"Уильям Берроуз. Дневники Ли" - читать интересную книгу автора

осталась только рекламным агентом. Нет даже никого, кому бы я мог это
почитать, так что, когда я знаю, что получилось хорошо, я чувствую себя еще
более несчастным, потому что тогда чувство одиночества еще больнее.

Возможно ли это - написать роман, основанный на реальных фактах из
жизни Интерзоны или другого места?
Марв и Мохамед - эта "дружба", как говорит об этом Сэм:
- Как-то раз он принес мне мертвого воробья.
Скрипящий, продолжительный смех Марва, его костлявые, лишенные
изящества движения. Их нельзя назвать неуклюжими. Быстрый, но не суетящийся,
он двигается по траектории возбужденными рывками, никогда не переходящими в
размазанное изящество или наоборот - в настоящий тик.
А Мохамед - надутая глупая шлюха до мозга костей. Он ценится у арабов
из-за своей плотной толстой задницы. Толстая задница является у арабов очень
желанной. Как по-восточному, и, в тоже время, тупо - перегон верблюдов на
продажу.
Марв все время твердит: "Я не против, когда он встречается с арабом, ты
же понимаешь; но не дай Бог поймать мне его с другим американцем или
европейцем. Лучше ему не попадаться. В этом мире тебе нужно бороться за то,
чего ты хочешь."
Я размышляю о том, есть ли у Мохамеда какие-нибудь желания, которые бы
были по-настоящему его желаниями, исходящими изнутри, ищущими своего
исполнения? Но у них все по другому. Их возбуждает ситуация, а не фантазия.
Отчасти, это объясняется незамедлительной доступностью секса для арабов, что
американцу, привыкшего к разочарованиям, определенным отсрочкам, затратам,
хвастовству, понять непросто. Араб получает немедленное удовлетворение
потому, что он готов согласиться на гомосексуальный контакт.
Как об этом говорит Марв: "Утро, три часа. Встречаются Ахмед и Али,
один другого спрашивает: "Хочешь?" - это стандартная реплика. Все дело
занимает пять минут." Считается, что тот который делает предложение, должен
дать что-то другому. Несколько песет или сигарету. Что угодно. Вопрос
формальности. Так что, возможно, у араба нет образа, который бы он искал,
нет особенных желаний вообще. Женщина ли, мужчина - для него все секс. Как
еда. Как то, что ты делаешь каждый день.
Здесь я никого видеть особенно не хочу. Насколько далеко заходит
дружба, я не могу уехать из страны. Так что нескольких людей я все же видеть
хочу. КиКи - это десять минут ничего не значащих слов или секса, а большую
часть времени я вообще не способен из-за фамильных драгоценностей,
заложенных китайцу. Я должен либо спрыгнуть, либо уменьшить дозу. Цены
повышаются настолько, что я уже не в состоянии платить. С тех пор, как этому
хуеву немцу нужно было появиться и покончить здесь жизнь самоубийством,
каждый раз нужно покупать новый рецепт. Он что не мог сделать это где-нибудь
в другом месте? Или как-то по-другому? Весь день до восьми вечера прождал
две коробки.

Роман, состоящий из фактов такими, как я их вижу и чувствую. Откуда у
него может быть начало и конец? Просто он какое-то время продолжается, а
потом заканчивается, как арабская музыка.
Я слышу пение арабов, доносящееся из соседнего дома. Эта музыка плывет
и плывет, вверх и вниз. Почему она им не надоедает, а они не заткнуться? Она