"Андрей Михайлович Буровский. Тайга слезам не верит ("Сибирская жуть" #5)" - читать интересную книгу автора

- Я же рассказывала, что было в той пап... - Ира вовремя поймала себя
за язык.
Читтанья-видал кинул на Павла весьма неприязненный взгляд.
- Узнаю... узнаю голос одного пошлого материалиста... Ходют тут,
болтаются тут всякие... Ничего не смыслящие в медитациях.
- И в мастурбациях, - подсказал Павел.
- И в мастурбациях, - подтвердил Читтанья-видал без малейшего чувства
юмора. - А такой шар я тебе покажу... Показать?
- Покажите.
- Тогда так... Мы с Иришей сейчас отвар сварим. Призовем Асмагошу,
помолимся Тунзухе, и вперед. - Читтанья-видал выдвинул один ящичек шкафа,
второй. Запахло остро и пронзительно, перебивая запах пыли. - А ты пока что
погуляй, с полчасика. Мы тут сами управимся.
Нельзя сказать, что Павлу так уж хотелось оставлять Ирину тут одну, в
компании странного дяденьки, но тут, как видно, свои нравы... И сама Ирка
скорчила рожу, махнула ему в сторону двери:
- Ну ладно...
Павел снова оказался в полутемном, невероятно захламленном коридоре. С
одной стороны - там вроде бы располагалась кухня, несло какой-то странной
химией, слышались шипение, приглушенные голоса, какие-то мелодичные
позвякивания.
Газовая плита в этой кухне стояла несколько странно - прямо посреди
комнаты. Окно тоже было занавешано, но горел свет, и было видно - на полотне
то ли выткан, то ли нарисован страхолюдный то ли череп, то ли голова
разлагающегося трупа. Но притом живая, с горящими ненавистью багрово-синими
глазами, с языком ящерицы, рвущимся изо рта-клюва.
Тут тоже стояли этажерки с непонятными предметами, банки с веществами,
пробирки, колбы и кастрюли.
Один - длинный, невероятно тощий, с лицом морщинистым и темным, как
печеное яблоко - сливал какие-то две жидкости. В банке ворчало, булькало,
плюхало об стенки, словно состав был живой. Второй дядька, с неприятным
лицом нездорово-белого цвета, весь в вулканических прыщах, отбирал что-то из
банок и коробок, скидывал в большущую медную ступку с какими-то значками или
иероглифами на боку.
- Подержи-ка...
Дядька сунул ступку Павлу, и он с уважением принял ее в руки - такую
тяжелую, старинную... Так и почитал бы Паша старинную вещь и ее владельцев,
этих двух колдунов, да вот неуемный семейный дух подвел все-таки Павла. Ну
не мог он не осмотреть ступки внимательней! А как осмотрел, тут же нашел на
донышке: прямоугольное углубление и надпись "Made in Hong Kong".
Дядька скинул в ступку еще несколько корешков, сильно изогнутых,
бледных, словно бы тянущих к небу свои изломанные веточки. Павел начал мять
тяжелым пестиком скрипучие корешки; в красноватом полусвете Павлу
показалось, что корешки шевелятся, двигают отростками. Что за наважденье,
право слово! Павел растирал корешки в серо-рыжую труху, смешивал их с ломким
прахом красно-рыжих, черноватых, синих стеблей высушенных трав, с
серовато-желтыми, тоже сушеными листиками. Пахло неприятно и остро, начала
кружиться голова - то ли от запаха, то ли от нехватки кислорода. Дотерев,
Павел проигнорировал недоуменное:
- Куда же ты?!