"Богатая белая стерва" - читать интересную книгу автора (Романовский Владимир Дмитриевич)

ГЛАВA ДВЕНАДЦАТАЯ. ВЕНСКИЙ ФЕСТИВАЛЬ

Зазвонил телефон. Мелисса схватила трубку.

— Здравствуйте. Меня зовут Триша, я работаю в…

Мелисса повесила трубку. Хамы, коммивояжеры.

Позвонили в дверь. Мелисса застыла.

Кто это?

На цыпочках она подошла к двери. Посмотрела в глазок, не сообразив, что с включенным светом в квартире это даст понять незваным гостям, что внутри кто-то есть, и этот кто-то боится.

Оказалось — управдом.

— Извините, мисс, — сказал он с экзотическим албанским акцентом. Что-то его удержало от любовного приглаживания его лихих усов в этот момент. — В квартире под вами что-то протекло, и я не знаю, откуда течет. В вашей ванной все нормально?

Мелисса вздохнула с облегчением и закатила глаза.

— Пошли, — сказала она. — Посмотрим.

Они вошли в ванную. Управдом рассматривал Мелиссу с большим интересом.

— Не следует ли вам, — спросила она строго, — смотреть на пол, стены и краны, а не на мои сиськи?

Нет, все было в порядке в ванной, и с сиськами тоже. Управдом пожал плечами.

— Хорошо, — сказал он. — Извините, что потревожил вас, мисс. Мне, возможно, понадобится придти еще раз через несколько минут, и выключить у вас воду.

— Зачем вам выключать у меня воду?

— Чтобы можно было починить там, внизу. Я не хочу выключать воду во всем здании.

— Понятно, — сказала она ледяным тоном.

— Да. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Он наконец-то пригладил усы, подмигнул ей (она ответила ему суровым взглядом) и ушел. Мелисса вернулась в кресло. Телефон зазвонил. Она схватила трубку.

— Привет, — услышала она голос Уайтфилда. — Ты в порядке?

— Да. Так что же?

— Ни о чем волноваться больше не надо. Вообще ни о чем. Я все уладил.

— Спасибо, — искренне сказала она. — Я не буду…

— Правильно. Не будешь задавать мне глупых вопросов. Ну, пока.

Она очень ему доверяла. Было сожаление, и разные грустные мысли ее обуревали, но в целом она чувствовала огромное облегчение. Она решила провести вечер дома, посидеть, скрестив по-индейски ноги, в своем любимом мягком кресле, почитать что-нибудь. Посмотрела на книжную полку. Французский роман девятнадцатого века привлек ее внимание. Она уже год собиралась его прочесть. Она сняла его с полки и устроилась в кресле. Позвонили в дверь.

Мелисса выругалась сквозь зубы, отложила книгу, и промаршировала ко входу, чтобы дать управдому войти. Открыла дверь не глядя. Это был не управдом.

Худая, миниатюрная, красивая молодая негритянка подняла руку. Дуло револьвера смотрело Мелиссе в лицо.

— Двигайся, — сказала гостья. — Медленно.

Мелисса шагнула назад. Девушка вошла в квартиру и позволила двери за собой закрыться.

— Сядь, — сказала она.

Мелисса, бледная и ранимая, села в любимое кресло.

— Красивый халат, — заметила Зиния. — Очень милая квартира. Ты здесь одна живешь?

— А… нет, — соврала Мелисса.

— Ясно, — Зиния облокотилась о письменный стол. — На твоем месте я бы не делала резких движений, — предупредила она, сунув пистолет за ремень брюк. — Давай просто поговорим, хорошо?

Мелисса кивнула.

— Как долго ты знакома с Юджином?

— С Юджином?

— Не разыгрывай дуру, — сказала Зиния зловеще. — С Юджином. С твоим бойфрендом. Как долго вы с ним видитесь?

— С пианистом?

Зиния издала удивленный смешок, покачала головой.

— Нет, — сказала она. — С героем оперы. Да! С пианистом! Как долго?

— Но он вовсе не мой бойфренд.

— Ты что, думаешь, что ты крепкая, да? Или умная? Крепкая или умная, ответь.

— Не то и не другое. Он не мой бойфренд.

Зиния фыркнула презрительно.

— Стало быть, по-хорошему не получается, — сказала она с сожалением. — Ну, хорошо, если тебе так хочется, мордашка, тогда, что ж, получишь то, что просишь. Все-таки я не хочу тебя [непеч.]. Правда. Все, чего я хочу — чтобы ты перестала встречаться с Юджином. Навсегда. Начнем с начала. Как долго вы с ним видитесь?

— Ты сумасшедшая! — сказала Мелисса, боясь и сердясь. — Моя… — Но нет, фраза «Это моя мать с ним спит, покупает ему одежду и спонсирует его концерты» не прозвучала. Мелисса спохватилась, сообразив, что выдав эту информацию, подставит мать — Кассандра окажется следующей, кому нанесут такой вот визит. Мелисса, сама того не зная, была храбрая девушка — черта, которую она унаследовала от матери. — Хорошо, — сказала Мелисса. — Мы видимся. Не часто, раз от разу. Последние шесть месяцев.

— И как он в постели, ничего?

— Что за идиотский вопрос! — возмутилась Мелисса. — Ты что, больная?

Зиния вытащила пистолет, наклонилась вперед, и ударила Мелиссу оружием по лицу.

— Следи за речью, — сказала она, снова облокачиваясь о письменный стол.

Мелисса потрогала щеку и нос. На пальцах была кровь.

— И все же мне кажется, — сказала она храбро, — что вопрос не очень умный.

Порода. Ничего не скажешь. Такому не научишь — это от рождения дается.

— Ты просто ответь на него. Не анализируй.

— Хорошо. Да, он очень даже ничего в постели.

— Глупости. В постели он плох, — сказала Зиния. — Ты нагло врешь. И все-таки в нем что-то есть, а?

— Что ты имеешь в виду?

— В нем больше, чем кажется на первый взгляд. Поэтому-то я и не хочу никому его отдавать. Он мой — я его первая встретила. Понятно?… Милая какая кровать.

Мелисса повернула голову, чтобы посмотреть на кровать. Зинию кровать совершенно очаровала. Глаза ее, желтовато-карие, стали вдруг мягкими и мечтательными. Она подошла к поднятой на стояках кровати, протянула руку вверх и потрогала покрывало. Мелисса выскочила из кресла. В следующий момент она взяла бы шею Зинии в захват, а другой рукой схватила бы пистолет за поясом у Зинии. Но она споткнулась об оставленный ею на полу телефон. Это задержало ее на долю секунды — достаточно, чтобы Зиния успела снова выхватить пистолет. Мелисса увидела, что терять больше нечего и пошла напролом. Зиния увидела, что терять больше нечего, и надавила курок — один раз! второй! Мелисса схватилась за плечо, осела на пол, и завалилась на бок.

Все еще с вызовом, но уже перепуганная, с нехорошим холодком в животе, Зиния приблизилась и села на корточки возле Мелиссы. Из шеи жертвы струилась кровь. Глаза были закрыты. Зиния выдохнула нервно.

— А, [непеч. ]… — сказала она.

Она мигнула. Она не знала, что ей теперь делать. Она сунула пистолет в карман.

— Нет, нет, — сказала она.

Побежала к двери, открыла ее тихо, и вышла из квартиры. Спустилась на лифте в подвал. Вышла через дверь подсобного помещения, минуя таким образом портье. Посмотрела вправо и влево, добежала до угла и увидела телефон-автомат. Добежала до него. Набрала три цифры.

— Добрый вечер, — сказал женский голос. — Где требуется срочная помощь?

— Девушка там умирает, в нее стреляли, — сказала истерично Зиния. — Пожалуйста приезжайте быстрее. Это… — она дала адрес. Она пришла в еще больший ужас, когда, вместо того, чтобы давать указания коллегам, женщина-операторша продолжала задавать ей, Зинии, вопросы о ее, Зинии, имени, возрасте, половой принадлежности, а также все тоже самое о жертве.

— Какая на [непеч. ] разница! — заорала Зиния. — Ты пошлешь кого-нибудь или нет, сука тупая?!

Тупая сука сказала, что как раз посылает, прямо сейчас. Зиния повесила трубку. Минуты через четыре прибыла скорая помощь, и за ней две полицейские машины. Копы и парамедики побежали к двери. Портье попытался им что-то объяснить, но один из полицейских сказал ему, что он хочет, чтобы портье захлопнул свой [непеч. ] рот прямо сейчас. Зиния повернула за угол и пошла прочь.

Венский Фестиваль проводится каждый год неподалеку от Дюссельдорфа, небольшого городка в Апстейте. Для празднеств используется гостеприимная долина, окруженная живописными горами. Это, в общем, очень большой парк с мостиками через говорливый ручей, красивый пруд с совокупляющимися лебедями, и сеть троп и тропинок, некоторые из которых обставлены таким образом, чтобы напоминать переулки Вены. Булыжник настоящий. Дома из фанеры, но большинство их сколачивали на совесть, и покрашены они под камень, так что иллюзия полная. Есть магазинчики, забегаловки, концертные залы, театры под открытым небом — и все. Самый большой концертный зал называется Император. В нем, помимо концертов, дают балы.

Каждый год Фестиваль нанимает сто музыкантов, которые рассредотачиваются по парку и играют Штрауса, Кальмана, Легара, Ланнера, Верди и Чайковского. Император отличается от других концертных залов тем, что платит дань наследию Моцарта. Один пианист, одетый под Моцарта, ответственен за развлечения в Императоре во время Фестиваля. По уговору, из восьми часов игры, четыре часа посвящены фортепианным опусам Моцарта.

Ави Финкелстайн прибыл в Дюссельдорф на поезде и автобусе, а остальные пять миль до Фестиваля прошел пешком.

Фестиваль его потряс.

За двадцать шесть лет жизни Ави никогда раньше не попадал в толпу, состоящую из такого количества экзотически одетого народу, не видел столько счастливых улыбок сразу, не слышал столько живой музыки. Он перекусил в одной из «таверн»: сочное мясо на вертеле, кудрявая картошка. Это было великолепно! Он выпил пива. К его удивлению, пиво тоже было выше всяких похвал.

Все здесь было удивительно. Все эти обычно скучные клерки и пленники ручного труда выглядели как настоящие мужчины — изящные, обходительные, с достоинством. Какие костюмы! За небольшую сумму можно было взять напрокат костюм в одном из магазинчиков — камзолы восемнадцатого века, пальто, обувь, чулки, парики, шпаги! Мужчины разгуливали во всем этом с тщеславными улыбками… А женщины! Веселые, счастливые! Светские! Женственные! В корсетах, шелках и бархате! А кружева! А шнурки! Стройные были, каждая, квинтэссенциями изящества; полные излучали сексуальную притягательность; самые молодые были игривы и смешливы.

Выбор костюмов не ограничивался венским восемнадцатым столетием. Помимо обычных для той эпохи ботинок с пряжками и лентами наличествовали охотничьи сапоги до колен, более или менее Эдвардианского Периода; деревянные башмаки; мушкетерские ботфорты со шпорами; ковбойские сапоги, конца девятнадцатого века, тоже со шпорами. Часть присутствующих предпочитала фасоны более ранних эпох; присутствовали средневековые рыцари с бредсвердами у бедер. У женщин, помимо кринолинов, были цыганские юбки, фронтиерные юбки, и кожаные штаны. Все основные исторические восстания и неувязки были представлены так или иначе, с большим количеством людей, одетых под Джефферсона, Кромвелла, Робеспьера и Гарибальди — по всей территории Фестиваля.

У Ави заняло некоторое время, чтобы вспомнить о цели, которая привела его сюда.

В информационном киоске он взял карту местности и легко нашел на ней концертный зал под названием Император. Он внимательно изучил толпу, чтобы убедиться, что не выделяется. Нет — кругом было полно людей в обычной одежде. Самые робкие. Смешные. Для целей Ави это подходило.

Он подождет до темна.

Он зашел в Император только один раз, дабы убедиться, что тот, кто ему нужен, там. Ошибиться было невозможно. Черный парень за роялем, в седом парике, голубом камзоле, в чулках и башмаках с пряжками — действительно был Юджин Вилье, тот самый, с которым путалась мать Мелиссы. Некоторое время Ави слушал фортепианную игру. Юджин, вроде бы, знал свое дело. Хвала ему. Ави вышел на воздух.

Он посмотрел короткую пьесу Елизаветинского Периода в одном из театров под открытым небом. Не все понял, но понравилось. Он еще немного поел и выпил пива. Затем он решился зайти в один из магазинчиков и, посомневавшись, выбрал себе парик с буклями и черной лентой. Расплатившись и выйдя из магазина, он тут же его надел. Заметив, что две латиноамериканские женщины смотрят на него, он подмигнул им. Они засмеялись. И он тоже засмеялся.

Какое приятное времяпровождение! Он подумал — а почему люди не устраивают такие вот фестивали каждую неделю, например? Он был бы не прочь — ни одного бы не пропускал.

Он посмотрел номер жонглера (обалдеть! класс!). Затем он послушал комика, и нашел его очень смешным. Он завязал разговор с супружеской парой, одетой под Императора Джозефа и сестру его Мари Антуанетт, на одном из мостиков. Он поспорил с толстым черным мужиком среднего возраста, одетым как британский дворянин девятнадцатого века, о достоинствах наблюдения за совокупляющимися лебедями — два лебедя как раз совокуплялись на поверхности озера в этот момент, очень красиво, растопырив крылья и грациозно вытянув шеи. Становилось темно.

Он послушал струнный квартет, исполнявший один вальс Штрауса за другим и внезапно осознал, что музыка, которую он слушает — красивая. Нет. Больше, чем просто красивая. Она что-то задела в нем, внутри, какие-то струны. Он купил у рыжей маловозрастной девицы в костюме крестьянки малосольный огурец и, жуя его, направился обратно к Императору.

Юджин играл Моцарта. Ави доел огурец и приготовился ждать.

Ему нечем было себя занять, и он решил, что попытается послушать и вникнуть.

Пьеса, которую играл Юджин, была Ави неизвестна. В мыслях Ави Моцарт ассоциировался с первыми тактами Сороковой Симфонии (он понятия не имел, что она так называется); с «Маленькой Ночной Серенадой» (тоже не знал); и с «La Donna й Mobile», арией из третьего акта «Риголетто», которая была написана не Моцартом. То, что он слушал сейчас, не было похоже на эти вещи. Опус показался ему грустным и в то же время страшноватым. Чем больше Ави слушал, тем больше чувствовал себя неудобно. Некоторые пассажи были слишком сложны, чтобы сразу их понять и оценить, и он был благодарен, когда один из них, который ему, не то, чтобы понравился, но заинтересовал, повторился почти полностью. Мастерство у пианиста было потрясающее — во всяком случае, Ави так казалось. Парень умеет. Юджин закончил пьесу и начал следующую.

Минуты через четыре Юджин поднялся на ноги. Присутствовавшие стали переговариваться. Ави отодвинулся за фанерную дорическую колонну, выкрашенную в белый цвет. Юджин прошел в нескольких дюймах от него, направляясь к выходу. Ави замер. Нет. Он не мог. Нельзя. Кусая нижнюю губу, он запустил руку в карман и провел пальцами по рукоятке перочинного ножа, который принес с собой. Он последовал за Юджином.

Было темно. Тропинки освещены были прожекторами (поддельные масляные фонари не работали). Если сойти с тропы в окружающий лес, ничего не будет видно дальше нескольких футов. Юджин сошел с тропы. Ави подождал, пока пройдут пять секунд, и тоже сошел с тропы.

Остановившись у дуба, Юджин расстегнул ширинку и начал юринировать. Ави, в десяти шагах от него, позволил глазам привыкнуть к темноте, вытащил нож и открыл его. Кончив [непеч. ], Юджин застегнулся и обернулся. Ави был готов прыгнуть вперед и воткнуть нож в живот Юджина — один раз, второй, третий. Он помедлил. Сжал зубы. И бросился вперед.

Хотел броситься. Не успел.

Крепкая рука схватила его за запястье. Удар в голову заставил его покачнуться. Второй удар свалил его на землю.

— Отпусти [непеч. ] нож, — тихо сказал Джульен. — Отпусти, тебе говорят.

Ави попытался подняться.

— Я сломаю тебе шею, Ави, — сказал Джульен. — Отдай нож!

— Ты, — выдохнул Ави.

— Я. Отдай.

Ави отдал нож.

— Эй, — сказал Юджин дрожащим голосом. — Что происходит?

— Тише, — сказал Джульен. — Ави, тебе не нужно этого делать. Какие бы ни были причины, делать этого не нужно. Нужно бежать. Федералы здесь повсюду.

— [непеч. ], — сказал Ави, поднимаясь в сидячее положение и потирая щеку.

— Можешь сам посмотреть. Только без глупостей. Иди вон к тем кустам и смотри.

Ави поднялся на ноги.

— Нож отдай, мужик.

— Нет. Пойди, посмотри. Как наглядишься, возвращайся сюда, и я скажу тебе, как отсюда выбраться.

Ави повернулся к Юджину, парализованному страхом.

— Счастливый ты, мужик, — сказал он. — Если то, что он говорит, правда, то ты ужасно счастливый, [непеч.]. Я против тебя ничего не имею, так и знай. Ничего личного.

Это, конечно же, меняло дело, не так ли.

Ави потащился к кустам, на которые указал Джульен. Вернулся он почти сразу.

— Ты прав, — сказал он. — Это кто же им настучал. Эй!

— Нет, не я, — сказал Джульен. — Я не знаю, кто. Но если ты все-таки хочешь уходить, у меня есть машина… э… где-то вон там. Найдем. Юджин, иди обратно в зал.

— Что? — переспросил Юджин. Язык не желал поворачиваться.

— В Императора. Правило номер один — нельзя уходить, бросив номер на половине. Помнишь? Иди. Иди, мужик!

Юджин послушался. Остановился он только один раз, чтобы посмотреть через плечо. И скрылся.

— Так, — сказал Джульен, глядя на парик, который Ави поднял и теперь мял в руках. — Кто тебя нанял?

— Эй, мужик…

— Обойдемся без [непеч.]. Тебя наняли?

— Да.

— Заплатили хорошо?

— Да. Нет. Как сказать.

— Сколько?

— Он достал мне паспорт.

— Еще что нибудь?

— Он обещал, что как только я тут закончу, он заплатит мне…

— Сколько?

— Пятьдесят тысяч.

— Не [непеч.].

— Клянусь. Кроме того, если бы я назвал тебе настоящую сумму, ты бы не поверил.

— Батюшки. Зачем ему убивать Юджина?

— Он ревнует.

— И это все?

— Да.

— Хорошо. Я его знаю?

— Его все знают.

— Уайтфилд!

— Да. Откуда тебе это известно?

— Вот же мразь, — пробормотал Джульен. — Ладно, я им займусь. Теперь — пойдем. Парик брось.

— Жалко.

— Идиот.

Они быстро пошли через лес. Дойдя до тропы, они перешли ее и вскоре оказались на какой-то небольшой поляне.

— Вон там, — сказал Джульен.

— Что?

— Моя машина.

Было так темно, что Ави не видел ее, пока чуть не натолкнулся на капот.

— Ну, мужик. Хорошая тачка, вроде бы.

— Да, хорошая. Залезай.

Джульен завел мотор и медленно поехал по тропе, не включая фары.

— Ты уверен, что видишь, куда едешь? — спросил Ави.

— Заткнись.

Они проехали по каким-то ухабам, и дважды колеса начинали буксовать, но вскоре появился асфальт, звезды, и — черная машина проехала мимо, чуть ли не у самого бампера.

— [непеч. ], — сказал Джульен.

Он очень осторожно выкатился на асфальтовую дорогу и повернул в направлении, противоположном следованию черной машины. Включил фары.

— Федералы, — сказал Ави.

— Да. В этом моем драндулете наверное жучки. Черт бы тебя взял, Ави. Вроде бы я тебе совершенно конкретно сказал, чтобы ты не лез в мою жизнь.

— Я и не лез. Это ты в мою вмешался, как баран.

— Идти за Юджином с ножом равносильно влезанию в мою жизнь.

— А откуда мне было об этом знать?

— Это не моя проблема. Впрочем, теперь — да, моя.

Джульен придавил акселератор. Глянув на зеркало заднего обзора, он увидел, что черная машина круто разворачивается.

Узкая извилистая дорога. Поворот. Еще поворот. Еще поворот.

— Не уйти, — сказал Джульен сквозь зубы.

— Сбрось меня где-нибудь, — попросил Ави. — Я попытаюсь через лес.

— Нет, — сказал Джульен.

— Почему нет?

Джульен не ответил. Спидометр показывал восемьдесят миль в час. На совесть собранный автомобиль соответствовал поставленной задаче. На дороге они были одни.

— Нужно что-нибудь делать, пока вертолет не послали, — сказал Ави без интонации.

— Да.

Внезапно впереди показался еще поворот, и рядом — отшиб, место для остановки в экстренных случаях, забранное со стороны обрыва алюминиевым заграждением высотой со стандартное колесо. Джульен тормознул и заехал на отшиб.

— Вылезай, — сказал он быстро.

— Что ты собираешься…

— Вылезай, [непеч. ]!

Ави вылез. Джульен дал задний ход, остановился, выставил нейтралку, пошарил под сидением, вытащил противоугонный рычаг, и застопорил им акселератор. Выйдя из машины, он протянул руку внутрь, включил скорость, и отпрыгнул.

Плавно сработала автоматическая трансмиссия. Ройс, прощальный подарок тевтонской любовницы, чуть не заглох от чрезмерной подачи бензина в цилиндры, но собрался и рванулся вперед. Он легко выбил бампером заграждение, скользнул через край обрыва, и полетел вниз — триста футов. Последующий взрыв прозвучал глухо. Вспышка осветила на мгновение долину.

— Пошли, — сказал Джульен. — Быстро.

Ави пошел за ним. У него были еще вопросы. Вместе они перебежали дорогу и углубились в лес. Растительность и почва под ногами были влажные и скользкие.

— Они вычислят, — сказал Ави минут через десять, на бегу.

— Не сразу, — откликнулся Джульен. — У нас есть часа два. Станция милях в десяти отсюда.

— А машина?

— Что — машина?

— Они по ней могут выйти на тебя. Номера.

— Утром я заявлю в полицию, скажу, что украли. Какие у тебя планы?

— Мне нужно валить из страны. А только денег у меня нет, мужик. Есть пятьсот долларов. На билет не хватит. Кроме того, билета может и не быть. Билеты нужно заранее покупать.

— Вот ведь разговорился. Кто-то вернет билет, кто-то решит не ехать. Репортажи о терроризме — ну, ты-то знаешь. Куда ты собрался? В Германию? В Данию?

— Во Францию, — сказал Ави.

— Там на каждом самолете по пять отмен. Будешь в порядке. Но на твоем месте я бы не показывался в нью-йоркских аэропортах. Езжай в другой город.

Ави упал. Джульен остановился и помог ему подняться.

— Вывихнул ногу, кажется, — сообщил Ави.

— С тобой не соскучишься.

— Все нормально.

Они снова побежали.

— Эй, — сказал вдруг Ави, — а диких зверей здесь нет в округе?

— Вроде бы нет, — ответил Джульен. — Помимо нас с тобой. А что?

— Передохнем.

Они остановились, тяжело дыша.

— Я не очень хорошо бегаю по пересеченной местности, — угрюмо сказал Джульен.

— Я тоже, — Ави дышал глубоко. Достал было сигарету. Передумал. — У меня есть дочь во Флориде.

Джульен театрально вскинул руки к небу. Было слишком темно. Ави не оценил жест.

— Ну хорошо, — сказал Джульен. — Ты хочешь об этом поговорить? Дочь, и все такое?

— Не знаю.

— Дело твое.

— Я могу тебе довериться?

— Попробуй.

— Мать у нее дура. [непеч. ] свинья, только себя любит, клянусь, мужик. Типичный белый мусор со средиземноморским вывертом. Совсем от рук отбилась. Теперь об этом речи нет, но я хотел дать тебе денег и чтобы ты сделал так, чтобы моя дочь ни в чем не нуждалась.

Джульен поразмыслил.

— Из твоих пятидесяти тысяч?

— Хорошо, я соврал. Он обещал гораздо больше.

— Сколько лет дочери?

— Пять.

— Зовут как?

— Клодиа. Мои родичи не желают иметь с ней дело, поскольку мать не еврейка. Я однажды говорил об этом с раввином. К которому мой отец ходит. Его наверное уже выписали из больницы, этого раввина. Уверен, что никакие кости я ему не сломал. Родичи дуры, матери — все пьяницы. Живут в фургонах, жрут теле-обеды, и все такое. — Помолчав, он добавил, — Глупо, правда?

— Не знаю. Вся страна пытается схватить тебя за [непеч. ], скоро армию и флот пошлют, а ты у меня совета спрашиваешь? Ты, Ави, самодостаточен. Советы тебе не нужны.

— Как друг, — сказал Ави. — Как человек.

— Как человек я не думаю, что совершить убийство ради улучшения чьего-то уровня жизни, хоть бы и собственной дочери — хорошая идея.

— Глупо, да?

— Да.

— Он хороший музыкант?

— Он лучший из ныне живущих композиторов.

— Шутишь.

— Нет.

Они пошли вперед, Джульен впереди.

— Ну, хорошо, стало быть, он пишет музыку, — сказал Ави. — Это то, что ты имеешь в виду? Композитор?

— Правильно.

Некоторое время они молчали.

— А какая у него музыка? Какого типа?

— Всякая.

— А песни он пишет?

— Да.

— Песню для детей может написать?

— Спрошу.

— Правда? Ты спроси. Спасибо, мужик.

— Я попрошу, чтобы он написал детскую песенку и посвятил твоей дочери. Как ее фамилия?

— Розетти.

Джульен чуть не рассмеялся.

— Слушай, мужик, — сказал Ави. — Я бы был тебе очень, очень благодарен. А мог бы он заодно…

— Записать песенку и отослать ей. Да, мог бы.

Помолчав, Джульен спросил серьезным тоном:

— Это ничего, что я не еврей?

Тоже подумав, Ави ответил, и тоже серьезным тоном:

— Нет. А что?

— Да так. Просто так спросил.

В девять утра, измученный, раздражительный, Джульен зашел в свой банк на Семьдесят Второй и Амстердам и снял все деньги со счета.

Он не сделал ничего предосудительного. Он не нарушил ни один закон. И все-таки он знал, что следует быть осторожным. К счастью, на улицах был народ — работнички с девяти до пяти, его коллеги, шли в конторы — ворчащие, враждебно глядящие, опаздывающие. Джульен перебежал улицу и спустился в метро. Выйдя из другого выхода той же станции минуту спустя, он поймал такси, направлявшееся в Аптаун.

Он встретился с Ави через час, в кафе напротив Колумбийского Университета. Отдал ему белый почтовый конверт, набитый стадолларовыми купюрами.

— Удачи тебе, — сказал он.

— И тебе удачи, мужик, — ответил Ави. — И спасибо.

— Да.

После того, как Ави ушел, Джульен потащился к телефону, прогнал жующего резинку подростка, желавшего говорить со своей герлфренд (которая сидела на лекции и скучала, и была счастлива поговорить по сотовому телефону, пока профессор общественных наук объяснял студентам, почему он ходит к психотерапевту последние двадцать лет) и набрал номер Кассандры Уолш.

Включился автоответчик.

— Привет, — сказал Джульен веско. — Это сообщение для Джозефа Дубль-Ве Уайтфилда. Сообщение начинается. Если будут предприняты еще какие-то попытки покушения на жизнь Юджина Вилье, мерзкий ты подонок, у нас не будет выбора как только обратиться в ФБР и предоставить им информацию, связывающую тебя с этими попытками. В Бюро есть по крайней мере один человек, которому такая информация ужасно понравится. Повторяю. Если будут предприняты…

Джульен повесил трубку, вернулся в кафе, расплатился за кофе, и вышел. Откуда он знал про сотрудника в Бюро, то бишь, про Роберта Кинга? Он не знал. Но был уверен, что человек, которому сказали, что кто-то в ФБР точит на него зуб, не будет звонить туда, чтобы проверить, так ли это.

Черная машина стояла у гидранта напротив кафе. Билл, подчиненный Роберта Кинга, вылез из нее и преградил Джульену путь.

— Несколько вопросов, Джульен, — сказал он. — Давай сядем в машину. Ты не против?

Джульен не был против. Машина поехала в Даунтаун.

Ему задавали вопросы, а потом те же вопросы задавали снова. Ему угрожали. Его хвалили, и его унижали. Его шантажировали. Над ним смеялись. Апеллировали к его патриотизму и даже к его расовой гордости. Все напрасно. Подняли его досье, с судимостью и сроком. Снова угрожали. В конце концов Роберт Кинг узнал о происходящем. Он вмешался, отпустил Джульена, пожелав ему удачи и предупредив, чтобы с Лорой он больше никогда не встречался (женщина много старше Джульена, с темным прошлым) даже если она сама ему позвонит и будет настаивать.

Посмотрев скептически на Билла, Роберт Кинг удивился, увидев на лице подчиненного злобную улыбку. Билл отвел глаза. Роберт Кинг пожал плечами.

Его вызвали в кабинет к начальству. Его обзывали нехорошими словами. Ему сказали, что он нарушает правила. Ему угрожали и его шантажировали. Начальник объяснил ему, что в Огайо срочно требуются люди, и что кандидатура Кинга очень даже подходит. Он предложил ему подписать несколько бумаг.

— Сожалею, — сказал Роберт Кинг. Обычно непроницаемое, лицо его теперь походило на лицо Великого Сфинкса. — Принять предложение не могу.

Начальник сказал ему, что это не его дело — принимать или нет. Нужно подписывать.

Инспектор Кинг помедлил, посмотрел сурово на начальника, и подписал.

Когда он выходил из кабинета, Билл, стоявший неподалеку от двери, любезно ему улыбнулся.

— Этого следовало ожидать, — сказал Кинг Биллу. — Ты получишь повышение сразу после того, как я уеду, или они подождут немного, чтобы приличия соблюсти?

— Эй, босс, — сказал Билл. — Я к этому отношения не имею. Хотя, признайтесь, ваш послужной список не безупречен. Ваша лояльность под вопросом, и ваш профессиональный уровень…

— Билл, Билл, — сказал Роберт Кинг. — Просветились, мужик. Ты слишком серьезно все это воспринимаешь. Возьми отпуск, съезди в Венецию или еще куда-нибудь. Устрой себе праздник в Колорадо с женой и детьми. Или купи абонемент в оперу. Нью-Йоркский Офис, конечно же, самый паршивый в стране, но и у него есть свои преимущества.

— Не нужно играть в я-выше-вас-всех, — сказал Билл. — Будьте мужчиной.

— Согласен, — сказал Роберт Кинг, улыбаясь.

Билл поднял брови. Инспектор Кинг сбил его с ног левым хуком.