"Юрий Бурносов. Лифт " - читать интересную книгу автора

"белый шум". Иногда что-то потрескивало, один раз громко запищало... Раввин
возился с бутылкой.
- Произведено почти четыре года назад, - заметил он вдруг.
- И что из этого следует? - ехидно поинтересовался Ильницкий.
- Просто констатирую.
Тут Ильницкий удивил меня. Потянувшись, он сказал, ни к кому конкретно
не обращаясь:
- Я тут роман в журнале читал. Летел народ в самолете и прилетел
невесть куда. А вот чем кончилось, не помню... Хреново как-то кончилось,
по-моему. Там писатель-то французский сочинил, если бы наш, тогда бы
спаслись, нах.
- Это вы к чему?! - подозрительно спросил пацан.
- Это я к тому, что неспроста такое придумано. Народ, наверное, давно
думал, что будет, если попадешь в какое-то странное и непонятное ни хрена
место. Книжки писал.
И тут снова зазвонил мобильник.
- Да, Нохим, это я. Нет, не приду. Сегодня точно не приду. И кто бы мне
сказал, приду ли я завтра... - сказал раввин в трубку, не услышал ответа,
потряс мобильник, постучал трубкой о стенку кабинки и, осознав, что связь
прервалась, дал отбой, после чего устроился в углу кабинки, закрыл глаза и
стал сосредоточенно молиться.
Ильницкий поглядел на него внимательно и зло, отвел взгляд.
- Я вспотел от страха. Мы никуда не можем дозвониться, а вот до нас
дозванивается кто ни лень. И после звонка... Я внимательно осмотрел раввина:
дышит - грудь вздымается, молится - губы шевелятся. Уф, жив.
- Однако не выключить ли мне мобильник - от греха подальше?
- Решено. Выключаю.
В этот миг я бросил взгляд на тетку Марину и увидел, что она показывает
мне язык. Сморгнул, пригляделся, нет, померещилось: она лежит без движения
уже пару часов, или сколько там прошло времени. Хотелось бы думать, что она
в обморок откинулась. Но Ильницкий говорит, что она - жмур, а проверять, так
ли это, меня не тянет совершенно.
На мгновение мне вдруг представилось, что я тоже умер, что солнце и
песок выпили из меня всю жидкость и я лежу теперь, словно мумии в том,
втором лифте... И потом кто-нибудь придет, точно так же, как мы с
татуированным Славой, и будет трогать нас, обыскивать, а я буду лежать и все
чувствовать, не в силах пошевельнуться...
В голове замутилось, я прикрыл глаза, а когда открыл их - было темно,
достаточно прохладно, а над головой чернело усыпанное разнокалиберными
звездами небо. Вечер. Или ночь...
- Проснулся? - спросил кто-то, услыхав, наверное, как я заворочался.
Это был Ильницкий. Он подал мне бутылку с водой, которой уже заметно
поубавилось.
- Хлебни спросонья...
- Спасибо, - сказал я, возвращая сосуд. - Что нового?
- Нового? Да вот щас пивка холодненького возьмем, и на футбол.
- Нехорошо шутите, - мертвенным голосом заметил раввин.
- А связи так и нет? - спросил я.
- Нет. Никуда не дозвониться. Да и нам никто больше не звонит, - со
злобой сказал Ильницкий. - И радио... Парень крутил-вертел, только шорох