"Командиры крылатых линкоров (Записки морского летчика)" - читать интересную книгу автора (Минаков Василий Иванович)Из биографии доктора Челушкина1 января наш экипаж заступил на дежурство — пятнадцатиминутная готовность к вылету на воздушную разведку. Накануне я, видимо, простудился, да как-то странно: затек левый глаз. В обычное время на стоянке дежурных самолетов появилась санитарная машина: начальник нашего базового лазарета капитан Челушкин был человеком пунктуальным и медицинское обеспечение полетов осуществлял, как правило, лично сам. Душевный, общительный человек и бывалый: еще в тридцать девятом, окончив военно-медицинскую академию в Ленинграде, возглавлял полевой госпиталь на войне с белофиннами. Наметанный взгляд его сразу остановился на мне. — Что с глазом, Минаков? — Не подумайте, что после праздника, — отшутился я. Он подошел, пальцем приподнял распухшее веко. — Воспаление... И не успел я оглянуться, как его ловкие руки проворно обмотали мне голову бинтом — наискось, вроде пиратской повязки. Как раз поступила команда на вылет: маршрут был указан заранее. Я натянул на повязку шлем, занял свое место в кабине. [83] Челушкин тоже оглянуться не успел, как наша машина взлетела. Да, непривычно вести самолет — то на приборы взгляд, то вперед. Будто раньше один глаз не отрываясь следил за приборами, другой — за воздухом и землей. Штурман почувствовал мою неуверенность, оглядывается назад. Может, и в самом деле я поступил как мальчишка? — Считай, что я ранен, Гриша, — подбадриваю его, как умею. — В случае чего взять управление? — Но-но, не балуй! Вроде постепенно привык. Над целью и вовсе забыл про глаз. Нормально маневрировал между разрывами, менял направление, высоту. Можно было, конечно, сорвать повязку, но что толку: чувствую, глаз совершенно затек. Выполнили задание, курс на аэродром. — Смотри, не промажь, командир, при посадке: стереоскопичности-то ведь нет! — Зато внимание не рассеивается! И, как назло, едва успел зарулить, как возле стоянки появилась «эмка». Вместе и затормозила со мной. Делать нечего, спускаюсь, докладываю. — Ранены? Вопрос явно ехидный: сам и перевязался, что ли? — Нет, товарищ подполковник. — Значит, в таком виде и вылетали? — Доктор перевязал, и как раз... Командир полка помолчал, пристально глядя в единственный мой натруженный глаз: «Ну что с тобой сделать за это?» — Только не отстраняйте от полетов! — поспешил в откровенном расчете на то, что начальство подсказок не любит. [84] — А если бы истребители? — Естественно. Вступили бы в бой... Взгляд подполковника сделался чуть не брезгливым. Будто он сам был тем асом, которому предстояло походя срезать меня. — Марш в лазарет! За недозволенный вылет объявляю замечание. Уф-ф, пронесло! — И это благодарность за самоотверженность! — острил по дороге штурман. — И вдруг спохватился: — Курорт не отменят? — Не думаю, — рассеянно ответил я. — В крайнем случае заменят арестом. В лазарете не задержали. Сделали какую-то примочку и отпустили. Вечером в нашей «кают-компании» меня навестил Челушкин. — Как дела, Минаков? — Замечание. — А мне выговор! Все расхохотались — «кают-компания» была полна народу, полетов в тот вечер не было. — Вылечил подполковник обоих! — Доктору прописал дозу побольше! — Ну, так аптека ж своя... — Ничего, — не смутился Челушкин. — В жизни не то приходилось... — Расскажите, Константин Александрович! — Все сразу забыли про выговор и про мой глаз: доктор в полку слыл незаменимым рассказчиком. Сгрудились вокруг самодельного стола, притихли так, что стало слышно потрескивание соли в «катюше» — ее насыпали, чтобы не вспыхнул бензин. — Про выговор, — выдержал паузу доктор, — пожалуй, не стоит. Неинтересно, как понимаете сами. Да и не очень-то, знаете, справедливо. Я ведь только перевязал, а он, Минаков, вдруг как с места рванет и в машину... [85] Как я мог его не допустить к полету? Разве что поступить, как с тем фрицем... — С каким? — раздались голоса. — Вы что, доктор, и фрицев лечили? — Приходилось, — виновато потупился Константин Александрович. — Одного. Я ведь в жизни не только выговора получал. Он-то, Канарев Виктор Павлович, человек у нас новый, может о том и не знать. А у меня благодарность есть! — Да ну? От кого? За что? — изумленно загудели летчики, у многих из которых на кителях блестело по паре высоких боевых наград. — От самого комбрига! — значительно поднял вверх палец рассказчик. — Правда, он был тогда еще командиром полка... — Ну, так, значит, не от комбрига! — Не будем спорить. Скажем так: от полковника Токарева. — Так он же тогда и полковником не был! — И это неважно. Важно, во-первых, что благодарность. — А во-вторых? — Во-вторых, что дана была взамен ордена. — Как так? Не бывает! — запротестовали с самым серьезным видом, зная своеобразную манеру доктора вести рассказ. — Ну, если не бывает... — Бывает, бывает! Рассказывайте, Константин Александрович! А ты, Дулькин, молчи, доктор лучше тебя устав знает... — Ну, правда, это когда еще было... Когда, помните, оставляли майкопский аэродром? Вы-то на крылышках перепорхнули тогда на Кавказское побережье, а нам пришлось ножками по земле. — А почему не на самолете, доктор? [86] — Да видите... нужно же кому-то было ваш драп обеспечить. — И выбрали вас? — Нет, до меня еще очередь не дошла. Сперва-то назначили тех, кто в самом деле должен. А уж потом пришлось мне. — В медицинском отношении обеспечивать? — Не совсем так. То есть по замыслу так, но вы помните Льва Толстого... — Эрсте колонне марширен... Цвайте, дритте... — Вот-вот. Так и пошло. Сначала наши «катюши» накрыли аэродром для верности — все ли, мол, там успели хозяева эвакуировать и взорвать. Поскольку, по картам судя, мы остались уже за передним краем. Ну ничего, разобрались вскоре. Кое-что помогли и правда нам подорвать. Ну, покончили мы с остальным, поспешили к своим, к реке Белой. Смотрим — там танки фашистские на мосту, фрицев вокруг с полсотни... — А вас? — А нас человек, что ли, шесть оставалось. Не стоит рассказывать все, не в том дело. Переправились в другом месте, дальше двигались то у наших в хвосте, то в авангарде у немцев... Ну и разные обстоятельства складывались, как понимаете сами. И вот когда путь наш уже подходил к концу, старший группы решил уточнить обстановку. На разведку послал меня с одним краснофлотцем. Леском, по лощинке прошли мы туда, где, казалось, стреляли наши. Подползли к одному стрелку — вижу, фриц, никакого сомнения. Лежит, постреливает из автомата короткими очередями за овраг, где уж точно наши. Ну, задание, собственно, мы выполнили, можно было бы возвращаться назад. Но больно уж соблазнительно: лежит к нам спиной, ничего не подозревает. Дай, думаю, я его... — Так ведь не ваша же специальность, доктор! — напомнил [87] кто-то, очевидно из слышавших эту историю раньше. — Вот в том и дело. К тому же и шум подымать несподручно. Подкрался тихонько к нему вплотную, выбирая моменты, когда он стрелял, сдернул с его башки каску, да этой же каской по этой башке... — А это по специальности? — Ну все же ближе к ней. Временный шок, чтобы облегчить транспортировку пациента... — Так вы же его пациентом и сделали! Доктор взглянул, как бы не понимая. — Ну... ну допустим. Но это уж тонкость. Некогда было там, знаете, ли, вникать... — И транспортировали? — А как же. Правда, фриц оказался тяжелый. Но личный был у меня интерес, понимаете, стимул. Слышал, что за «языка» полагается орден, если его в одиночку взять. Ну, краснофлотец, конечно, мне помогал, но ведь только при транспортировке... — И получили? — раздалось хором несколько голосов. Доктор печально покачал головой. — Невнимательная аудитория. С того же и начал, что благодарность... — А почему? — хохоча, возмущались летчики. — Вы бы требовали! — Требовал, намекал. Подполковник так объяснил примерно. Видишь ли, говорит, Константин Александрович, дорогой. Подвиг, правда, ты совершил. Но посоветуй сам, как мне писать представление? Капитан медицинской службы такой-то, отступая... ну, скажем хоть, отходя... — На заранее подготовленные позиции... — Вот-вот. Я, говорит, благодарность пока тебе объявлю, в приказе. А орден за мной. — Так за ним и остался? [88] — Ну да, тут перевели его на бригаду... — А преемник? — Ну так опять же, с чего и пошел разговор. Преемник дал выговор. — Хо!! — грохнула «кают-компания». — Да, но прошу заметить — без занесения в личное дело, — значительно подчеркнул доктор. — А благодарность занесена. Хоть, понятно, травма... Минакову-то ладно, он на курорт собрался, оправится там... Тем и закончилось наше с доктором приключение, в котором на самом-то деле виноват был, конечно, я. |
|
|