"Юрий Бурносов. Лифт " - читать интересную книгу автора

четыре: в трех - скелеты, одна - пустая. Та, возле которой мы сидели, была
странная - без двери, большая, деревянная, с дорогим ковровым покрытием и
зеркалами внутри. Кажется, такие лифты ставили в европейских отелях, они
двигались без остановок и назывались "патерностер" - то ли потому, что все
боялись в них ездить и молились, то ли по какой другой причине. Читал
где-то, да. В "патерностере" сидел очень старый, рассыпавшийся скелет в
одежде католического священника. Я полистал молитвенник (латынь!) и бросил
его в песок.
Ильницкий за время пути выстроил хитрую теорию о том, что пустыня
вокруг нас - своего рода чистилище, вернее сказать, его подраздел. Есть
чистилища для тех, кто гибнет в автокатастрофах, в самолетах, кто тонет, а у
нас - для пассажиров лифтов. Он, кажется, окончательно уверился, что наш
лифт то ли оторвался, то ли сгорел и все в нем погибли. Мы снова пробовали
звонить и снова никуда не дозвонились, ни на городские, ни на мобильные
номера. И все же телефон я пока не выбросил. Почему - не знаю.
- Пацан наш кончается, нах,- повторил Ильницкий.
Он высох, почернел; наверное, и я выглядел примерно так же, а то и
хуже, потому что он был мужик, что и говорить, покрепче, пожилистей. Я же о
спорте только писал, а занимался им разве что на компьютере, когда играл в
ФИФА и футбольные менеджеры.
- Что предлагаешь? - спросил я.
- А что тут предлагать? Ты сиди, а я отойду.
Он поднялся и, тяжело скрипя песком, обошел кабину.
- Я закрыл уши ладонями, полежал так немного, потом открыл. И услышал
бульканье.
У Ильницкого, оказывается, был с собой нож. Большой старый складной нож
с желтыми пластмассовыми накладками, на которых было выдавлено "Тында",
"ст.Лена", "БАМ", изображены шишки и железнодорожное полотно, убегающее
вдаль.
Сейчас нож лежал на песке, рядом сидел на корточках Ильницкий и зажимал
ладонями рану на шее пацана.
- Давай, - сказал он добродушно, приветливо, словно заботливый хозяин.
И я сразу понял, что делать.
Я никогда не думал, что горячая, соленая кровь может так утолять жажду.
Я пил и пил, глотал густую жидкость, удивляясь, сколько же в меня может
влезть, пока не оттолкнул Ильницкий.
- Хорош, нах, - сказал он. - Мне оставь.
К утру мы прошли, наверное, столько, сколько за пару дней до того.
Слева приметили еще одну кабину, но с молчаливого согласия не пошли в ту
сторону - все равно почти ничего полезного до сих пор не находили. Я
зачем-то забрал с собой наган пацана, и он теперь тяжело бил меня по ноге.
По спине ерзал узел с мясом, которое решено было с восходом нарезать
полосками и завялить. Пить снова было нечего, но после мучительной жажды,
которую я так долго испытывал и наконец утолил, пить пока что и не хотелось.
Местность малозаметно, но менялась. Появились кустики - не чета
давешним, уже примелькавшимся: высотою примерно по пояс, покрытые длинными
сизыми колючками. Несколько раз вдалеке пробегали какие-то зверьки, может
быть ящерицы, поднимая за собой шлейф песчаной пыли. О том, чтобы поймать
их, не стоило и думать - слишком уж быстро двигались, да и с пищей у нас
пока проблем не было.