Дункан Мак Грегор Город Плененных Душ

Глава 1

Дорога была пустынна. Первые лучи солнца озаряли ее и все вокруг мягким, ровным светом, отчего и на душе становилось мирно, спокойно; лес по краям дороги кончился еще до рассвета, лишь огромные дубы стояли кое-где, широко раскинув толстые кривые ветви. Изредка вдруг начинала щебетать птица, потом прерывала свою песню на высокой ноте, и опять насту пала тишина.

По этой дороге из Кутхемеса в Замбулу, почему-то не прямой, а извивающейся подобно исполинской змее, Конан-киммериец уже шел однажды. Кажется, дубы тогда казались повыше… А может, просто сам Конан был ниже? Хотя чем-чем, а ростом он удался. Он и в юные годы был на голову выше взрослого мужчины. Конан улыбнулся, припоминая себя в юности, но тут же нахмурил брови. Этой ночью он видел плохой сон. Сначала мелькали какие-то обрывки прошлого — штурм Венариума, смешной сумеречный дух Шеймис, которого Конан освободил из заточения в стеклянном сосуде, гладиаторские казармы в Халоге, странное и несчастное существо, погибшее в башне Слона, — но потом прошлое пропало, затянулось густой дымовой завесой, и Конан увидел пожар. Горели дома, горели деревья, вспыхивали жарким пламенем прямо на бегу собаки — и выли. Люди тоже выли; то был жуткий, дикий, предсмертный вой сотенных толп, охваченных медленным непобедимым огнем…

Конан даже почувствовал запах горящей плоти, закашлялся и проснулся. Ночь, тишина… Но запах не исчез, и киммериец, хотя и очень хотел спать, встал и отправился дальше. С рассветом последние видения страшного кошмара рассеялись, забылись, и вот сейчас опять вспомнились, да так ясно, что Конану стало не по себе. Он пошел быстрее, стараясь не думать больше о снах, но неприятные мысли все равно лезли в голову. Хорошо, если то был просто сон! А если дурное предзнаменование? Нет, хватит забивать себе мозги всякими глупостями! Лучше продумать как следует то, чем ему предстоит заняться в Замбуле. Старый знакомый, шемит из Асгалуна, рассказал Конану за кувшином красного вина об одном богатом замбульском купце. Сундуки его были полны драгоценных камней и золота и хранились почти без присмотра — пара огромных собак, пара охранников и гаттерия, живущая во внутреннем дворике у двери в дом — вот и все. С гаттерией Конану не хотелось связываться. Он вообще не любил пресмыкающихся, а ящериц в особенности, к тому же шемит сказал, что эта — невероятных размеров и с ядовитыми зубами. Но что же делать, решил киммериец, одна ящерица все же лучше, чем двор, полный охранников… Он подробно выспросил шемита о расположении дома и, не теряя времени, двинулся в путь.

Вспомнив о кабачке, где шемит угощал его красным вином, варвар пожалел, что не прихватил со стола здоровенный кусок мяса. Сейчас он бы очень ему пригодился. В животе было пусто — как и в плаще, который Конан, свернув, использовал вместо мешка. Почти пусто… Кусок сухой лепешки, кремень и огниво — вот и все, чем был он сейчас богат.

Солнце стояло уже высоко, а путник едва ли прошел половину пути. Следовало поторопиться, тогда к ночи, может быть, он подойдет к воротам Замбулы. А уж в городе всегда найдется еда, вино и женщина.

Варвар пошел еще быстрее. Дорога стала уже, извилистей; теперь по обеим сторонам ее лежала ровная, будто в ней отражалось небо, степь. Только небо было синее, как глаза Конана, а степь, тянувшаяся да самого горизонта, отливала под солнцем желтизной. У края земли эти цвета соединялись, и казалось, что яркая желто-зеленая лента опоясывает весь мир. От раскаленной степи поднимался парок, в воздухе пахло прелой травой и пылью, и пыль клубилась под босыми ногами киммерийца. Ему давно хотелось пить, но нигде он не видел ни родника, ни колодца — только пустынный тракт, что петлял по степи и не было ему конца.

По краям дороги рос сухой жесткий кустарник. Но и заросли кустарника, сколько мог видеть Конан, потом обрывались, и дальше не было ничего. Странное дело! Он отлично помнил, что кустарник тянулся почти до самых ворот Замбулы! Один раз, перелезая через него, Конан зацепился за колючую ветку штанами и чуть не оконфузился перед некой прекрасной спутницей… Впрочем, киммерийцу было совершенно все равно, да и прекрасной спутнице тоже. Скорее, она обрадовалась, так как явно предпочитала мужчин в их естественном виде. Но вот откуда она взялась? Конан выпятил нижнюю губу и нахмурился, припоминая. Подошла ночью к его костру? Или он вырвал ее из лап кутхемесских стражников? Кром! Как же он мог забыть! Она прицепилась к нему в том самом кабачке, где шемит угощал его красным вином день назад. Кажется, она тащилась за ним всю дорогу, пока почти у самых стен Замбулы он не согласился взять ее с собой. Впрочем, в Замбуле прекрасная спутница исчезла с каким-то развязным и пьяным погонщиком верблюдов, чему Конан был весьма рад. Да и не такая уж прекрасная она была! Белит куда лучше! И Карела, Рыжий Ястреб…

Кустарник кончился. За ним, в сторону от дороги, тянулась тропа. Прямая узкая тропа, такая убитая, словно по ней не один раз прошли целые караваны. Раньше ее здесь не было! Точно не было!

Конан остановился, поправил на лбу кожаную ленточку, перехватывающую его длинные густые черные волосы. Конечно, очень хочется есть и еще больше хочется пить. Замбула уже не так далеко, а там всего вдоволь. Город богатый, и с пустыми руками он оттуда не уйдет. Опять же купец… Киммериец вздохнул, посмотрел вдаль, словно надеясь увидеть стены Замбулы, и решительно ступил на тропу. Что бы там ни было, купец немного подождет. Ведь недаром же появилась эта тропа! Может, она приведет его к несметным богатствам… К таким, что и не снились замбульскому купцу…

Конан уже дважды прошел расстояние, равное полету стрелы. Но как он ни всматривался, впереди не видел ничего, кроме бескрайней равнины и холмов. Его мечта о несметных богатствах таяла с каждым шагом. И с каждым шагом сильнее хотелось есть. Путник достал из плаща ломоть сухой лепешки, раскусил его крепкими зубами и начал медленно жевать, не забывая смотреть по сторонам.

Равнина, которая расстилалась перед ним, на первый взгляд была пустынна и необитаема. Но только на первый взгляд. Киммериец заметил, что холмы располагались довольно далеко от тропы и там образовывали нечто вроде небольших селений: в каждом холме то ли руками человека, то ли лапами зверя были вырыты норы. В норах, несомненно, кто-то жил. Правда, Конан не видел ни одного живого существа, зато слышал раздававшиеся время от времени вдалеке гортанные крики, подвывания, стоны. Любопытство у варвара было развито в меру, поэтому он не спешил проверять, кто издает подобные звуки.

Солнце уже клонилось к горизонту, а тропа все бежала вперед, словно вознамерилась привести путника на край света. Что ж, на край света — значит, на край света. Варвара, исходившего в своей жизни великое множество дорог и на земле и под землей, это не могло испугать. Сейчас его волновало лишь то, что нет еды и нет воды. Надо было позаботиться об этом, когда он еще шел по Кутхемесу. А впрочем, все равно. Конан может поймать змею и закусить ей. Если змеи здесь не водятся — он потерпит, не в первый раз. Ему уже приходилось ходить с пустым брюхом по несколько дней.

Сгущались сумерки. Небо потемнело, черные густые тучи медленно заполняли его. Наверное, к ночи пойдет дождь. А может, тучи проплывут стороной, и тогда ночь будет теплой и спокойной… Спокойной ли? Со стороны холмов все чаще и громче слышались стоны и подвывания неведомых пока существ. Конан не сомневался, что рано или поздно эти твари выползут из своих нор, но с какими намерениями? Захотят ли они подкрепиться чужестранцем или прогнать его — кто их разберет. Варвар не стал забивать себе голову пустым гаданьем. В первую очередь сейчас надо подумать о ночлеге.

Конан осмотрелся в надежде найти удобное место для костра, но все места вокруг были одинаковы. Тогда путник сошел с тропы, набрал откуда-то взявшихся здесь сухих ветвей и разложил костер. Пламя занялось сразу. Конан сел, скрестив ноги, и стал смотреть в самую середину костра. Искры плясали, словно крошечные человечки вели между собой жестокую битву. Под ними вились красные языки пламени — их грозные боги. Боги гневались или торжествовали, то прижимаясь к земле, то взвиваясь к небу… Если пойдет дождь — эти боги погибнут за несколько мгновений. Бог воды всегда был могущественнее бога огня.

Засмотревшись в костер, Конан не сразу услышал шорох. Что-то шелестело, хотя ни кустов, ни деревьев в округе не было. Только на темных холмах, едва видных теперь в темноте, копошились какие-то странные тени… Варвар оглянулся. К костру подползало, высунув длинный мокрый язык, непонятное существо. С виду вроде бы человек, но весь заросший густой свалявшейся шерстью, с кривым носом, свисающим почти до груди и с огромными желтыми клыками. Уродец подобострастно смотрел на Конана маленькими горящими глазками и хрипло подвывал.

Конан отодвинулся с отвращением — от незваного гостя разило тухлятиной и еще чем-то кислым — и сказал:

— Пошел вон, ублюдок!

Монстр тяжело задышал, завилял задом, словно собака перед хозяином, и, неожиданно тонко всхлипнув, пробормотал:

— Откуда ты, чужестранец-ц?

— Пшел! — отрезал Конан и отвернулся, ничуть не заботясь тем, что тварь осталась за его спиной.

— Ты наш-ш… Ты должен быть наш-ш-ш…

— Кром! — Конан встал, вынул меч, но урод уже быстро полз в сторону от костра и вскоре исчез где-то за холмами. Варвар качнул головой и снова уселся, не оглядываясь больше.

Шло время. Глаза у Конана давно слипались, яркие языки пламени действовали на него усыпляюще. В голове еще проносились какие-то воспоминания, мысли… Наконец под тихий треск костра путник уснул. Ему снилась южная степь, где когда-то впервые встретил он Маленького Брата, и лицо… Чье это лицо? Кром! Конечно, самого Маленького Брата — Лайтлбро. Но почему он, всегда такой спокойный и веселый, сейчас смотрит на Конана с тревогой и даже сомнением? В его карих глазах Конан видит то ли вопрос, то ли предупреждение… Не разобрать. Киммериец открывает рот и силится спросить Лайтлбро: «Что с тобой? Ты не веришь мне? А может, с тобой что-то случилось? Клянусь Кромом, я помню добро! Я помогу тебе, Маленький Брат!» Но ни звука не вырывается из глотки варвара. Мышцы свело судорогой, и крик застрял в груди. И все же Маленький Брат как будто понял Конана. Он прищуривает глаза и едва заметно качает головой: «Нет…» Он не разжимает губ, но варвар словно слышит его тихую песню:

Простите меня, если я не успею Быть может, успеет мой друг.

Лицо Маленького Брата светлеет, исчезая. Конан так и не смог с ним поговорить…

Дикий вой вдруг раздался совсем рядом. Киммериец вскинул голову, мгновенно проснувшись — вокруг костра суетились отвратительные твари. Одни были похожи на недавнего гостя, другие выглядели еще страшнее. Рогатые и длинноухие, одноногие и однорукие, хвостатые, клыкастые, они казались неудачными поделками Нергала. От монстров так мерзко воняло, что Конан сплюнул:

— Ублюдки! Что вам надо от меня, грязные поганцы?

— Ты наш-ш… — зашелестели твари, протягивая к варвару длинные безобразные руки. Они скалили слюнявые рты, словно желая улыбнуться, и Конана чуть не стошнило. Уроды подползали все ближе, некоторые уже царапали землю у самых ног варвара, но его самого не касались.

— Вон, вонючие огрызки! Вон, не то я выпущу из вас кишки! — Киммериец положил руку на эфес меча.

Воя, твари отодвинулись немного.

— Ты наш-ш-ш… наш-ш…

— Ваше только дерьмо! Убирайтесь!

Конан выхватил меч, поднял его. Он понимал: если монстры нападут — справиться с ними будет трудно. А скорее, даже невозможно. Слишком много их тут — сотня, а то и две. В темноте нельзя было определить точнее. Одно Конан знал твердо: прежде, чем погибнуть от их вонючих лап, он перебьет несколько десятков, не меньше.

Монстры отпрянули в разные стороны, в страхе глядя на клинок варвара, заурчали недовольно. Неожиданно из их плотной массы поднялась огромная, мохнатая тварь. Судя по тому, что уроды сразу притихли, с Конаном собирался говорить вожак. Покачиваясь на кривых, коротких ногах, он открыл крошечную пасть и зашипел:

— Иди к нам, чужеземец-ц. У нас хорош-шо, у нас много еды, много вина. Любая самка — твоя. И любой самец-ц… Ты наш-ш…

Длинный язык его не помещался в пасти, цеплялся за огромные желтые клыки, и поэтому вожак присвистывал, пришепетывал и причмокивал. Выжидательно глядя Конану в глаза, он помолчал мгновение, потом протянул к варвару мохнатые лапы и опять затянул:

— Ты наш-ш-ш… Иди к нам… У нас хорош-шо-о-о…

— Ну, отродье Нергала, — с яростью процедил Конан сквозь зубы, — я вам сейчас покажу, ваш я или нет.

С этими словами киммериец еще раз поднял меч и сделал шаг к вожаку. Но грязная темная шерсть урода сливалась с темнотой, и Конан промахнулся. Меч просвистел в воздухе, лишь поцарапав монстра. Тот отпрыгнул, взвизгнув, и огромными прыжками поскакал прочь. За ним и остальные проворно поползли, побежали, полетели к своим холмам, оглядываясь на варвара и с удивительным упрямством пришепетывая: «Ты наш-ш…наш-ш… наш-ш-ш…»

Киммериец подождал, пока они скроются в норах, и снова сел у костра. Нескоро наступила тишина — из глубины равнины все еще слышался вой разочарованных уродов. Конан вспомнил слова вожака и раздраженно выругался. Кому нужны мерзкие вонючие самки? А уж тем более — тьфу! — самцы. Варвара передернуло от отвращения. Он подбросил в костер сухих веток и, не мигая, уставился в разгорающееся пламя. Ему казалось, что монстры отвлекли его от чего-то очень важного, может быть, даже главного… Сон! Конан попытался вспомнить лицо Маленького Брата и не смог. Неожиданная тоска вдруг овладела им. Непривычный к подобным чувствам, он заскрежетал зубами, сжал кулаки. К Нергалу все! И уроды, и Лайтлбро — что им всем надо? У него своя жизнь и своя дорога. И пусть сейчас перед ним лишь узкая тропа, он пойдет по этой тропе, потому что ему так хочется. Ему! Конану! Так! Хочется! Он помотал головой, прогоняя прочь ненужные мысли, глубоко вздохнул. К Нергалу все… Надо спать… К Нергалу…

Конан проснулся незадолго до рассвета. Небо светлело, словно в нем отражалось восходящее солнце. Поблескивала, покрытая росой, равнина, и так тихо, так пустынно было вокруг, что все ночные приключения показались ему сном. Он встал, поеживаясь от утренней сырости, подхватил с земли плащ и снова вышел на тропу.

Когда самые первые лучи солнца побежали по равнине, Конан заметил, что холмы, в которых обитали уроды, стали попадаться гораздо реже, чем раньше. Далеко впереди их уже не было совсем. Значит ли это, что путник ступил на другую территорию? Видимо, так оно и есть. Не могут же уроды жить везде.

На горизонте появились неясные очертания города. Замбула? Неужели Замбула? Может ли быть, что тропа, на которую он свернул, просто другой путь в Замбулу? Конан оживился, прибавил шаг.

Тропа явно вела прямо к городу. Только город был какой-то странный. Его неясные очертания, приближаясь, не становились четче. То ли туман обволакивал стены, то ли Конан увидел обычный мираж… Нет, это не Замбула. Но и не мираж. Подойдя к воротам, он дотронулся до них рукой — самое настоящее железо — ворота тихонько скрипнули, открываясь. За ними Конан не увидел стражников, но это еще ничего не значило. Стражники могли стоять за стеной, а могли сидеть на стене. Киммериец не стал долго раздумывать об этом. Он был голоден. Поэтому он распахнул ворота шире и вошел в город, намереваясь первым делом найти кабачок, где можно выпить хорошего вина, съесть баранью ногу и поиграть в кости.

Город оказался невероятно красивым. Даже Конану, который считал, что главное достоинство дома не красота, а прочность, понравились изящные, аккуратные строения, квадратные площади с величественными фонтанами, кабачки, украшенные изнутри картинами, изображающими ломящиеся от яств столы. Голодный варвар, уверенно войдя в первый попавшийся на пути кабачок, сразу уселся за круглый дубовый стол и потребовал себе для начала кувшин пива и баранью ногу. Глухо урча, Конан рвал зубами мясо, обливаясь, глотал пиво и, наконец утолив немного голод, откинулся на спинку скамьи. Теперь он мог расслабиться и осмотреться. Но если расслабиться ему удалось без труда, то на осмотреться сил не хватило. Глаза слипались, мысли путались, и как Конан ни тряс головой, спать хотелось все больше. Тогда он позвал слугу и велел принести пару кувшинов вина.

К вечеру киммериец обошел не один такой кабачок в Вейшане и теперь, договариваясь с хозяином последнего о ночлеге, уже едва держался на ногах. Больше всего в этом городе путника удивило то, что здесь никто не требовал с него денег. И еда, и вода, и вино достались ему совершенно бесплатно. В конце концов такое отношение стало даже раздражать варвара. Все бесплатно! Ну какой же в этом интерес? Здесь и в кости играют на косточки от слив. Конан присел было за стол к таким горе-игрокам, но, выпив кувшин вина, ушел. Какого Нергала ему сдались косточки от слив? Деньги! Вот что нужно нормальному человеку. С другой стороны, денег у Конана не было совсем, а наелся и напился он на целый кошель, набитый серебром.

Неприятно поразили варвара женщины. Во-первых, их было мало. Конан встретил не больше дюжины. А во-вторых, они шарахались от него как от прокаженного. Киммериец вовсе не считал себя красавцем, но женщинам он всегда нравился. Видимо, вейшанки ничего не понимают в мужчинах. Так решил варвар и на этом успокоился. В конце концов, он же не собирается оставаться здесь на всю жизнь. А пока можно и потерпеть. Говорят, это даже полезно для здоровья.

Хозяин показал Конану его комнату — небольшую, но чистую и аккуратную — и ушел, кланяясь. Конан пожал плечами. Он не заплатил за ночлег даже маленькой монетки величиной с ноготь мизинца, зачем же кланяться? Решив про себя, что с этим городом придется как следует разобраться, варвар свалился на кровать и мгновенно уснул.

На следующее утро он пробудился с ясной головой. Первый раз за последние ночи ему удалось поспать без сновидений. Киммериец проверил свои ощущения: попытался представить лицо Маленького Брата и — представил. Правда, в глазах его Конан не заметил ничего.

Маленький Брат смотрел на него безмятежно, бездумно, как на незнакомца, но варвара это ничуть не встревожило. Видимо, у Лайтлбро все в порядке, и у Конана все в порядке, поэтому нечего ломать голову. Надо пойти, подкрепиться хорошенько и выпить вина. Здесь отличное вино, хоть за него и не надо платить.

В кабачке было тихо и спокойно. Посетители сидели за столами, не спеша ели, не спеша выпивали. Конан потребовал завтрак: жареного петуха, блюдо овощей и пару кувшинов красного вина. Разгрызая петушиную ногу, киммериец присматривался к посетителям. Люди как люди, ничего особенного. Странно лишь, что все они богато одеты — ни одного оборванца, и… еще более странно — ни одной хитрой и неприятной морды. Хуже! Конан даже замер с набитым ртом. Все, все посетители, включая хозяина и слугу, были просто красавцами. Они тоже поглядывали на Конана, кто дружелюбно, кто спокойно. Ни малейшего признака враждебности или недовольства он не заметил.

— Мир тебе, путник, — услышал вдруг Конан чистый, глубокий голос и оглянулся. Возле него стоял невысокий крепкий мужчина средних лет, одетый в просторную хламиду. Весь облик его словно говорил о том, что этот человек — жрец Митры. Его карие глаза смотрели на варвара приветливо, но с какой-то непонятной грустью.

— Откуда ты, сын мой?

— Я Конан из Киммерии.

— А меня можешь называть Аксель.

Конану сразу понравился этот спокойный и, видимо, сильный человек. Во времена своих скитаний с пиратами варвару приходилось встречаться со святым отцом Даном — огромным, ростом не меньше Конана мужчиной, который очень напомнил ему сейчас нового знакомого. Не внешним обликом, но исходящей внутренней силой, заметной с первого взгляда. Святой отец Дан, бывший жрец Митры, изгнанный из храма за богохульство, с равным уважением разговаривал и с Конаном, и с мальчишкой-слугой, а в бою держался спокойно и уверенно, так что все пираты были не на шутку разъярены, когда стрела капитана-кхитайца пронзила его насквозь. Да, они отомстили, и отомстили жестоко, но отца Дана было не вернуть.

— Садись, Аксель, — сказал Конан как мог дружелюбнее. — Выпей вина и расскажи мне об этом городе.

— Наш город называется Вешан, сын мой. Когда-то, очень давно, между Британией и Гипербореей была небольшая страна — Кенм. Так вот по-кенмски Вешан — это «город навсегда». Навсегда, Конан… Что привело тебя сюда?

— Нет, подожди, — покачал головой варвар. — Что-то я не понял насчет «навсегда»?

— Я объясню тебе, но чуть позже. — Аксель нашел глазами слугу, улыбнулся ему, и слуга подбежал к их столу. — Сын мой, я думаю, господин будет пока жить в этом доме?

— Надеюсь, святой отец.

— Ты не возражаешь, Конан?

— Мне все равно, — буркнул киммериец.

— Тогда мы поднимемся сейчас в твою комнату. А ты, милый, принеси нам немного еды.

— И вина, — напомнил варвар.

— И вина, — улыбнувшись, повторил Аксель.

Они поднялись в комнату Конана, и Аксель начал свой рассказ.

— Вешан, сын мой, счастливый город. Так думают все, кто приходит сюда по собственной воле. И в этом же убеждаются те, кто попал сюда случайно. Здесь нет ни в чем недостатка, здесь ни за что не надо платить и здесь всегда ясная погода. Но отсюда нельзя уйти, Конан. Тот, кто осмеливался сделать лишь несколько шагов за пределы городских стен, сразу попадал в лапы отвратительным чудищам, которых в округе великое множество…

— Ха! — презрительно хмыкнул Конан. — Я видел этих чудищ. Клянусь Кромом, они трусливы как…

— Не торопись, сын мой. Выслушай меня до конца. Да, я тоже встречал их по дороге сюда, и они не прикоснулись ко мне даже кончиком когтя. Я чувствовал их смрадное дыхание — и только. Но стоит выйти за городские ворота — они разорвут в клочки. Они охраняют этот город. Они не выпускают отсюда никого. Никого, Конан. Я не знаю, кому это нужно, и не знаю, зачем. Видимо, причина все-таки есть. Но какая? Я думал об этом, особенно в первое время. А сейчас я живу, надеясь лишь на то, что смерть освободит меня… если мы здесь имеем право на смерть… Я бы назвал этот город Лойборт. Покенмски Лойборт — город печали.

«Э-э, святой отец! А я еще сравнивал тебя с Даном! Дан никогда не стал бы думать о смерти. А если б и стал, то не сразу. Сначала он подумал бы о жизни», — Конан ухмыльнулся и заявил:

— Вешан, Лойборт… Да наплевать мне, как называется этот городишко и кто его охраняет. Я выйду отсюда, когда захочу. Потому что я — Конан из Киммерии!

— Я понимаю тебя, Конан, — мягко сказал Аксель. — Но неужели ты думаешь, что я живу здесь восемнадцатую луну и ни разу не попробовал уйти? Наш кузнец Игалий не мне первому и не мне последнему ковал меч и кольчугу… Я прошел лишь две дюжины шагов. Они появились неожиданно, будто выскочили из-под земли. Я не успел вздохнуть, как они окружили меня. Меч и кольчуга помогли мне прорваться обратно, но… Посмотри на мои руки.

Аксель завернул рукава, и киммериец увидел длинные глубокие шрамы, рассекавшие жилистые руки Акселя и вдоль и поперек.

— Такие же следы они оставили и на моих ногах. Мне повезло, что я все-таки сумел вырваться. Остальных смельчаков разодрали и сожрали под стенами города. Среди них был мой друг…

— Надо было идти всем вместе, — пробурчал Конан. — Тогда хоть один, но вырвался бы.

— Пробовали… Каждый раз из десятка-двух сюда возвращался кто-то один, весь израненный.

— Все равно! Надо что-то придумать!

— Придумай, Конан. Придумай. А сейчас я должен идти.

— Куда? — хмыкнул Конан.

— Я пишу книгу. Когда-нибудь ты прочитаешь ее, сын мой.

Конан расхохотался.

К вечеру киммериец, просидевший весь день в кабачке, знал про Вешан предостаточно. Во всяком случае, предостаточно для того, чтобы уяснить, насколько этот город ему противен. Правда, здесь совсем не было ни белых, ни черных магов, что вполне устраивало Конана, но сама обстановка Вейшана, течение жизни в нем показались варвару просто угнетающими. Вот чего он терпеть не мог. Красивые люди печально ходили по красивым улицам, с тоской в глазах пили вино и, беспрестанно вздыхая, жили в уютных богатых домах. Конана особенно выводила из себя их покорность. Пусть Аксель говорит, что хочет, но одна попытка — мало. И две попытки — мало. И пять, и десять… Подумаешь, бродят по равнине вонючие твари! Всегда можно что-то придумать. И он придумает! Митра свидетель! Непременно придумает…

Вспомнив Митру, варвар невольно поежился. Пресветлый был суров к нему, но справедлив. Прошлое так ясно встало перед глазами Конана, что настоящее показалось сном. Митра одарил его частицей своей божественной Силы, Наставник же помог прочувствовать сей дар, пробудил его и научил Искусству убивать… Бойцы, подготовленные таким образом, способны были противостоять злобному могуществу Сета и порожденных им черных сил. Но Конан забыл, что Митра не любит убийств. Слуги Его, Подателя Жизни, Хранителя Равновесия, могли только защищаться. Киммериец нарушил клятву. Он совершил грех — в гневе убил того, кто молил: «Не убивай!» И Митра покарал его, отняв не только божественную Силу, но и разум. Немало пришлось испытать Конану, прежде чем Митра смилостивился над ним. А Рина… Эта девушка сопровождала варвара на его долгом пути по подземному царству в храм Митры, тем самым помогая ему искупить грех. Отважная, как предводительница черных корсаров Белит… Нет, не как Белит, по-другому. Отважная как… Да что бы он делал без нее? Конан вздохнул незаметно, посмотрел на посетителей кабачка, надеясь увидеть девушку, с которой можно бы было… И неожиданно встретился взглядом с красивым изящным юношей. В его бархатистых зеленых глазах киммериец увидел откровенное любопытство, но это почему-то не рассердило его. Напротив, Конан как умел улыбнулся парню, приглашающе махнул рукой. Тот с готовностью вскочил, легким шагом пересек зал и подсел за стол к Конану.

Вблизи он показался варвару еще красивей. Светлая кожа его была необыкновенно нежной и чистой, тонкие черты лица больше подошли бы девушке, — а когда он заговорил, Конану показалось, что он слышит песню, такой звонкий, мелодичный голос был у этого юного красавца.

— Кто ты, воин? Откуда ты пришел?

— Из Киммерии, — гордо произнес варвар. — Меня зовут Конан.

— А я — Иену Фран Морт. По-аквилонски это значит «готовящийся к смерти».

— Аквилонский я знаю не хуже тебя, — усмехнулся Конан. — Ну и родители у тебя, парень. Надо же так назвать — «готовящийся к смерти»!

— У меня лучшие в мире родители, — вспыхнул юноша. — При рождении они дали мне другое имя. А это я придумал себе сам.

— Что ж так?

— Не задавай лишних вопросов, Конан из Киммерии.

— А ты придерживай свой язык, когда говоришь со мной. Не то можешь нарваться вот на это, — варвар поднес к носу нового знакомого огромный кулак. — Клянусь Кромом, я никому не позволю мне указывать!

Юноша улыбнулся и перевел разговор в более безопасное русло.

— Не будем ссориться, Конан. Я вовсе не хотел тебя обидеть. Скажи, понравился ли тебе наш город?

— Отвратительный, мерзкий, скучный городишко. Спроси лучше о чем-нибудь другом.

— Я не знаю, о чем тебя спросить… — неожиданно смутился Иену, опустил глаза, и Конан вдруг почувствовал, что и сам смутился и тоже готов опустить глаза. Он помотал головой, отгоняя непонятные ощущения и, неловко хмыкнув, сказал:

— Тогда я тебя спрошу: как ты попал сюда?

— Не знаю.

— Не знаю, не знаю, — проворчал Конан. — Ладно. Скажи-ка, ты пытался выбраться отсюда?

— Да, — оживился Иену. По всей видимости, его очень волновала эта тема. — Я несколько раз выходил за ворота, но тут же появлялись какие-то ужасные существа и мне приходилось бежать обратно.

— Они не трогали тебя?

— Нет.

— Странно. Акселю они оставили на память шрамы на руках и на ногах, а ты…

— О, Конан, ты уже познакомился с Акселем?

— Пока только с ним. Теперь еще и с тобой.

— Аксель хороший человек. Он настоящий жрец Митры. Правда, бывший… Мы не раз толковали с ним, как можно уйти отсюда, но так ничего и не придумали. А потом он стал каким-то… отстраненным.

— Мало ли… Послушай, у тебя нет плана этого города?

— Нет. Но у Акселя есть карта равнины. Он составил ее вместе с Игалием, кузнецом. Игалий — старожил. Он уже много луп живет здесь,

— Вот что. Приходите ко мне сегодня ночью. Предупреди Акселя и кузнеца, пусть захватят с собой карту равнины. Аксель знает, где я живу. Что ты так смотришь на меня?

Юноша и в самом деле смотрел, не отрываясь, прямо в глаза Конану.

— Я спрашиваю, что ты уставился на меня? — рассердился Конан, чувствуя, как в груди поднимается теплая волна. Почему? Да, ему сразу понравился этот юнец, но сейчас происходило что-то странное. Чувство, охватившее вдруг варвара, совсем не было похоже на обыкновенную симпатию к приятному человеку. Кром! Да это же… У него никогда не было таких наклонностей, которые часто встречаются у стигийцев и вендийцев. Никогда в жизни его не привлекали юноши, даже мысли подобной не возникало. Почему же сейчас… Несомненно, здесь водятся маги! Не может быть, чтоб их не было! Они есть, и они поступили с Конаном как грязные свиньи. Влечение к юноше! Кром! Конан готов был рычать от ярости. Ничего, он доберется до этих ублюдков, он покажет им… Но, поскольку ублюдки находились пока в неизвестном месте (и сейчас, наверняка, весело смеялись над ним), Конан всю свою ярость обратил на юношу.

— Что тебе надо от меня? Пошел вон отсюда, сопляк! Иену в изумлении посмотрел на Конана, хотел что-то сказать, но варвар, издав невразумительный рык, стукнул кулаком по столу и крикнул на весь зал:

— Пошел вон, я сказал! Чтобы духу твоего здесь не было!

Юноша поднялся, зардевшись, постоял мгновение, в недоумении и гневе глядя бархатистыми глазами в глаза Конану, и быстро вышел из кабачка. Посетители тоже смотрели на варвара удивленно. Видно было, что к таким выходкам здешний люд непривычен. А Конан не обращал на посетителей никакого внимания. Отдышавшись и успокоившись немного, он решил выпить и забыть обо всем. Забыть хотя бы на ночь. Если не получится навсегда…