бесконечный, еженощный сон!)... кровь, ошметки
мяса и мозга... нет, помимо что-то цепляло сознание, не давало полностью
сосредоточиться. Может быть, тогда уже подспудно, он отметил отсутствие алой
ленты? Господи до того ли было!
- Так и будем сидеть? - угрюмо вопросил хозяин.
Егор вошел в просторную комнату. Стены от пола до потолка уставлены
книгами, аскетическая кожаная кушетка, немецкий письменный стол у окна, в
углу низкий столик (на нем бутылка коньяка, две рюмки, ломтики лимона на
тарелке, дымящаяся сигара в пепельнице), массивные кожаные черные кресла.