"Юлий Буркин. Королева в изгнании" - читать интересную книгу автора

Атос еле заметно покачал головой.
- Ну, потом будете это делать сами, - и доктор осторожно провел
тампоном по потрескавшимся лиловым губам Атоса. Тот закрыл глаза, сглотнул
и скривился от боли.
- Еще, - прошептал он, не открывая глаз.
Врач повторил процедуру, Атос поморщился - то ли от боли, то ли от
удовольствия. Потом открыл глаза и уже более осмысленно взглянул на
окружающее. Однако взгляд его без интереса скользнул по лицам доктора и
следователя, поднялся вверх...
- Маша, - через силу улыбнулся он. - Маша...
Она чуть было не закричала в ответ. Ты видишь меня, видишь!.. Но нет,
он смотрит не в глаза, не в лицо, он смотрит... Проклятье! Как она могла
забыть снять новые часики! Атос их раньше не видел, и теперь они висят
прямо над его головой...
А он вновь прикрыл веки, застонал и затих.
Зыков настороженно смотрел то на него, то на Машу.
- Все, все, все, - засуетился врач. - Он впал в бессознательное
состояние. Все-таки еще рано, он слишком слаб. Давайте перенесем встречу
на завтра?
Зыков кивнул, поднялся и глазами сделал знак Маше: "Идем".
Она, не отрывая ладонь от губ, отрицательно замотала головой и
свободной рукой еще крепче вцепилась в металлическую спинку кровати.
Зыков взял ее за локоть и настойчиво потянул к себе. Несколько секунд
она сопротивлялась, затем разомкнула пальцы и, как механическая кукла
двинулась за ним к двери.
Они были уже на пороге, когда Атос вновь застонал. Маша замерла, но
Зыков просто вытолкнул ее в коридор и прикрыл дверь. Доктор остался в
палате.
- Ну что он?! Как?! - Налетела на них Алка.
- Жив, жив, - успокаивающе хмыкнул Зыков. - Дуракам везет. Поехали-ка
ко мне. Поговорим. И вы, - кивнул он Алке, - то же.
...С Алкой следователь говорил недолго, к тому же она спешила на
занятия. Следующей Зыков вызвал в кабинет Машу.
- Присаживайтесь.
Маша села. И вдруг остро почувствовала страх и жалость к себе. Как
будто вся жизнь ее будет теперь состоять из таких вот пыльных милицейских
комнат и пропахших лекарствами палат, нестерпимого чувства вины и утраты.
Это длилось мгновение, но не ушло совсем, а вечным пониманием спряталось
где-то в глубине ее сознания.
- Ну-с, милая, - произнес Зыков и вальяжно откинулся на спинку стула.
- А вот теперь-то мы поговорим серьезно.
Все в нем изменилось - поза, выражение лица, интонации. Все дышало
самоуверенностью и самодовольством.
- Я по-моему все написала, - ответила Маша, специально чуть
нагловато, чтобы сбить накатившую на следователя спесь.
- Не-ет, Мария Викторовна, нет, милая, - Зыков принялся раскачиваться
на стуле, - вовсе даже не все. Это - так... - он двумя пальцами поднял со
стола исписанный ею на прошлом допросе листок, - фрагменты... - И листок,
отпущенный им, спланировал на пол. - А меня интересует все. Вся история.
Вся, понимаете? До мельчайших подробностей.