"Время учеников. Выпуск 3 (Сборник)" - читать интересную книгу автора

ГЛАВА 8

Курилка располагалась неподалеку - налево от запасного выхода, рядом с раздевалкой и туалетами. Уже загодя в коридоре поднималась дымовая завеса и слышались сипловатые голоса. Андрей Т., ведомый поводырями, дошел до заветной двери, открыл ее и вошел. Сопровождающие остались стоять снаружи.

Сам Андрей не курил, но на курящих смотрел сквозь пальцы. Дым ему нисколько не досаждал, хотя и радости он от него не испытывал.

Сизая табачная дымка мешала оценить обстановку. Судя по количеству дыма и голосам, курильщиков было много. Но сколько Андрей ни вглядывался, кроме мутных, неясных контуров, разглядеть никого не мог.

– На Дону и в Замостье тлеют белые кости,- гнусавил кто-то в дыму вполголоса. Голос явно принадлежал не Генке, но на всякий случай Андрей Т. решил убедиться - мало ли что делает с человеком время. Он пошел на источник голоса, ладонями разгребая дым. Лучше бы он сюда не ходил. У белой кафельной стенки стоял мертвый одноногий солдат в полной красноармейской экипировке - в гимнастерке, буденовке, в галифе, с фанерной кобурой на ремне. Вместо отсутствующей ноги из штанины торчала желтая корявая деревяшка с зарубками и непристойными надписями на русском, украинском и польском. То, что солдат был мертвый, было ясно по распухшему языку и мозаике трупных пятен, украшавших его лицо и шею. Глаз у солдата не было; видимо, их выклевал ворон, судя по черным перьям, облепившим его одежду. Мертвый-то он был мертвый, но вел себя вовсе не как мертвец. Дымил как паровоз папиросой, хрипел про псов-атаманов, а когда опешивший Андрей Т. тихонечко хотел уйти в дым, выхватил из кобуры маузер и стал судорожно жать на курок. Маузер, слава Богу, не выстрелил, должно быть механизм заедало, и Андрей Т. благополучно ретировался.

Он медленно отходил задом, стараясь не издавать шума - чтобы боец не сориентировался на звук. Сделав шага четыре, Андрей Т. почувствовал вдруг спиной, что кто-то его поджидает сзади. Он обернулся резко, но из-за дыма ничего не увидел, лишь услышал слабенький хохоток. "Генка,- подумал он.Вот зараза, нашел время делать приятные неожиданности! Еще бы по плечу меня хлопнул, тут бы я точно отдал концы!"

– Ген! - сказал Андрей Т. шепотом.- Это ты? Выходи, хватит придуриваться.

Из облака табачного дыма снова вырвался хохоток, но теперь он звучал чуть дальше.

– Абрикос! - Андрею Т. стали надоедать эти идиотские прятки; он резко шагнул вперед, и вдруг из табачной мути высунулась большая челюсть, клацнула перед его носом и задергалась в идиотском хохоте. Андрей Т. узнал ее обладателя.И-извините.- Голос его дал трещину; он смотрел на вилоподобные руки, на железный дворницкий лом, на хлопья желтоватой слюны, вылетающие изо рта этого человека-молота.

– Гы-гы.- Хмырь с челюстью продолжал смеяться и, так же продолжая смеяться, спрятался за табачной завесой.

Андрей Т. вытер вспотевший лоб и направился наугад к выходу. Ноги его слушались плохо. Он сделал уже шагов двадцать, но курилка словно разрослась вширь; она все не хотела кончаться.

Впереди замаячило что-то темное; Андрей Т. подумал, что это долгожданная дверь, прибавил шагу, но из табачной копоти вылезли гороховое пальто, шелковый засаленный шарф и коптящая атмосферу трубка.

– Извините, молодой человек,- сказали пальто и трубка. Голос их звучал с хрипотцой и с легким прибалтийским акцентом.- Вы случайно не знаете, какое минеральное сырье из стран Южной Азии вывозится на мировой рынок?

Андрей Т. судорожно сглотнул и попятился в табачное облако. Голова шла кругом, в глазах прыгали какие-то пуговицы, некоторые были со свастикой, некоторые с красноармейской звездочкой. "Выход, выход, где выход?" - стучало в его мозгу. Он тыкался влево, вправо, но везде было прокуренное пространство, полное чудовищ и голосов.

Кто-то коснулся его плеча. Ожидая очередного оборотня, он втянул голову в плечи и собрался отпрыгнуть в сторону, но сзади его спросили:

– Здрасьте, Андрей Т.- это вы будете?

Голос принадлежал женщине, и Андрей Т. нехотя обернулся.

– Людмила.- К Андрею уже тянулась ссохшаяся наманикюренная рука.- Можно Люся.- В женщине он узнал халтурную эстрадную диву из компании, приехавшей в "мерседесе". Где-то тихо заворковала музыка, и гнусавый поддельный голос запел про неземную любовь.- Вы курите? - Женщина улыбнулась; Андрей вымученно мотнул головой, что означало "нет".- Какой же вы робкий мальчик. Вы всегда так обращаетесь с женщинами?

"С такими, как ты,- всегда",- хотел ответить Андрей Т. этой стерве, но тут из-за табачной стены высунулся еще один персонаж этого сумасшедшего действа. То ли он был цыган, то ли он был пират - судя по серьге в ухе, черным смоляным патлам и хищной золотозубой улыбке, не слезающей с его обугленного лица.

– Рыбонька моя златоперая, где ты? - сказал вновь появившийся персонаж.- Я тебя везде обыскался.- Тут он как бы случайно бросил взгляд на Андрея Т., вернее, сделал вид, что случайно.- Что я вижу! Измена! О, несчастная, на кого же ты меня променяла? На этого… этого… - Глаза его налились кровью. Пиратская серьга в ухе горела, как лунный серп. Он вытащил из-за пояса нож.- Я зарежу вас обоих. Сначала его, а потом тебя. Ты этого заслужила, коварная.- Грянула музыка из "Кармен". Золотозубый герой-любовник бойко изображал сцену ревности.

– Отставить.- Рядом кто-то закашлялся, выдавливая сквозь кашель слова.- Тоже мне, нашли место - в курилке! Вы бы еще на сцене базар устроили.

– Пардон, мадам! - Чернявый завилял задом и отвесил полупоклон. Нож был убран за пояс. Музыка замолчала.

– А вас, Андрюша, и не узнать. Да, время! Сколько лет-то прошло? Пятнадцать? Двадцать? Волосы вон уже седые. Жена, небось, детки, внуки скоро пойдут, зарплату на работе не платят. Что, жизнь не балует?

Андрей Т. смотрел на двугорбое существо в сером штопаном балахоне и не знал, отвечать ему или плюнуть, не долго думая, в отливающий огнем катафот на месте ее правого глаза.

Но старухе были, похоже, и не нужны подробности его личной жизни. Она подергала свой ястребиный клюв, вздохнула и продолжала дальше:

– Жизнь нынче - штука сложная, никого не балует.- Она перешла на "ты".- Это тебе не со шпагой по коридорам бегать. Не забыл, поди, ту историю? Как за дружбу-то на шпажонке дрался? Не забыл, вижу, что не забыл,- желваки-то так ходуном и ходят! И, наверно, до сих пор думаешь, какие мы все мерзавцы, какие мы все плохие, как бы нас всех того…- Она чикнула средним и указательным пальцами возле зобастой шеи и хрипло расхохоталась.- Узкий у вас, у людей, кругозор. И понятия у вас такие же узкие. Вы - хорошие, мы - плохие. У вас - помощники, у нас - прихвостни. У вас - лица, у нас морды и хари. О великий и могучий язык, в котором все можно поставить с ног на голову! - Она воздела к задымленному потолку свои подшипник и катафот, потом вернула глаза на землю и посмотрела на Андрея Т. с упреком.- А мы не такие. Мы - не враги. Мы тебя специально тогда проверяли. "К другу на помощь…" и все такое. Это же была проверка на дружбу. Трус ты или не трус. А ты не понял - гады, мол, и делают только гадости. И до сих пор не хочешь понять.

Андрей Т. наконец решился вставить слово в ее затянувшийся монолог:

– Значит, это вы меня сюда заманили? И Генка тут ни при чем? Зачем? Ответьте мне ради Бога - зачем я вам нужен? И записка эта дурацкая - для чего?!

– Погоди, не перебивай. Я еще не договорила про дружбу.За растопыренными зубами старухи жадно шевелился язык. Жил он сам по себе, независимо от разговора хозяйки; раздвоенный на равные дольки, он скользил меж ее зубов, выискивая остатки пищи. Иногда язык замирал, поднимался как голова змеи, словно бы о чем-то задумывался. И тогда Андрею Т. представлялось, что у старухи во рту змея, и стоит только ей приказать, как змея выпрыгнет стрелой изо рта и пронзит его ядовитым жалом.- Вот ты думаешь, только у тебя дружба. И этот твой драгоценный Геннадий М., из-за которого ты здесь, собственно, и находишься, лишь узнает, что его дружок в Заповеднике, вмиг примчится сюда на белом коне, как какой-нибудь Георгий Победоносец. А теперь послушай меня, старую и мудрую женщину. Не примчится к тебе твой Геннадий. И тогда не примчался бы, двадцать лет назад, и сейчас, тем более, не примчится. Потому - вы с ним люди разные. Это ты прошел испытание, а он его не прошел. Вот в чем между вами разница. Ты не трус, а дружок твой - трус.

– Вранье! Все вранье! Вы его не знаете.

– Это мы-то его не знаем? - Старуха, а вслед за ней и столпившиеся вокруг уроды громко и противно расхохотались.

– Но уж давно известны нам любовь друзей и дружба дам,процитировал недавний ревнивец.

– Мы твоего Геннадия М. знаем как облупленного,- сказала старуха.- Он… - Она помедлила, лениво покачивая горбами.Про него успеется, сначала надо разобраться с тобой.- Она окинула взглядом собравшуюся вокруг компанию. Здесь были все, кого увидел Андрей Т. на площадке перед зданием Заповедника, когда смотрел из окна. И человек-блин, и недобитый фашист, и хмырь с челюстью, и человек-вешалка, и эстрадная халтурщица, и еще много других, которых, если описывать, то не хватит никаких слов. Двугорбая старуха, похоже, была тут главной. Окинув взглядом всю свору, она выбрала из всех одного и поманила его к себе. Выбранный был невысок ростом, лицо имел сплющенное и острое, похожее на лезвие топора, носил клинообразную бородку а 1а Калинин и весь был оплетен паутиной с налипшими на нее дохлыми мухами. Одна нога его была повернута пяткой вперед, другая была нормальная. Он подошел к старухе и почтительно перед ней осклабился.- Скажи-ка мне, Дрободан Дронович, кто есть для тебя он? - Старуха показала атому нелепому существу на Андрея Т.

Существо потупилось и сказало:

– Папа.

– Вот видишь! - Старуха бросила на Андрея Т. победный взгляд и велела клинобородому Дрободану вернуться в строй.Ты ж наш папочка, мы все из твоего сна вышли. Яблочки, как говорится, от яблоньки. А ты нас хочешь, как Иван Грозный своего сына… - Она покачала головой.- Нехорошо, папаша, нехорошо. Хромает у тебя педагогика.

– Послушайте… - Андрей Т. замешкался. Он не знал, как ему эту двугорбую уродину называть.- Нечего мне тут в родственники навязываться. Где Геннадий? Куда вы его от меня прячете?

– Это он нас ото всех прячет. Хорошо, есть на свете добрые люди. Не дают нам тут с голоду помереть, выпускают на волю. А то бы как эти,- она кивнула куда-то в сторону,- вся эта местная шелупонь, все эти окосевшие Соловьи-Разбойники да оголодавшие старики Хоттабычи. Ты пойми, мы не они. Мы не сказочные, мы - настоящие. А всех нас, как какого-нибудь Мойдодыра, сюда, в этот ящик, в этот дохлый НИИЧАВО, в Заповедник, чтоб ему ни дна ни покрышки. Мы же можем приносить людям добро, много добра, и добра настоящего, не сопливого, как у Золушки и ее тетки, а реального, твердого, как американский доллар. А нас тут пытаются удержать. И между прочим все этот твой ненаглядный Гена.

– Стоп,- сказал Андрей Т.- Думаете, я что-нибудь понял? Какой Мойдодыр? Какое такое НИИЧАВО? То самое? Кто вас пытается удержать, раз вы свободно на "мерседесах" ездите?..

– У папочки проявляются первые проблески разума.- Пока Андрей Т. спрашивал, старуха отвечала на каждый его вопрос довольным кивком.- Правильно, эмоции надо гасить и уступать дорогу рассудку.

– И Гена! Гена-то тут причем? - Андрей Т. все не хотел успокаиваться.

– Тише! - Старуха остановила его рукой.- Твой Гена и есть причина всех наших бед. Неужели ты до сих пор не понял? Гена, Геннадий М,- директор этого Заповедника. Он здесь полновластный хозяин. Ну, конечно, не полновластный, за всем ведь не уследишь, верно? - Последняя фраза относилась к окружающей ее толпе монстров. Те в ответ захрюкали, захихикали и стали наперебой подмаргивать своей уродливой командирше. Когда они отморгались, она продолжила образовательный курс.Сейчас твой Гена в Москве. А завтра он будет здесь. И вся наша вольная жизнь кончится. Потому как переводят наш Заповедник на строгий подцензурный режим, и ходу отсюда нам уже никуда не будет. Так что, папочка, догуливаем последние денечки…

Андрей Т. почесал в затылке. "Вот оно что, оказывается. Абрикос у них здесь директор. Интересное получается приключение". Но что-то в ее рассуждениях было не так. Как-то у двугорбой старухи не сходились концы с концами.

– До завтра еще времени много. Вы же можете отсюда уехать.- Он задумался и добавил: - Или не можете?

– Можем, папочка, мы многое чего можем в отличие от тебя. Мы - народ памятливый и два раза на одни и те же грабли не наступаем. Но тебе, папочка, придется остаться здесь. Будешь ты, папочка, чем-то вроде залога. Сегодня в полночь мы тебя зафиксируем, а утром, когда приедет дорогой господин директор, увидит он вместо своего бывшего друга героя одноименной оперы композитора Римского-Корсакова. Прольет господин директор по своему бывшему закадычному другу скупую слезу, подпишет очередной приказ, и положат этот приказ на полку, где лежать ему до скончанья века рядом с тысячами других. Такая вот радужная перспектива.

Андрей Т. улыбнулся. Почему-то, выслушивая все эти угрозы, он не испытывал никакого гнева. Если поначалу он еще волновался, готов был спорить и доказывать свою правоту, то теперь успокоился окончательно. Уж слишком все это походило на фарс, слишком плохо играли занятые в фарсе актеры, слишком мелки, безжизненны и фальшивы были страсти, которые перед ним разыгрывались. Он - живой человек, они - мертвяки, ничто, вылезли из дурного сна и корчат теперь из себя хозяев вселенной. И еще неизвестно, существуют ли эти твари в действительности. Чем больше он обо всем этом думал, тем сильнее его разбирал смех. Какое-то время Андрей держался, но, наконец, не выдержал. В горле у него запершило, в глазах заиграли чертики и смех прорвался наружу. Андрей Т. стоял перед старухой, подергиваясь и прикрывая ладонью рот.

Двугорбая сначала не поняла. Она тупо уперлась своим мерцающим катафотом в дергающуюся от смеха фигуру, оглядела всю мерзопакостную компанию - не строит ли кто в ней рожи и не делает ли соседу рога, но, не заметив ничего подозрительного, вновь уставилась на Андрея Т. и спросила его удивленным голосом:

– Папочка, ты чего? Может, тебе валидолу? Есть здесь у кого-нибудь валидол?

Из толпы высунулся дохленький упырек, облизнулся и застенчиво предложил:

– А может, кровопускание? Натуральный способ, никакой химии. Помогает, я пробовал.

– Нетушки.- Андрей Т. бешено замотал головой. Смех смехом, а давать им пить свою кровь - уж это он ни за что не позволит.- Свою пускайте, а моя пусть останется у меня. И вообще, ребята, хватит мне тут морочить голову. Считайте, что разговора не получилось. Я пошел, мне пора. Где здесь выход?

– По-моему, папаша не понял.- Старуха заворочала под балахоном горбами, словно хищная огромная птица, собирающаяся взлететь.- Для тебя отсюда выхода нет. В Заповеднике ты останешься навсегда.

– Ага. Это я уже слышал. В полночь вы меня… как это? Зафиксируете. Кстати, что это значит - "зафиксируете"? Замочите что ли? А труп замуруете в стене?

– Скоро узнаешь, умник.- Это сказал человек-вешалка, поблескивая лаковым подбородком и выпуская из жерла своей дальнобойной трубки кольца порохового дыма.

– Невежливо перебивать старших,- осадил Андрей Т. нахала. Затем перевел взгляд на старуху: - Значит, вы мне добра желаете. Настоящего, реального, твердого, как американский доллар. И как же, я извиняюсь, согласуется это ваше добро с угрозами по моему адресу? Мне кажется, вы меня боитесь. И Генку, то есть господина директора, вы тоже боитесь. И то, что вы тут несете,- обыкновенный мстительный бред, и сами вы - тоже бред.

Лицо хмыря с челюстью, стоящего между халтурщицей и фашистом, из синего стало красным. Лом в его мясницких руках извивался, как раненая змея.

– Чувырло! - хрипло выдохнул он из себя.- Фраер меня достал! - Он грохнул ломом об пол.

– Фраер всех достал! Ведет себя оскорбительно. Фуфло гонит. Надо сделать ему маленькое "чмок-чмок".- Блинообразный толстяк в костюме в красно-белую шашечку, потирая вздувшиеся ладони, боком вылезал из толпы. Давалось это ему с трудом - мешало неохватное тело.

– Мальчик хочет в Тамбов.- Намакияженная халтурщица, бантиком сложив губы и слюнявя потухшую сигарету, выпустила свои острые коготки и наставила их на Андрея Т.: - Киса, зачем ты обидел девочку? Девочки не любят, когда их обижают.

– Мы, папаша, никого не боимся.- Двугорбая командирша расправила свои руки-крылья, успокаивая растревоженную толпу.- Заруби это себе на носу. Просто некоторые долги положено отдавать вовремя. Да,- она покрутила пальцами глаз-шарикоподшипник,- за квартирку свою городскую не беспокойся. За квартиркой за твоей мы присмотрим.

– А может его того?..- Недобитый фашист хлопнул кулаком об ладонь.- В смысле, запереть до полуночи.

– Это без надобности,- ответила фашисту старуха.- Одна муха не проест брюха. А здесь народ тихий, молчит в тряпочку и зря не высовывается.