"Уильям Берроуз. Пространство мертвых дорог ("Города ночи" #2)" - читать интересную книгу автора

исчезла. Он легко может ходить, опираясь на вырезанную им и обработанную
наждачной бумагой тяжелую трость из дерева гикори. Он принимает дозу
экстракта гашиша вместо опийной настойки и пишет...

Я учусь вырабатывать независимость револьвера, руки и глаза друг от
друга, так чтобы они действовали каждый сам по себе и чтобы привычка
целиться и стрелять превратилась в условный рефлекс. Я должен научиться
действовать независимо правой и левой рукой, как парочка сиамских близнецов.
Я представляю себе, будто сижу голый на стуле, обтянутом розовым атласом.
Если посмотреть на меня слева, то моя прическа выдержана в духе XVIII
столетия, волосы уложены в пучок на затылке.
Я сижу с вставшим членом. На мне нет ничего, кроме розовых шелковых
чулок до колена и розовых бальных туфель, я целюсь в скукожившегося от
страха Инквизитора двуствольным кремневым мушкетом, который держу в левой
руке. Кремень исполнен в виде наконечника стрелы; эту изысканную игрушку
сработал один швейцарский часовщик: после каждого выстрела начинает играть
скрытая внутри мушкета музыкальная шкатулка. Пули смазаны серой, амброй и
мускусом.
"В сочетании с запахом черного пороха, падре, аромат просто
изысканный".
Если же посмотреть на меня справа, то на мне - высокие сапоги, и я
целюсь в шерифа - охотника на черномазых - из русского револьвера 44-го
калибра. От того что я расщеплен на две половины, я возбуждаюсь еще больше,
как это бывает в щекочущих воображение эротических снах, похожих на сны о
сборах в дорогу, когда понимаешь, что твой чемодан уже до отказа набит
нужными тебе вещами, а в выдвинутом ящике перед тобой еще куча всего, что
нужно взять с собой, в то время как в порту уже гудит к отплытию твой
пароход... Пуля 50-го калибра крушит поповский череп. Музыкальная шкатулка
исполняет менуэт, после того как я попадаю шерифу прямо в адамово яблоко. Я
называю это "нашпиговать как индюшку".

Ким переходит через старое железнодорожное полотно. К ржавым и заросшим
сорняками рельсам надо подниматься по склону насыпи. Он расставляет вдоль
насыпи свои мишени. Он ощущает оружие словно продолжение собственной руки.
Он знает, чем занята каждая клеточка его тела. Он крутится на месте и
подпрыгивает, стреляя из самых невероятных позиций. Он принимает
непристойные позы, пританцовывает с. оттопыренной задницей, словно уличный
мальчишка. Он бесстыдно вихляет тазом, пронзая шерифу сердце, а затем шутки
ради быстренько стреляет ему еще и в голову, которая тут же взрывается,
раскидывая во все стороны красные ошметки, потому что ее изображает банка
консервированных томатов. Ким потирает у себя в паху, созерцая мертвого
блюстителя закона.
"Ты уже труп, от тебя воняет".
Он поворачивается, чтобы уйти, и делает "вульгарный жест, принятый
среди проституток, состоящий в поднятии ноги и демонстрировании противнику
подошвы обуви в знак презрения".
Помощник шерифа - тип с жабьей мордой - бочком пятится в открытую
дверь. Ким спускает штаны, наклоняется и стреляет у себя между ног.
Вжжжикк... он попадает прямо в солнечное сплетение, снизу вверх.
Затем выпрямляется и видит обращенное к нему лицо, которое кажется ему