"Уильям Берроуз. Города Красной Ночи" - читать интересную книгу автора

дыша и кашляя. Пальто было изодрано в клочья, из дыр сочилась кровь. Он
полез в карман - и поглядел на свою пустую ладонь. Опиум пропал. От левого
бедра через ягодицу тянулся неглубокий шрам. Им не удалось спасти ничего,
кроме короткого мачете, который Али носил в ножнах на поясе, и охотничьего
ножа Фарнсворта.
Фарнсворт нарисовал на песке карту, чтобы прикинуть, где они
находятся. Он вычислил, что до одного из больших притоков около сорока
миль. Добравшись туда, они могли бы соорудить плот и дрейфовать вниз по
течению к Гхадису, а там, конечно... в мозгу прозвучали слова отца Дюпре:
"Прикиньте самое долгое время в пути и помножьте на два..."
Стемнело, и им пришлось заночевать там, несмотря на то, что они теряли
драгоценное время. Он знал, что через семьдесят два часа на открытом
воздухе он будет неспособен двигаться из-за отсутствия опиума. На заре они
двинулись в путь, направляясь к северу. Продвижение было медленным; на
каждом шагу приходилось вырубать подлесок. На пути встречались болота,
бурные потоки, а время от времени - массивные завалы, заставлявшие их
совершать обход. Непривычное напряжение сил выбило следы опиума из его
организма, и к ночи его уже лихорадило и трясло.
К утру он уже едва мог ходить, но все же протащился еще несколько
миль. На следующий день его скрутили желудочные спазмы, и пройти не удалось
и мили. На третий день он уже не мог двигаться. Али массировал его ноги,
сведенные судорогой, и носил ему воду и фрукты. Он пролежал так, недвижим,
четыре дня и четыре ночи.
Иногда он впадал в забытье и просыпался, визжа от кошмаров. В кошмарах
на него часто нападали многоножки и скорпионы странных форм и размеров,
которые двигались с огромной скоростью и внезапно бросались на него. Другой
частый кошмар происходил на базаре в каком-то ближневосточном городе.
Вначале место казалось ему незнакомым, но с каждым шагом становилось все
более и более узнаваемым, словно вставали на свои места все части какой-то
отвратительной мозаики: пустые прилавки, запах голода и смерти, зеленое
зарево и странное дымное солнце, адская ненависть, горящая в глазах, что
поворачивались ему вслед, когда он проходил мимо. Вот все они указывают на
него, выкрикивая одно слово, которого он не может понять.
На восьмой день он снова научился ходить. Его все еще мучили колики и
понос, но судороги в ногах почти прошли. На десятый день он почувствовал
себя определенно лучше и увереннее, даже смог съесть рыбу. На четырнадцатый
день они вышли на песчаный берег чистой реки. Это был не тот приток,
который они искали, но, конечно, к нему можно было выйти по берегу. У Али
сохранился кусок карболового мыла в жестяной коробке, и, скинув свою драную
одежду, они бросились в прохладную воду. Фарнсворт смывал с себя грязь, пот
и запах болезни. Али мылил ему спину, и Фарнсворт ощутил внезапный прилив
крови к промежности. Пытаясь скрыть эрекцию, он бросился на берег спиной к
Али, который последовал за ним, смеясь и плеща водой, чтобы смыть мыло.
Фарнсворт лег ничком на свои брюки и рубашку и провалился в
бессловесный вакуум, чувствуя на спине солнце и легкую боль заживающего
шрама. Он видел, что Али сидит над ним голый, руки Али массируют его спину,
продвигаются вниз к ягодицам. Что-то поднималось к поверхности тела
Фарнсворта из отдаленных глубин памяти, и он увидел, словно на экране,
странный случай из своей юности. Дело было в Британском Музее, шел
пятнадцатый год его жизни, он стоял перед стеклянным ящиком. Один во всем