"Андрей Михайлович Буровский. Тайга слезам не верит ("Сибирская жуть" #5)" - читать интересную книгу автора

года.

Аналитическая записка была датирована 5 марта 1953 года, но судя по
всему, никогда не была отправлена по назначению - никаких следов работы с
документом, никаких канцелярских отметок. Или это только черновик? Тогда был
ли "чистый" экземпляр? И был ли послан?


- Мама, это же дата смерти Сталина?
- Да, детка... Может, потому дедушка и не послал этой записки.
- Мама, получается, что есть этот шар... Или был?
- Получается, что непонятно... Видишь, твой дед честно пишет - мол, не
знаю. Чтобы узнать, надо в пещеру лезть. У тебя есть желание лезть в эту
пещеру, Ира? - и мама полуулыбнулась, встопорщила челку дочери.
Вывод напрашивался сам собой: ясное дело, ну кому же хочется лезть в
пещеру... В пещеру приходится лезть, но кому? Тем, кого положение обязывает,
кто хочешь не хочешь, а лезь.
А Ирка, сияя глазами, изо всех сил кивнула головой.
- Что, полезешь?!
- С удовольствием полезу, мамочка! Только тут спелеологов надо...
- Ну, посмотрим...
Тут первый раз екнуло сердце у Ирки, - уж с очень откровенным значением
произнесла это мама. И слишком ясно читалось за этим значением
категорическое нежелание пускать Ирку в эту самую пещеру.
А мать уже сидела за столом:
- Ну вот... А теперь давай запишем, где надо копать железный ящик.
И второй раз за этот разговор что-то стукнуло в сердце у Ирины.
- От Малой Речки - тридцать километров вверх.
- Та-ак! - записывала мама.
- Там скала красного камня, а у подножия бьет ключ... От ключа надо
отсчитать тридцать саженей на северо-восток. Ну... и все.
- А ты уверена, что к северо-востоку? Точно? Мне кажется, к
северо-западу?
Мама не подняла глаз, сидела с напряженной согнутой спиной; голос ее
звучал небрежно. Слишком небрежно.
Почему-то неприятна стала Ирине мама, ее напряженное внимание, ее
стремление непременно узнать все, что доверено было Ире. И впервые маленькая
наивная Ирочка, совсем не знавшая истории, подумала, что ведь кровь деда не
исчезла, не растворилась с его смертью. Она - в маме.
Но в конце концов, та же кровь текла и в Ирине, - та же отравленная
кровь стукачей и убийц. И, честно округлив глаза, Ирина повторяет с милым
видом:
- Нет, мама, к северо-востоку! - И добавляет: - Мама, когда ты думаешь,
туда мы когда поедем? Тянуть нельзя, начнется осень.
Мама не спеша сложила бумаги... Мотивированно, не случайно сложила их
(чтоб в одном месте, чтоб надежно) в свой дипломат. Но характерно все-таки,
что в свой.
- Ну... Я думаю, надо посоветоваться с папой. Надо справить девять дней
по дедушке, тогда и трогаться. И уж конечно, это дело взрослых.
Мама взглянула на Ирку и тут же отвела в сторону взгляд, потому что