"Джон Говард. Его жизнь и общественно-филантропическая деятельность" - читать интересную книгу автора (Слиозберг Г. Б.)

Глава VI

Первая ревизия английских тюрем. – Билль Попгема. – Отчет перед парламентом. – Благодарность последнего. – Говард – кандидат в депутаты. – Ревизия континентальных тюрем в 1775 году. – Бастилия. – Новый осмотр английских тюрем в ноябре 1775 года. – Печатание книги Говарда. – Успех ее. – Образ жизни Говарда

Путь, открывавшийся перед Говардом, был им ясно намечен, и неуклонное следование по избранной дороге составляет задачу всей жизни его. Еще в 1773 году начал он объезд Англии с целью осмотра тюрем и совершил его в три приема с небольшими перерывами.

Уже при первом осмотре английских тюрем у Говарда накопилось много фактов, способных возмутить общественное мнение. Общество уже начало к тому времени интересоваться состоянием тюремных дел, и инспекторская деятельность Говарда сделалась известна в парламентских кругах. Скоро представился случай воспользоваться приобретенными Говардом сведениями об английских тюрьмах. Еще в 1773 году мистер Попгем, член палаты общин, внес законопроект об уничтожении платы, взимаемой с заключенных в пользу смотрителей, и о назначении последним определенного жалованья. После второго чтения этого билля оказалось необходимым его исправить и дополнить, и лишь с 31 марта 1774 года он был окончательно принят парламентом. Это была первая законодательная мера к устранению злоупотреблений в управлении тюрьмами. Общий интерес свел Говарда с Попгемом, и благодаря последнему, а также и некоторым другим знакомым Говарда в палате общин, в парламент было внесено предложение о том, чтобы Говард на заседании палаты общин сообщил о результатах своих наблюдений и высказал свое мнение о состоянии тюрем в Англии. Предложение было принято, и в одно из ближайших заседаний Говард был приглашен сделать свой отчет. Со свойственной ему объективностью и точностью Говард подробно ознакомил депутатов со всеми результатами своих личных наблюдений. Сообщение Говарда вызвало большой интерес, и палата единогласно постановила выразить ему свою благодарность за предпринятое им человеколюбивое дело и те сведения, которыми он поделился с палатой; спикеру (председателю палаты) было поручено призвать Говарда и публично объявить ему о решении палаты. Эта высокая честь, оказанная Говарду, сделала его популярным в высших кругах; отныне общественное мнение внимательно следило за ним и с большим интересом относилось к его деятельности. Нет сомнения, что и лично на Говарда это высокое отличие повлияло благотворно: он стал верить в успех своего дела и с еще большею энергией принялся за дальнейшее осуществление своих планов.

В неутомимых разъездах и посещениях прошел весь 1774 год.

В начале 1775 года Говард вступил на политическую арену. Население Бедфорда должно было выбрать двух депутатов в палату общин. Выборная агитация, руководимая особой корпорацией в Бедфорде, шла полным ходом, когда Говард, по настоянию друзей, согласился выставить свою кандидатуру. Вместе с Говардом кандидатом выступил Вэтбрид, о котором мы упоминали выше, и еще два кандидата бедфордской корпорации. Последней удалось на выборах провести своих кандидатов, Говард же и Вэтбрид оказались с меньшинством голосов. При выборах допущены были такие неправильности, что Вэтбрид и Говард решились обжаловать их в палате общин и просить о создании комитета для проверки списков избирателей. Комитет был создан и, по исключении тех лиц, которые были неправильно внесены в списки, – большинство оказалось за Вэтбридом и одним из кандидатов корпорации, – Говард же все-таки оказался неизбранным.

Как смотрел Говард на свою кандидатуру и как он отнесся к испытанной им неудаче, показывает письмо его к Саймондсу из Лондона от 27 марта 1775 года. “Примите, – пишет он, – мою благодарность за Вашу помощь и усердную преданность делу, которое по воле Божией кончилось так неудачно для нас – диссидентов. Правительство употребило все усилия, чтобы диссидент не попал в депутаты”. Только потому Говард и согласился выступить кандидатом и в случае удачи оставить избранное поприще деятельности, что он считал свое избрание общим делом диссидентов и придавал ему большое значение в смысле достижения ими гражданской и политической полноправности.

Прежде чем приступить к обнародованию сделанных им наблюдений над английскими тюрьмами, Говард счел нужным ознакомиться с состоянием тюрем некоторых государств на континенте. И вот в апреле 1775 года он предпринимает первую континентальную поездку с ясно намеченной целью: изучение состояния тюрем. Первым объектом наблюдения Говард избрал Париж и его знаменитые тюрьмы. Но здесь исследователь натолкнулся на серьезное затруднение: тюремные власти не допускали посторонних к осмотру тюрем, особенно Бастилии – этой мрачной крепости, возбуждавшей ужас современников. Неутомимый и не останавливающийся ни перед какими препятствиями, Говард отыскал в законодательстве Франции старый, пришедший в забвение, хотя и никем не отмененный, закон, по которому в тюрьмы должен быть допускаем всякий желающий сделать какое-либо пожертвование в пользу заключенных. Засвидетельствованная надлежащим образом копия с этого закона оказалась, однако, недостаточной, и на этот раз Говард напрасно стучался в двери мрачных парижских тюрем. Пришлось прибегнуть к помощи английского посланника, и только с разрешения высших властей настойчивый британец был допущен к осмотру парижских тюрем, кроме, однако, Бастилии, – этому аду не суждено было иметь своего Данте, который поведал бы миру об ужасах тюрьмы, куда не проникает ни один луч света и милосердия. Подробно осмотрены были Говардом Пти-Шателэ, Консьержери, Абайе, Бисетр, напоминавший больше госпиталь, чем тюрьму, и другие. Но Говарду очень хотелось получить представление и о Бастилии. По целым часам бродил он вокруг мрачных стен крепости, ожидая какого-нибудь счастливого случая, который дал бы ему возможность проникнуть внутрь ее, и решился даже на удивительно смелый шаг, не увенчавшийся, однако, успехом. Стоя раз у ворот Бастилии, Говард уловил момент, когда они отворились, чтобы пропустить кого-то, и незаметно проник во внутренний двор крепости; благополучно минуя часовых, он подвигался вперед, но наконец был замечен и удален. К счастью, эта смелая попытка не имела никаких неприятных для Говарда последствий. Лишенный возможности лично сделать наблюдения над Бастилией, он усердно разыскивал разные сведения о ней и отыскал памфлет, написанный лицом, в течение многих лет содержавшимся в Бастилии, снял с него копию и по возвращении на родину перевел и включил его в свою книгу “Состояние тюрем”. С особенной радостью принял впоследствии Говард весть о падении Бастилии.

После Парижа Говард направился во французскую и австрийскую Фландрию и затем – в Голландию. Здесь взор его мог отдохнуть на голландских тюремных учреждениях, занимавших тогда одно из первых мест среди континентальных тюрем. Говарда приятно поразило незначительное число осуждаемых на смертную казнь и казненных. В Амстердаме за последние десять лет до посещения Говарда не было ни одной казни. В течение целого столетия в среднем на год не приходилось больше одной казни. По сравнению с обилием казней в Англии, и особенно в Лондоне, оказывалось, что на одного казненного в Амстердаме, – принимая во внимание и разницу в населении обоих городов, – приходилось десять казней в Лондоне. Здесь же Говард впервые познакомился с благодетельным влиянием на нравственное и физическое состояние заключенных тюремной работы, а также с мерами предупреждения преступлений, выразившимися в кратком афоризме: “Сделай человека прилежным, и он будет честным”. Говард мог лично наблюдать в “Прядильном доме” за благодетельным влиянием тюремной работы. И в своей книге он с особенною подробностью останавливается на голландских тюрьмах.

После Голландии Говард осмотрел германские тюрьмы. Ганновер, Кассель, Ганнау, Маннгейм и Майнц были главными пунктами, остановившими на себе внимание Говарда.

В ноябре 1775 года Говард вернулся в Англию и сейчас же приступил к проверке прежних своих наблюдений над английскими тюрьмами и сравнению последних с континентальными. Не успев отдохнуть после утомительного путешествия по континенту, он вскоре опять пускается в путь. Только к маю 1776 года эта вторая ревизия отечественных мест заключения была закончена. Но Говард не решался еще приступить к печатанию имевшегося у него материала. Он находит его недостаточным и предпринимает новое путешествие на континент с целью изучения не посещенных им еще германских тюрем и обозрения мест заключения в Швейцарии и Италии.

Только после того как сведения его были обогащены вторичной поездкой на континент и после трехлетнего личного, непосредственного наблюдения, – для чего ему пришлось проехать тринадцать тысяч четыреста восемнадцать английских миль, т. е. более двадцати тысяч верст, – Говард решается познакомить публику с собранным им материалом.

Первоначальную редакцию и подбор фактических данных для книги он поручил своему другу пастору Денсгему. Когда материал был отобран и план выработан, Говард обратился к своему школьному товарищу доктору Прайсу, который успел уже занять видное место в литературе и политике – с просьбой представить свои соображения о плане книги; и только после одобрения его Прайсом осторожный исследователь приступил к окончательной редакции рукописи, причем пользовался помощью доктора Айкина – одного из его самых близких друзей и впоследствии первого его биографа.

Появление книги Говарда “The State of the Prisons in England and Wales” (“Состояние тюрем в Англии и Уэльсе”) произвело большую сенсацию в Англии и на континенте. Движение в пользу реформы уголовного правосудия и законодательства было в полном разгаре. Книга Говарда застала уже знаменитую книгу Чезаре Беккариа “О преступлениях и наказаниях”. Вдохновенною проповедью благородного маркиза европейское общественное мнение было уже подготовлено к тому, чтобы выслушать объективную и ужасную правду о состоянии тюрем. В самой Англии недовольство уголовным законодательством все больше и больше проникало в интеллигентные слои и выражалось в парламенте, в прессе и в обществе. Книга Говарда отвечала, таким образом, на самые жизненные запросы, и этим объясняется ее успех.

Прежде чем перейти к дальнейшему изложению деятельности Говарда, нелишне будет сказать несколько слов об образе его жизни – дома и в пути.

Здоровье Говарда требовало строгой диеты. Ко времени его путешествий и обзора тюрем Говард не употреблял ни мяса, ни вина. Чтобы закалить свой организм, он ежедневно купался в холодной воде. Прилежание его было поразительным. Проживая во время печатания книги в Иоррингтоне, он вставал в два часа пополуночи, работал до семи, затем завтракал. В восемь часов утра он был уже в типографии и лично наблюдал за печатанием книги. Выходя гулять, он запасался фруктами, которые любил раздавать встречающимся на пути детям. Обед его состоял из хлеба и молока.

В дороге Говард придерживался той же строгой диеты. Его сопровождал, как правило, старый слуга Джон Проль, переживший своего господина и сообщивший впоследствии биографам Говарда немало сведений о личной жизни филантропа. В поездках Говард бывал положительно неутомим, и лишь внутренняя сила этого характера побеждала физическую немощь. Едва успев приехать на место назначения, он немедленно приступал к делу – к осмотру тюрьмы в данной местности. Говард был весьма щедрым путешественником, и никто из той массы лиц, с которыми ему пришлось иметь дело в дороге, не уходил от него недовольным. Его частые поездки по английским дорогам сделали его известным всем содержателям гостиниц, почтальонам и прочим, которые всегда встречали его с неподдельной радостью.

Поселяне в Кардингтоне не переставали быть предметом попечений Говарда даже тогда, когда он весь всецело отдался своему делу. Они всегда встречали в нем поддержку советом и материальной помощью. Нечего и говорить, что все поездки совершались им за свой счет, и только благодаря его постоянной умеренности во всем оказывалось возможным покрывать издержки путешествий из доходов от его сравнительно небольшого имущества.

Сын Говарда пребывал в школе и, будучи уже одиннадцати-двенадцатилетним мальчиком, вел себя так, что возбуждал опасения за его будущее; но Говард не жалел средств к тому, чтобы сделать все возможное для воспитания и образования своего единственного ребенка.

Недолгий отдых в Кардингтоне, который разрешил себе Говард по выходе в свет его книги, был внезапно прерван в августе 1777 года известием о тяжкой болезни, постигшей его единственную сестру, жившую в Лондоне. Она умерла и оставила все свое имущество Говарду. Смерть сестры глубоко опечалила филантропа, но ему некогда было предаваться личному горю – призвание влекло его к дальнейшей деятельности.