"Михаил Булгаков. Необычайное происшествие, или Ревизор (Сценарий по Гоголю)" - читать интересную книгу автора

человека с хлебом-солью, чаркой и закуской.
Чиновники просительно кланялись и улыбались.
Хлестаков уже освоился со своим положением, робость исчезла, и
появилась начальственная осанка. Не успел он взяться за чарку, как из
ближайшего класса рявкнули молодые глотки:
- Здравия желаем, ваше высокоблагородие. А из других классов неслось:
- Всем довольны...
НДП. Богоугодное заведение.
И тот же коридор, и та же свита, только чарку подносили люди в белых
больничных халатах.
Иван Александрович принимал чарку так, как Наполеон принимал ключи от
побежденных им городов.
А голоса, истерзанные болезнями и всякими недугами, вопили из разных
палат:
- Здравия желаем...
- Всем довольны...
НДП. Молва о Хлестакове магом разнеслась во все концы глухого уезда и
достигла ревизора из Петербурга, едущего инкогнито.
Ревизор-инкогнито, одетый в партикулярное платье, сидел в бричке,
словно пораженный громом. А за его спиной заливались удалявшиеся бубенцы,
они уносили молву о Хлестакове дальше. Ревизор-инкогнито очнулся, соскочил с
брички, заметался по дороге. Гаркнул на жандарма. Жандарм, сопровождавший
его, бросился к футляру, достал оттуда фуражку с большой кокардой.
Ревизор надел ее, сразу преобразился в грозное расейское начальство,
прыгнул в бричку, съездил кулаком по шее ямщика, лошади рванулись, и тройка
понеслась.
После бутылки, толстобрюшки и губернской мадеры Иван Александрович
Хлестаков, сопровождаемый чиновниками, нетвердой походкой входил в гостиную
Сквозник-Дмухановского.
- Завтрак был очень хорош. Я люблю поесть. Ведь на то и живешь, чтобы
срывать цветы удовольствия.
В это время торжественно распахнулись двери, и во всем своем
великолепии предстали Анна Андреевна и Марья Антоновна, умышленно
остановившись в дверях, как и раме, в которой все замысловатости туалета и
сами они выглядят значительно эффектнее.
Иван Александрович, увидя дам, сразу преобразился и эдаким петушком,
быстренько на цыпочках подлетел к ним и застыл в умилении. Городничий за
спиной Хлестакова коротко рекомендовал:
- Жена и дочь.
И в противовес грубоватому голосу городничего, голос Ивана
Александровича был самым приятным. Под сильным хмельком он отвесил Анне
Андреевне такой поклон, что даже благородный какой-нибудь испанский гидальго
просто позавидовал бы такому изяществу и тонкости обращения.
- Как я счастлив, сударыня...
Анна Андреевна как-то сразу поддалась чувству изящного со стороны
ревизора.
- Нам еще более приятно видеть такую особу...
- Помилуйте, сударыня...
Анна Андреевна, как королева, оперлась на протянутую руку Хлестакова, и
Иван Александрович галантно проводил ее к дивану мимо стоящей шеренги