"Ложе из роз" - читать интересную книгу автора (Стоун Кэтрин)

Глава 8

Уэствудская мемориальная больница, палата интенсивной терапии Суббота, третье ноября

Они ничего не могли разглядеть за стеной белых халатов, но чувствовали, что там, в этом тесном кругу, происходит нечто необычное, какая-то суматоха, волнение. Не было слышно больше звуковых сигналов, а в палату стремительно вкатили аппарат с блестящими белыми лопастями – дефибриллятор.

– Шок!

Они видели, как окружавший Кассандру персонал расступился и хрупкое тело содрогнулось от электрического разряда.

– Чейз!

Этот голос он не слышал долгие годы, целую вечность. Единственный голос, способный заставить Чейза обернуться и, пусть всего на одно мгновение, оторвать взгляд от Кассандры.

– Виктор!

Даже самый беспристрастный наблюдатель понял бы, что это отец и сын, – как ни странно, несмотря на отсутствие кровного родства, они были словно зеркальным отражением друг друга.

Виктор всегда сознавал сходство, вызвавшее такую привязанность гран-пера к Чейзу. Но до этой минуты Виктор никогда не видел в Чейзе отражения собственной души.

Теперь же перед ним стоял молодой человек, глубоко отчаявшийся и почти безнадежно влюбленный.

Отец и сын смотрели друг на друга, не произнося ни слова, и это продолжалось до тех пор, пока не прозвучал еще один голос, прервавший их молчаливую беседу.

– Виктор?

Повернувшись, Виктор сразу понял, от кого он исходит.

– Здравствуй, Хоуп, – нежно произнес он.

– Почему ты здесь?

Как посмел?

– Я хочу оказать помощь, если смогу, – спокойно ответил Виктор Тесье.

«Но что еще можно сделать? – недоумевала Хоуп. – Что

Их взгляды обратились туда, где еще не закончилось трагическое действо. За стеной белых халатов происходило нечто непонятное – таинственный и мрачный обмен одеялами, – потом все окутало облако непроницаемого молчания.

Наконец белые халаты начали потихоньку расступаться, персонал, в котором не было нужды, разошелся.

Прибор, подключенный к телу Кассандры, по-прежнему регистрировал ритмичные вдохи и выдохи, но теперь ее завернули в одеяла, подоткнув их со всех сторон, словно это прекрасное создание, эта драгоценная дочь природы с нежностью и любовью была отдана на волю снов.

– У нее брадикардия, – негромко пояснил хирург, подойдя к ним. – Это означает, что ритм биения ее сердца замедляется. Нам удалось довести его до прежнего состояния, и теперь давление крови в порядке. Мы полагаем, что брадикардия вызвана слишком низкой температурой, до которой мы охладили тело.

– И что теперь? – поинтересовалась Хоуп.

– Удаление части черепной кости практически дало возможность избавить ее от опасности отека мозга. Вчера вечером мы снизили дозу барбитуратов, а после полуночи уменьшили гипервентиляцию.

– Значит, если бы ее сердечный ритм не снизился сейчас так резко…

– Мы бы начали поднимать температуру ее тела немного позже. Брадикардия вынудила нас ускорить этот процесс.

Сделайте так, чтобы ей было тепло. Сейчас же. Немедленно. Пожалуйста.

Но Хоуп слышала слова хирурга и различила в них мудрую осмотрительность. Она заставила себя согласиться с этим решением и попыталась усмирить бушевавшие в ней эмоции.

И еще она считала, что никогда в жизни больше не увидит Виктора Тесье, что ей не придется опять принуждать себя испытывать эти противоречивые чувства. Уж по крайней мере не теперь.

Зато Чейз, как ни странно, был рад его присутствию – присутствию человека, из-за которого восемь лет назад рухнул весь его мир.


– Где он? – Сибил бросила взгляд на часы с бриллиантами. – Все гости в сборе, а мы еще не предложили им ни выпить, ни закусить. Я знаю, ты собирался начать вечер с тоста…

– Полагаю, шампанское приготовлено? Его можно подавать?

– Да. А как насчет Виктора?

– Он не приедет.

– Что?

– Он не приедет.

– Тебе следовало сказать мне об этом.

– Ах вот как? И что бы от этого изменилось? Стало бы меньше ледяных скульптур или закуски были бы поскромнее?

– Нет, конечно, нет. Просто все собравшиеся, все гости…

– Все прибыли сюда ради Чейза.

Голос, неожиданно вмешавшийся в беседу двоих, принадлежал Хоуп, и в нем звучала уверенность юриста, адвоката, словно в него проник отзвук ее будущей профессии.

– Большинство гостей даже не знакомы с Виктором.

– Да ведь Виктор Тесье…

– Знаменитый музыкант.

Хоуп улыбнулась, а Сибил слегка побледнела:

– Но сегодня праздник виноделия, а не музыки…

– И уже время открывать торжество, – поставил окончательную точку Чейз. – Распорядитесь подать шампанское.

Сибил Куртленд Рейли привыкла отдавать приказания, а не получать их. Внутренне ощетинившись, она направилась на кухню.

Чейз широко улыбнулся сестре:

– А ты крепкий орешек, Хоуп Тесье.

Хоуп судорожно вдохнула:

– Право же, нет… но это было довольно-таки устрашающее зрелище. Интересно, чувствует ли Кэсс такое же волнение, когда изображает Бланш дю Буа или притворяется кем-нибудь еще? А ведь я не сказала ничего, кроме правды.

– Ты выглядишь потрясающе.

– О! Спасибо! – Хоуп была одновременно смущена и довольна. – Я…

– Ну, – подбодрил Чейз.

– Я сказала Кэсс, но просила ее не говорить тебе, пока не буду знать точно, что это сработает. Ты ведь помнишь закат в Бодега-Бей? Когда мы все видели зеленый луч солнца?

– Конечно, помню.

– Я приняла решение, Чейз. Именно тогда. Возможно, это решение пришло ко мне вдруг, как озарение. Как бы то ни было, я решила похудеть – раз и навсегда, на всю оставшуюся жизнь. Хотя вне зависимости от того, как я буду выглядеть, я всегда буду чувствовать себя хорошо.

– Для тебя не имеет значения, как ты будешь выглядеть? – удивился Чейз, вспоминая то, что ему говорила Кассандра. – Но, Хоуп Тесье, ты действительно выглядишь потрясающе!

Особенно в этом платье цвета закатного неба, когда оно из золотого становится изумрудным, повторяя цвет твоих замечательных изумрудных глаз.

– Запомни раз и навсегда: ты просто красавица, и не важно, весишь ли ты чуть больше нормы или нет. Но если ради собственного спокойствия ты хочешь немного похудеть…

– И похудею!

– Тогда действуй, – улыбнулся Чейз. – Но в пределах разумного.

Она тоже улыбнулась и перевела разговор на другое:

– Ты видел Кассандру?

– Нет.

– Думаю, Кэсс дежурит на кухне, чтобы предотвратить очередную каверзу Сибил и не дать ей заменить бокалы Джейн другими. Ладно, подождем, пока она не появится.

– Вы ездили за покупками?

– Нет, всего лишь взять напрокат платья. Это, как справедливо заметила Кэсс, все, чем мы располагаем. О, вот и она сама!

Кассандра в сверкающем платье из золотистого шелка, переливающемся всеми цветами радуги, улыбаясь, подошла к ним.

– Видишь, Чейз? – в восторге воскликнула Хоуп. – Разве она не сногсшибательна?

– Да, – тихо согласился он, – так и есть.

Сам Чейз Тесье был не менее ослепителен. Впрочем, таким он был не только в роскошном костюме, но и в джинсах или любой другой одежде.

Настойчивый звон хрустального колокольчика заставил всех обернуться; общий гул постепенно стих. С возвышения, предназначенного как раз для таких случаев, Чейз должен был произнести приветственные слова и, открыв торжество, ознаменовать начало нового столетия процветания дома Тесье.

Гости расступились, пропуская Чейза, и замерли в почтительном молчании. Как всегда изящный и учтивый, Чейз Тесье начал свою речь с того, что поприветствовал гостей, поблагодарил Элинор, Сибил и Джейн, которая, несмотря на его личное приглашение, предпочла под каким-то предлогом не явиться.

– Как и Джейн, Виктор не приехал на церемонию. Я могу раскрыть причины его решения не присутствовать здесь, как и причины многих других его поступков. Мы оба подумали и решили, что имение Тесье должно прекратить свое существование.

Послышался дружный вздох, кто-то громко глотнул. Воздух в комнате словно стал наэлектризованным.

– Тесье сыграли особую роль в судьбе долины Напа. Особую! – с нажимом повторил Чейз. – Однако и на их долю выпали потери. Жан-Люк готов был покинуть долину почти тридцать лет назад, после смерти горячо любимой им Маргарет. Их сын убедил его остаться здесь. А четырнадцать лет назад, после смерти Жан-Люка, уже Виктор хотел продать все, но не сделал этого из-за меня. Так эта долина, этот виноградник стали моим домом. Это был чудесный дом.

Чейз Тесье глубоко вздохнул.

– Долгие годы Тесье получали множество предложений от французских производителей шампанских вин и от здешних виноделов. Виктор и я решили ориентироваться на выбор самого гран-пера. Жан-Люк считал, что должен разделить свое имение. Итак, в честь него мы разделили урожай этого года и нашу землю со своими соседями. Я буду нести ответственность за этот раздел и обещаю быть честным. Что же касается дома и винодельни, Адриан Эллис, только что закончивший съемки «Дуэта», первого ноября вступит во владение ими. Хотя я знаю случай, когда известный голливудский режиссер стал блестящим виноделом, у Адриана таких планов нет. Этот дом станет его домом, а винодельня – домом звукозаписи.

Чейз с минуту оглядывал зал, и его суровое, будто высеченное из камня лицо слегка освещала улыбка.

– Итак, примите это как факт. От имени Виктора и своего я хочу поблагодарить всех вас и пожелать вам всего наилучшего. А теперь пора перейти к празднику, и я начну его с тоста в честь Жан-Люка Тесье, нашего любимого гран-пера.

Произнеся эти слова, Чейз поднял руку, в которой сверкал бокал шампанского.

– За гран-пера.

«За гран-пера. За гран-пера». Хрустальные бокалы, соприкасаясь, звенели, розы и виноградные гроздья ласкали друг друга, а лучшее шампанское ласкало вкус и обоняние гостей.

Прежде чем зал разразился аплодисментами, Чейз покинул возвышение, а Кэсс повернулась к Хоуп, вернее, к тому месту, где должна была стоять ее подруга в изумрудно-зеленом платье.

Но Хоуп скрылась, исчезла – должно быть, она ушла, как только Чейз объявил о том, что их компания перестает существовать, а двери имения Тесье, стоявшие открытыми сто лет, отныне закрываются.

– Это то, чего он хочет.

Кэсс обернулась на голос:

– Элинор! Так вы знали?

Но Элинор уже куда-то скрылась, – ее увлек за собой житель долины, торопившийся высказать ей свое сожаление.

Кэсс двинулась сквозь толпу, сквозь шуршание золотого шитья и пену шелковых оборок, стремясь побыстрее пробраться к Чейзу, стоявшему в отдалении рядом с Хоуп.

В это время Хоуп говорила что-то страстно, горячо и умоляюще; Чейз же был похож на статую, олицетворяющую изящество, благородство и гордость. Издалека казалось даже, что он не дышит. Как мог он вести себя подобным образом? Немыслимо! Неужели у него и впрямь не было сердца?

В этот момент внимание Кассандры отвлекло самодовольное презрительное лицо Сибил Куртленд Рейли, которая тоже заметила ее:

– Надеюсь, теперь вы довольны, Кассандра? Это ваше влияние, и вы знаете об этом.

Да знаю, знаю.

– Разве не вы ходили к Чейзу просить за Джейн? А он обратился к Виктору. Ведь я предупреждала вас, что случится, если Виктор узнает о появлении Джейн в имении.

Это было правдой. Сибил предупреждала ее. Но она отмела это предупреждение, сочтя его низким, высокомерным, несерьезным. А теперь она видела Чейза, стоящего в тени, и лицо у него было как у человека, которого давно уже ничто в мире не волнует.

– Что произошло между Виктором и Джейн?

– Ничего, что имело бы отношение к вам, Кассандра. Я и это вам говорила, но вы не пожелали меня слушать. И теперь, теперь… теперь все кончено.

– Этого не может быть. Поговорите с ним, Сибил! С Виктором. Пожалуйста! Скажите, что это моя вина, а не Чейза. Моя вина!

– В чем же ваша вина, Кассандра? – Это был уже другой, неожиданный голос, заставивший сердце Кассандры на мгновение замереть.

– О! Чейз!

– Ну, – замурлыкала Сибил, как кошка, объевшаяся канарейками. – Я думаю, мне лучше оставить вас наедине. Надеюсь, разговор у вас будет приятным.

С этими словами Сибил, прошуршав платьем, исчезла, оставив Кассандру наедине с Чейзом. С живым и теплым Чейзом, стоявшим перед ней, а не с бездыханной статуей, каким он показался ей издали. Видно было, что он дышит ровно; сердце без перебоев посылало кровь по всему телу, а в его пленительных глазах сияло расплавленное серебро.

Он улыбнулся.

– Знаете что? – Голос Чейза был похож на нежный, пламенный вкус его лучшего вина. – Нам с вами самое время прогуляться.

Чейз вывел ее через французские двери в розовый сад, где ночной воздух был пропитан ароматом роз. В отдалении что-то бормотал фонтан, выбрасывая вверх струю залитого светом звезд шампанского. За их спинами в бальном зале оркестр исполнял мелодии, полные любви и нежности.

– Так все-таки вы скажете мне, в чем ваша вина?

Кассандра стояла на некотором расстоянии, отделенная от него розами. Она отважно смотрела на хозяина всего этого великолепия сквозь бутоны и шипы, полностью готовая снести упреки и гнев, которые, как ей казалось, заслужила.

– Я не послушала предостережений Сибил о Викторе и Джейн. Я попросила вас поговорить с Виктором.

– Но вы не просили меня об этом.

– Тем не менее Виктор пришел в ярость, когда вы с ним заговорили, верно? Он так разъярился, что…

…Что причинил тебе такую неприятность, этот человек, которому ты всегда был верен. Виктор Тесье предал тебя. Он погубил тебя, заставил совершить самоубийство.

– Виктор кое-что представляет собой, Кассандра, – спокойно заметил Чейз, ведя ее через цветущие розовые кусты.

Он был внимателен и терпелив. По-видимому, Кассандра собиралась сказать еще многое, но она не могла сейчас уделить все свое внимание ему, а он нуждался в нем именно теперь, и нуждался отчаянно.

– Когда Виктор говорил со мной, в нем не было никакой ненависти. Он попросил меня прислать ему один из бокалов Джейн…

– И покончить с вашим семейным делом?

– Нет.

– Но ведь решение было принято не вами?

– Идея была не моя, но я был готов ее принять.

– Из-за Хоуп. Потому что я сказала вам, что она не чувствует себя здесь в безопасности.

– Насколько я припоминаю, я сам говорил это, а вы только подтвердили справедливость моих слов.

– И вы покидаете долину, не так ли? Теперь вы начнете производить вино в каком-нибудь другом месте, не в Напа. В Испании, Новой Зеландии, во Франции… Вам необходимы виноградники, Чейз, и на этот раз они должны быть только ваши.

Она все еще волновалась, трепетала от потребности убедить его, от сладостной лучезарной надежды помочь ему осуществить его мечты.

– Вы так полагаете?

– Да. Я знаю, что это страшно дорого. Но… у меня есть немного денег – так, кое-что. Я буду счастлива вложить их в ваше предприятие.

Она предлагала ему все свои сбережения и была готова отдать их ему по доброй воле, с радостью.

Но, Кассандра, ты обладаешь гораздо большими сокровищами. Предложишь ли ты их мне с такой же радостью?

– Откровенно говоря, у меня достаточно денег. Моя доля в этом дележе довольно значительна.

– Значит, вы становитесь богатым. Конечно, мне следовало бы догадаться. Это было так глупо с моей стороны…

Кассандра смешалась, почувствовала неловкость. Ее предложение было бестактностью. Она опустила голову, щеки ее вспыхнули и приобрели точно такой же цвет, как у роз на кусте, возле которого она стояла.

Чейз потянулся к ней сквозь душистый розовый куст, сквозь лепестки и шипы; его пальцы коснулись подбородка, и он нежно, бережно приподнял ее голову. Синие глаза встретились с серыми глазами цвета расплавленного серебра, и его рука почувствовала жар тела Кассандры.

– Это было очень мило с вашей стороны. Вы так добры, так охотно готовы поделиться тем, что принадлежит вам. Но мне не нужны деньги, Кассандра. Мне нужна гора.

– Черная Гора, – прошептала Кэсс. – Я думала, что, когда умерла Френсис, мечтам и планам пришел конец…

Безусловно, Чейз Тесье мог на время отказаться от них ради Хоуп, потому что для Хоуп гора его грез была местом ее утрат. Ну а теперь? Кассандра припомнила, как брат с сестрой горячо спорили о чем-то.

– Хоуп хочет, чтобы вы остались в Напа, верно? Чтобы вы жили на горе и занимались виноградарством, и… она говорила с вами еще о чем-то.

– Да, она говорила, – подтвердил Чейз спокойно, – что когда-нибудь вернется на гору, если я буду здесь.

– Она была совершенно искренней, Чейз. Она хочет именно этого. Она хочет того же, что и вы.

Это всего лишь часть того, что хочу я, Кассандра. Причем незначительная часть.

Чейз готов был сказать ей и остальное. Прямо сейчас. Но его прелестная Малиновка все еще трепетала, будто боялась продолжать разговор, – боялась, что он вновь всколыхнет в ней улегшееся было волнение.

– Вы знаете, кем была Кассандра? – спросила она.

– Конечно. Пророчицей, которой никто не верил…

– Хотя она никогда не ошибалась. Вы будете возделывать свои виноградники на Черной Горе, Чейз.

– Вы действительно так полагаете?

– Я это знаю.

Юная пророчица была столь прелестна, лунный свет посылал блики в ее синие глаза, сверкавшие бескорыстной радостью за него…

А теперь, Кассандра, обсудим мою судьбу, обсудим по-настоящему.

– Вы помните условия, при которых мне достается Черная Гора?

– Необходимо жениться.

Жениться на женщине, которую полюбишь. Это так просто, Чейз. Ведь ты уже нашел ее.

Действительно ли это ему показалось или это была игра лунного света? Но этот внутренний свет ему не пригрезился; сияние было ровным – нет никаких оснований опасаться, что оно померкнет, потускнеет.

– Когда дело дошло до подписания официальных бумаг, Френсис сделала некоторые дополнения. Черная Гора станет нашей только в десятую годовщину свадьбы, а в случае развода отойдет к моей жене.

– Но если вы разведетесь, не прожив десяти лет…

– Моя жена получит землю, гору и все остальное – винодельню, замок, все мое имущество.

– Которое она может отдать или продать вам?

– Ничего подобного, никогда.

– А если вы ее убьете?

Чейз улыбнулся:

– Ну, если мне удастся выйти сухим из воды, тогда я становлюсь наследником.

– Милая добрая старушка Френсис, – пробормотала Кассандра. – Все дело было в ней. Она хотела всем управлять. Она хотела всем руководить. Даже из могилы. Значит, вы ее перехитрили.

– Перехитрил?

– Да, влюбились в Пейдж и выбрали ее. Я хочу сказать, она не из тех женщин, с которыми разводятся, и она так очаровательна, что у вас не возникнет искушения убить ее. Пейдж – само совершенство.

Звезды мерцали, луна сияла. Его темно-серые глаза смотрели на нее как никогда внимательно и напряженно.

– Дело в том, Кассандра, что я не собираюсь жениться на Пейдж и прошу вашей руки.

– Моей?

Чейз все еще не дотронулся до нее, не потянулся к ней сквозь разделявший их ароматный розовый куст, сквозь бездну лепестков и шипов.

Их разделяло расстояние, и это было очень важно.

– Твоей, Кассандра. Я прошу тебя стать моей женой.

Но ведь ты меня не знаешь, Чейз. И не узнаешь ни за одну ночь, ни за десять лет.

– Отвечайте же!

– Что отвечать?

В течение нескольких мгновений он не замечал ее смущения, видел и читал в ее лице чистую, сияющую, ослепительную радость. Потом она сменилась замешательством, и в глазах ее он увидел боль…

– У вас такой смущенный вид.

– Смущенный? У меня? Вовсе нет!

Теперь ее улыбка была яркой, ослепительной, отважной… и неискренней.

– Что касается вашего предложения, мистер Тесье, то с чего бы мне выходить за вас замуж?

Чейз попытался подавить досаду, но она прорвалась в его мягком, таящем угрозу голосе.

– Я не прошу руки Бланш дю Буа, Кассандра. Я делаю предложение вам, но не требую от вас немедленного ответа. Я просто прошу вас подумать об этом. Ладно?

– Я надоем вам.

Это был шепот – столь тихий, едва слышный в ночном воздухе, что, будь то другой мужчина, чувства которого не были бы обострены любовью, он мог бы и не расслышать его.

– Никогда, Кассандра. Я никогда не устану от вас, я никогда вас не разлюблю.

– Но вы и Пейдж…

– Я порвал с Пейдж в тот самый вечер, когда мы обедали «У Куртленда».

В тот вечер? Когда ты вернулся и казался таким изголодавшимся?

– Пейдж нашла кого-то другого?

Чейз улыбнулся:

– Это я нашел кого-то другого. По крайней мере я принял такое решение и думал, что вы уже знали об этом. С первой нашей встречи в июне, когда мы только увидели друг друга.

Неужели в ту самую минуту, Чейз, когда я убегала от своей прежней жизни? Одна, с опущенной щекой, одетая во все черное?

– Но…

– Почему я не говорил вам до сегодняшнего дня? Мне казалось, все столь очевидно… хотя, возможно, не было заметно столь уж явственно.

– Не было заметно?

– Вы ведь были гостьей в моем доме. Лучшей подругой моей сестры. К тому же вопрос моего будущего, как и вашего, был еще неясен.

– И моего?

– Ваша страсть, Кассандра, – куда она могла вас завести? К тому же вы с такой ненавистью говорили о браке, о том, что вас пугает однообразие семейной жизни… Но, должен признаться, этот вопрос беспокоил меня меньше всего. Я сомневаюсь, что брак с вами будет монотонным и скучным.

– Вы хотите…

– Хочу ли я заниматься с вами любовью?

Смех его был вполне откровенным, но она этого не знала, его робкая Малиновка, и он заметил, как по лицу ее скользнула легкая тень сомнения.

Его низкий мягкий голос зазвучал снова, он был полон нежности.

– Вы когда-нибудь занимались любовью?

Любовью? Нет. Сексом – да.

Много раз, начиная со старших классов школы, когда большинство мальчиков почему-то выбирали ее… именно ее… Сандру, маленькую ведьмочку.

Конечно, все это было в шутку: наглость, подпитываемая жестокостью, плюс гормоны, действие которых вступало в особую силу в темноте. Она и не подозревала, что сделалась тогда предметом насмешек и что сексуальный интерес, проявленный к ней несколькими сверстниками, надолго превратился в развлечение для всей школы.

В конце концов Сандра Джонс стала Кассандрой Винтер, эталоном одиночества и отчаяния. Молодые люди желали видеть в ней лишь женщину, доступную для всех, особенно когда она принимала обличье Бланш дю Буа и пленяла их своей светскостью. Но ее уделом было разочаровывать их. Кассандра оставалась под ярким оперением тощим подростком, не ведавшим страсти и, казалось, сделанным изо льда.

– Кассандра?

– Да?

– Вам бы хотелось заняться любовью со мной?

Но Чейз Тесье уже делал это; его голос, его взгляд, его нежность – все выражало любовь, которой она никогда не знала.

– Да, – услышала она свой неуверенный ответ.

– Именно со мной?

Ее кивок – и взметнулось облако янтарных волос, обласканных лунным светом.

С тобой… Только с тобой… Всегда с тобой.

– А как насчет вашей страсти, Кассандра? Есть на свете что-нибудь, что могло бы вас увлечь прочь от Напа?

– Нет.

– Нет?

Потому что моя страсть – ты. И всегда будешь ею.

Она улыбнулась, и улыбка эта не принадлежала Бланш дю Буа. Это была ее улыбка, полная радости и отваги.

– Думаю, я хотела бы научиться изготовлять шампанское.

– Тогда выходите за меня, Кассандра. Мы вместе добьемся того, что не удавалось никому.