"Сергей Буркатовский. Вчера будет война " - читать интересную книгу автора

- Образование?
- Среднее.
- Уточните.
- Средняя школа номер четыре, поселок Бор Назаровского района.
- Срок обучения?
- С 1982-го по 1992 год.
Главврач и еще какой-то профессор в стороне на кушетке тоже реагировали
как-то неадекватно. Не шушукались и смотрели на Андрея... странно. Не как на
пациента, а как на бомбу с часовым механизмом, тикающую и вот-вот готовую
разнести всю их вселенную.
Следующие два часа Андрей замаялся вспоминать адреса, года рождения,
приметы и девичьи фамилии всех своих родственников, независимо от пола,
знакомых друзей и друзей знакомых. Девушка... Хм... Ну пусть барышня с
заметным уже животиком на приставном стульчике невозмутимо чиркала
карандашиком по бумаге.
Что характерно, ни о часах, ни о "белогвардейском" паспорте, ни о
горячечном бреде первых допросов следователь не спрашивал.
Наконец, когда сил у Андрея уже не оставалось даже на то, чтобы сидеть
прямо, следователь вздохнул и по-прежнему негромко сказал:
- Ну что ж, спасибо, Андрей Юрьевич. Можете идти.
Санитара не было, и Андрей, с трудом поднявшись, САМ пошел к двери.
Главврач вскочил (!), бросился следом, обогнал и что-то тихо прошептал
сидевшему за дверью санитару Михалычу. Тот, нимало не переменившись в
обманчиво-овечьем лице (знали бы тут "Орбит" - жевал бы не переставая),
крепко, но без обычного садизма подхватил Андрея под локоть и провел не в
его обычную палату, а в соседнюю, маленькую.
За время допроса оттуда утащили все койки, кроме одной, оставшуюся
застелили таким белоснежным бельем, какого Андрей и в лучшие-то времена не
видел на свете. На притащенном из каптерки кастелянши столе стоял чайник,
картонное блюдечко с желтым кусковым сахаром и картонный же поднос с
баранками и сероватой, но восхитительно мясной по запаху колбасой. Даже
неистребимый запах мочи стыдливо прятался за каким-то лавандовым ароматом.
Дверь тем не менее защелкнули с той стороны. Через минуту за ней что-то
бухнуло, и Андрей скорее чутьем, чем логикой, опознал винтовочный приклад.
Стало понятно, что за него взялись всерьез. И это было хорошо. Шанс
подохнуть у него был все эти два кошмарных месяца. Но теперь появился и иной
шанс. Шанс, о котором мечтал каждый нормальный пацан послевоенных лет,
читавший - у Симонова ли, у Бондарева или еще у кого - о горящих на
аэродромах самолетах, о рвущихся к Москве и Волге панцерах, о двадцати или
уже двадцати семи миллионах погибших - шанс назвать ДАТУ.
И быть услышанным.

* * *


"Эх, была бы я добрая и справедливая, как Лаврентий Палыч... А может
быть - и как Иосиф Виссарионыч..."

Ст. о/у Гоблин, пародия, которая никогда не будет создана