"Ложе из роз" - читать интересную книгу автора (Стоун Кэтрин)

Глава 2

Напа-Вэлли Июнь, восемь лет назад

На ярко-синем небе сверкало солнце. Его золотые лучи ласкали виноградные лозы, как легкие, едва прикасающиеся к коже поцелуи, и от этих поцелуев зарождающиеся гроздья наполнялись сладким соком, приобретая нежную, словно дремлющую сладость. Воздух благоухал, полный обещаний грядущего пробуждения, обдавая все вокруг пьянящим ароматом распускающихся роз и согретой солнцем земли.

Был прекрасный летний день, как раз такой, который способен пробудить вдохновение художника или мечты поэта. Но Чейз Тесье любил эту землю и эту долину всегда, каждый день и в любое время года: весной, когда цветущая дикая горчица покрывала желтым ковром всю территорию виноградников; осенью, во время сбора урожая, когда лозы сгибались под тяжестью плодов и были готовы отдать их каждому желающему; зимой, когда даже здоровые и жизнеспособные растения становились похожими на скелеты, а больные стебли сжигали, превращая их в пепел.

Но на этот раз несравненный по красоте день был омрачен тенью беспокойства. Увидит ли Хоуп столь божественную красоту? Сможет ли? Или ее способность видеть прекрасное навсегда омрачена горечью утраты?

Чейзу скоро предстояло это узнать. В первый раз после того, как он окончил колледж – а это было в сентябре прошлого года, в первый раз после смерти Френсис Тесье, – его сестра вернулась домой. Университет Лос-Анджелеса находился не так уж далеко отсюда, всего в шести часах пути, но и этот короткий путь теперь был тяжек для Хоуп, точнее сказать, почти непреодолим. По мере того как приближался очередной праздник, а с ним и каникулы, ее ужас усиливался, и потому Чейз предлагал ей проводить праздники в других местах: День благодарения – в Аспене, Рождество – в Париже, а уик-энд в конце июля – в Санта-Фе.

Как раз во время этого уик-энда в Санта-Фе Хоуп дала ему торжественное обещание провести весенние каникулы в Напа; это было отважное обещание, которое она оказалась не в силах выполнить.

– Мы с Кассандрой будем околачиваться где-нибудь поблизости, – сказала Хоуп по телефону, – для тебя подойдет?

– Конечно. Только не улизни куда-нибудь в другое место.

– Да нет же. Кэсс как раз получила потрясающую работу в ресторане на Родео-драйв, а мне надо прочесть кучу материалов перед весенними курсами.

– Ты слишком много работаешь, Хоуп Тесье.

Это братское поддразнивание подпитывалось мучительным беспокойством за нее. Учеба в университете была ее убежищем, ее бегством от боли.

– Я и вполовину не работаю столько, сколько ты или Кассандра.

Кассандра.

С февраля Хоуп упоминала это имя в каждом разговоре с ним. Кассандре Винтер шел двадцать первый год, а Хоуп было всего восемнадцать; тем не менее она уже готовилась получить ученую степень по истории искусств.

Как рассказала ему Хоуп, Кэсс была поздним ребенком, к тому же единственным и желанным, неожиданным подарком судьбы, и весь городок Вермонт разделял нетерпеливое ожидание ее родителей. Доктору во время родов пришлось наложить щипцы и сжать ее головку слишком сильно; в результате он повредил какой-то нерв, и потому одна половина асимметричного лица Кэсс постоянно выглядела слегка поникшей. Недостаток был едва заметным, если не считать тех случаев, когда она чересчур уставала. Но Кассандре мало было дела до поврежденного нерва, символа того, с каким нетерпением ожидали ее прихода в этот мир.

Портрет, нарисованный Хоуп, прекрасно передавал величайшую уверенность Кэсс в себе, доходящую до самодовольства, а это было как раз то, чего так не хватало самой Хоуп. И все же Чейзу казалось, что эта дружба нежелательна для его сестры. Что могло быть общего между студенткой старшего курса и его маленькой, неуверенной и замкнутой в себе сестричкой? Хотя он был благодарен Кэсс за жизнерадостность, которой давно не слышал в голосе сестры, что-то в их отношениях его постоянно тревожило. Хоуп, очевидно, не хотела рассказывать ему, каким образом завязалась их дружба.

Мы просто познакомились, Чейз, вот и все.

И было еще одно удивительное совпадение: смерть отца Кассандры, по возрасту, скорее, годившегося ей в дедушки, когда девочке было всего четыре года, и ее матери, когда Кэсс было семнадцать. Все это очень походило на собственные утраты Хоуп. Чейза почему-то тревожило это совпадение, но он держал свои сомнения при себе и с нетерпением ждал июня, когда Хоуп должна была вернуться на лето в Напа, а Кассандра – «отправиться обратно на восток», потому что ее карьера не терпела отлагательства, и она должна была окончить колледж за три года.

И вот наступил день прибытия, этот восхитительный день в Напа, которого его сестра могла так и не увидеть.

– Хоуп! Кто-то рассыпал алмазы в винограднике.

– Что ты сказала, Кэсс?

– Алмазы, – повторила Кассандра тихо, почти с трудом.

Хоуп не замечала редкостной красоты июньского дня. Она не видела ни ярко-синего неба, ни золотого солнца, ни этого сокровища, неожиданного подарка судьбы, – алмазов, сверкавших на гладких, будто отполированных виноградных лозах. Хоуп была способна видеть только серую ленту шоссе, по которому она ехала, да встававшие перед ней мрачные воспоминания.

– О! – пробормотала она, посмотрев на виноградники. – Это только ленты из фольги. Ну, как елочные украшения, как мишура. Повешены, чтобы отпугивать птиц. А отсюда выглядят словно алмазы.

Ответ Хоуп был, как всегда, вежливым и любезным, несмотря на ее смятение. Возвращение домой было для нее мучительным, и Кассандра знала это. Страх был написан на лице Хоуп; он был заметен по тому, как судорожно она сжимала руль, как неровно вела машину – то достигая предела дозволенной скорости, то замедляя движение до такой степени, что они начинали ползти медленнее улитки.

Вот оно, приближение к дому, – тяга и отторжение, отчасти приятное возбуждение, отчасти ужас.

Причиной, по которой Хоуп отважилась на это горькое и сладостное путешествие, было восхищение старшим братом, которого она едва знала.

Не подведи ее, Чейз Тесье. Она делает это ради тебя!

Впрочем, размышляла Кэсс, Чейз тоже настаивал на возвращении сестры ради самой Хоуп, зная, какие демоны ее преследуют, надеясь на то, что им удастся изгнать этих духов, обнажив ее боль и тем самым избавив от мрачных теней прошлого. И тогда, возможно, перед ней откроется ослепительное будущее.

А может, Чейз рассчитывал, что то место, которое отняло у Хоуп так много, отдаст ей часть богатства, которым обладало, подарит животворное тепло и алмазы, сверкающие на солнце. Чейз любил свою долину, свои виноградники, свой дом. Хоуп говорила ей об этом. Для него, прожившего здесь всю жизнь, потери Хоуп были всего лишь отдельными мрачными пятнами на широком и ярком полотне жизни.

Хоуп редко бывала в Напа, а Чейз редко покидал ее. Он являлся богатым наследником, принадлежавшим к избранному кругу; но было в нем нечто, мешавшее ему вести светскую жизнь. Иначе зачем бы он предпочел святилище, которым для него стали его виноградники, катанию на лыжах по склонам Монблана? Должно быть, у этого человека не было выбора, или – что гораздо печальнее – у него недоставало воображения, любопытства и жажды приключений.

А вдруг тот, кто избрал скучную серую дорогу традиций и семейной жизни, был своего рода волшебником? Может быть, Чейз не испытывал желания узнать другие части планеты, так как чувствовал, что уже живет в раю?

– Мы прибыли.

Это спокойное заявление Хоуп оторвало Кассандру от ее грез.

Прибыли.

Так вот они, владения Тесье. Дом и винодельня, впечатляющие каменные строения, были отделены друг от друга огромным двором. Посреди двора красовался фонтан, выбрасывавший свои сверкающие струи в залитый солнцем воздух и выше, в небо. Благодатная земля обсажена рядами олив, которые, смыкая ветви, образовывали изумрудный коридор. За их колеблемыми, похожими на плюмажи ветвями простирались виноградники – обширные, ухоженные, усеянные через определенные интервалы цветущими кустами нежно-кремового цвета.

– Розы, – почти не веря себе, пробормотала Кэсс.

– Это всё затеи Чейза. – Хоуп слабо улыбнулась.

Чейз, стоявший в портике, в тени, вышел их приветствовать. Всего несколько широких шагов, и солнце осветило его всего. Кассандра услышала, как вздохнула Хоуп, и оглянулась.

– Ты выглядишь прекрасно, Хоуп Тесье, – ты стала просто красавицей.

Бабочка, окутанная коконом отчаяния, схоронившаяся в своей куколке; бабочка, которая могла бы вылететь, воспарить, подняться высоко в небо…

Для этого ей не хватало только уверенности в себе. Да, она была красивой, даже больше – обольстительной. И конечно, Чейз не разочаруется – он будет просто потрясен, когда увидит сестру.

Мы проведем восхитительное лето, наблюдая, как наливаются соком гроздья.

Отбросив на время неуместные мысли о развлечениях как недостойные, забыв об острословии, которому она была столь привержена до того, как познакомилась с Хоуп, от которого она отказалась ради Хоуп, Кэсс предалась размышлениям. По правде говоря, в покойной матери Хоуп, Френсис Тесье, не было ничего забавного или смешного – напротив, как понимала Кассандра, она была черства и эгоистична. Впрочем, и в Викторе Тесье, который не был родным отцом Хоуп, тоже не было ничего забавного или веселого. А как насчет Чейза? Уж он-то должен быть именно таким – добрым и замечательным, как утверждала Хоуп…

– Потрясающе, – произнесла Кэсс.

– Ладно уж, – снисходительно ответила Хоуп.

Ее слова еще слышались в воздухе, когда она заглушила мотор, поставила машину на ручной тормоз и пальцы ее нажали на ручку дверцы.

– Пошли!

Кэсс тем не менее не торопилась выходить из машины и наблюдала оттуда родственное объятие брата и сестры. Уже в эти первые минуты Кэсс поняла, разгадала характер Чейза Тесье. Она видела его радость и облегчение оттого, что Хоуп вернулась домой; его гордость за свою маленькую сестренку, и только – никакого разочарования, никакого удивления, ни малейшей тени озабоченности. Его руки нежно и бережно обнимали Хоуп, будто она была самым хрупким созданием на свете и величайшим из сокровищ.

Именно теперь, пока брат и сестра еще не разомкнули объятия, Кэсс заметила то, что Чейз не позволял себе показывать, – печаль, беспокойство и что-то еще, чего она не могла определить словами… Какое-то непонятное чувство, яростное, почти свирепое. Ей представилось, что, если бы он смог взять на себя часть горечи Хоуп, он сделал бы это с радостью. Он был готов охранять и беречь ее бесконечно долго, чтобы защитить от дальнейших разочарований.

Что-то зашевелилось в сердце Кэсс, она почувствовала странное томление в душе.

Неужели мне нельзя войти в этот мир, стать его частью? О! Пожалуйста, пожалуйста, пусть они примут меня к себе.

Возможно, Чейз Тесье услышал безмолвный призыв ее одинокого сердца и именно поэтому заметил туманную фигуру за тонированным стеклом машины?

– Кэсс! Иди сюда, поздоровайся с моим братом!

Приглашение Хоуп растворилось в ароматном, словно набальзамированном воздухе. Голос ее звучал нежно и мелодично, в полном соответствии с той музыкой, что звучала внутри Кэсс. Все существо ее пело созвучно этому месту, под обаяние которого она подпала с первой же минуты. А возможно, это чувство беспричинного ликования было вызвано и ее братом, чей пронизывающий взгляд вызвал в Кэсс томление совсем другого рода, еще более глубокое, еще более жаркое, – ощущение какой-то бесшабашной отваги, непривычное и удивительное для нее самой.

Кэсс хотелось выпрыгнуть из машины и броситься к нему в бесстыдном порыве, но она обуздала свои чувства, напомнив себе о жестокой реальности. Музыка внутри нее умолкла.

В эту минуту Кассандра Винтер чувствовала себя беженкой, чудом спасенной благородным другом от какого-то неведомого несчастья. Кэсс вовсе не собиралась ехать сюда. Вчера вечером, глядя, как солнце опускается в море, они попрощались, пообещав друг другу, что будут поддерживать связь с той самой минуты, когда Кассандра узнает, где поселится.

Но то было вчера вечером. Вчера они сказали друг другу «прощай», однако сегодня утром Хоуп неожиданно появилась в спальне Кассандры. Надо сказать, Хоуп была далеко не таким мастером скрывать свои чувства, как ее брат.

– Это мой дорожный костюм, – пояснила Кассандра, делая вид, что приход Хоуп для нее вовсе не неожиданность.

Обычно Кассандра разделяла всеобщую приверженность к яркости и экстравагантности и одевалась соответствующим образом. Правда, выбор у нее был не слишком велик – гардероб приходилось составлять из небольшого количества доступных ей вещей. Однако и при столь скудной палитре она умела создать бесконечное разнообразие ансамблей, удивительный калейдоскоп тканей и цвета.

Но главную гордость и славу Кассандры составляли ее развевающиеся по ветру волосы, роскошная грива, в которой сочетались все оттенки янтаря – от темного до ярко-золотого. Кэсс никогда не пыталась обуздать буйство своих ослепительных волос, приручить это великолепие и изобилие.

Однако сегодня она была одета на редкость скромно – во все черное: облегающие брюки, свитер, сапоги. Одежда ее выглядела достаточно потрепанной и непривлекательной, если не считать сапог на высоком каблуке, а они были излюбленной обувью Кэсс. Прическа Кассандры немало удивила Хоуп. Волосы, еще влажные и темные после мытья, были туго перевязаны черной шелковой лентой и стянуты на затылке так, что не выбивалась ни одна янтарная прядь.

– Твой дорожный костюм?

– Не хочу привлекать к себе внимания в автобусах, не хочу говорить с незнакомцами, которые непременно привяжутся. Кроме того, как ты знаешь, в автобусе всегда работает кондиционер и внутри будет холодно.

– А может, тебе стоит поехать со мной?

По правде говоря, это не входило в планы Хоуп. Она просто хотела подвезти Кассандру до конечной остановки автобуса, от чего та упорно отказывалась. Но когда Хоуп Тесье увидела подругу, ее обычно мягкий и нерешительный взгляд приобрел несвойственную ей властность.

– Поедем в Напа, Кэсс, – проведешь лето с Чейзом и со мной.

Кэсс тут же уцепилась за эту ниточку, за эту соломинку, обещавшую ей новую жизнь, – привязалась так крепко, что даже не удосужилась переодеться или снять ленту с волос и выпустить их на свободу.

Так она оказалась здесь, в этом чудесном месте, где цвели розы и сверкали алмазы, – там, где скоро она должна была предстать перед таинственным незнакомцем, братом Хоуп.

Солнечный свет, столь благосклонный к семейству Тесье, посылавший ему свой нежный привет, безжалостно освещал и ее асимметричное лицо, глаза, украшенные темными кругами – следствие постоянного недосыпания. Ах, если бы она могла все время оставаться в тени! Невидимая волшебная музыка, игравшая в ней и вокруг нее, исцелила бы ее…

А что, если Чейз Тесье знал правду? Что, если он уже постиг настоящую Кассандру и готов лелеять и защищать ее – неожиданно появившуюся в его королевстве Золушку?

Музыка снова заиграла в ней – нежная, тихая, трепетная.

«Иди к нему! – слышала она радостный хор. – Забудь тени прошлого. Воспари в солнечных лучах. К нему! К нему!»