"Михаил Булгаков. Мастер и Маргарита (переписанные главы)" - читать интересную книгу автора

Но гость не успел ничего сказать. На этот раз шаги послышались
отчетливо и близко.
Собеседник Ивана поднялся и, грозя пальцем, бесшумной воровской
походкой скрылся за шторой. Иван слышал, как тихонько щелкнул ключ в
металлической раме.
И тотчас голова худенькой фельдшерицы появилась в дверях.
Тоска тут хлынула в грудь Ивану, он заломил руки и, плача, сказал:
- Сжечь мои стихи! Сжечь!
Голова скрылась, и через минуту в комнате Ивана появился мужчина в
белом и худенькая с металлической коробкой, банкой с ватой в руке, флаконом.
Плачущего Ивана посадили, обнажили руку, по ней потекло что-то холодное как
снег, потом кольнули, потом потушили лампу, потом как будто поправили штору,
потом ушли.
Тут вдруг тоска притупилась, и самые стихи забылись, в комнате
установился ровный свет, бледные сумерки, где-то за окном стукнула и
негромко просвистала ранняя птица, Иван затих, лег и заснул.

БОЙТЕСЬ ВОЗВРАЩАЮЩИХСЯ

В то время когда Иванушка, лежа со строгим и вдохновленным лицом,
слушал рассказы о том, как Ешуа Га-Ноцри умирал на кресте, финансовый
директор "Кабаре" Римский вошел в свой кабинет, зажег лампы на столе, сел в
облупленное кресло и сжал голову руками.
Здание еще шумело: из всех проходов и дверей шумными потоками
выливалась публика на улицу. Директору казалось, хотя до него достигал лишь
ровный, хорошо знакомый гул разъезда, что он сквозь запертую дверь кабинета
слышит дикий гогот, шуточки, восклицания и всякое свинство.
При одной мысли о том, как могут шутить взволнованные зрители, что они
разнесут сейчас по всей Москве, судорога прошла по лицу директора. Он тотчас
вспомнил лицо Аркадия Аполлоновича без пенсне с громаднейшим шрамом на
правой щеке, лицо скандальной дамы, сломанный зонтик, суровые лица милиции,
протокол, ужас, ужас...
Но ранее этого: окровавленный и заплаканный Чембукчи. Как его сажали в
такси; ополоумевшие капельдинеры и почему-то с подмигивающими рожами! Отъезд
Чембукчи в психиатрическую лечебницу к профессору Стравинскому; ранее этого
кот, произнесший человеческим голосом слова... ужас, ужас. Часы на стене
пробили - раз - и глянув больными глазами, Римский на циферблате увидел
половину двенадцатого.
В то же мгновение до обострившегося слуха финансового директора
долетела с улицы отчетливая трель милицейского свистка и явный гогот. Трель
повторилась, и лицо директора перекосило, как при зубной боли. Он не
сомневался, что эта трель относится непосредственно опять-таки к "Кабаре" и
к диким происшествиям этого вечера.
И он ничуть не ошибся.
Кабинет помешался во втором этаже и одной стеной с окном выходил в сад,
а другой - на площадь.
С искаженным лицом директор приподнялся и глянул в окно, выходящее на
площадь.
- Так я и знал! - испуганно и злобно шепнул Римский.
Прямо под собой, в ярком освещении площадных прожекторов, он увидел