"Ковпак" - читать интересную книгу автора (Гладков Теодор Кириллович, Кизя Лука...)

«…И ТОРЖЕСТВЕННО КЛЯНУСЬ!»

«Умно поступил Семен Васильевич Руднев, решив привести свой отряд к нам. Пора объединяться! А с Рудневым дело у нас пойдет на лад. Не сомневаюсь!» — такие слова с удовлетворением занес Ковпак в свой дневник. В отряде теперь было 57 бойцов с вооружением: 49 винтовок, 6 автоматов и один ручной пулемет. Неплохо! Но только для начала. Сидор Артемьевич знал, что в лесу появились отряды из соседних с Путивльским районов Сумщины: Конотопского, Глуховского, Кролевецкого, Шалыгинского. Это уже изрядная сила, беда только, что разобщенная еще. Каждый действует на свой страх и риск, по своему разумению. А Ковпак твердо верил в правило: общую беду одолевать следует единством действий, объединением сил. Так же полагал и Руднев. Без такого единства — не нанести врагу ощутимого урона и потерь, не устоять перед серьезными карательными операциями.

Так выходило по разуму. Но Ковпак не мог не считаться и с чувствами людей. Малочисленные отряды той поры организовывались по территориальному признаку, бойцы их были, как правило, знакомы по многу лет, командир, хороший или плохой, но тоже свой. Действовали, как правило, возле родных мест, где помнили с детства каждую стежку-дорожку. Его, Ковпака, слово для этих партизан не указ, а тем более не приказ.

Он решает поступить иначе: надо встретиться руководству всех отрядов, сливаться в один пока и не нужно, важно другое — договориться о главном: драться отныне не врозь, а вместе.

Такое совещание, не откладывая, Ковпак и Руднев провели на следующий день в своем штабе. Собралось человек двадцать. Высказался каждый, кто хотел. Когда подошла очередь Ковпака, было уже ясно, что его точка зрения разделяется не всеми.

Сидор Артемьевич просит слова. Не спеша сооружает (не свертывает, а именно сооружает) махорочную самокрутку, достаточную, пожалуй, на троих курильщиков, делает это сосредоточенно, не спеша, в обычной своей манере. Исподтишка обводит взглядом нетерпеливо ждущих гостей, но движений не ускоряет. Кто-то даже крякнул досадливо. Ковпак и ухом не повел. Руднев старается скрыть улыбку: «Ох и хитер же! Терпение испытывает…»

Наконец с самокруткой покончено. Пыхнув махорочным дымом, Ковпак негромко говорит:

— Вижу, что и вы так думаете, как мы с Рудневым, — суп можно хлебать и в одиночку, собственной ложкой. То дело личное. А вот лупить немца дело общее. Кучное дело, хлопцы, верно? Его, значит, сообща и делать будем, я так понимаю! Предлагаю: отряды не сливать в один, оставаться самостоятельными частями единого партизанского соединения. Дело не в названии, а в главном — бить врага не растопыренными пальцами, а кулаком. Иначе пропадем, немец передушит поодиночке…

Убедил Дед! Согласились командиры на общее командование, то, что утверждено было в объединенном Путивльском отряде: командир — Ковпак, комиссар — Руднев, начальник штаба — Базыма. А буквально через полчаса в правильности принятого решения самых последних скептиков убедили… гитлеровцы.

Только командиры уселись в домике лесника, чтобы пообедать (по случаю совещания был приготовлен даже холодец), в лесу раздался крик: — Танки!

Каратели двигались к лесу со стороны Путивля, их было не так уж много, но присутствие двух танков — тяжелого и среднего — означало, что партизанам предстоит первый по-настоящему серьезный бой. Урча моторами, лязгая гусеницами, бронированные машины медленно продвигались к землянкам. Несколькими зажигательными снарядами гитлеровцы подожгли домик, но командиры уже успели не только покинуть его, но и вынести все штабные документы. Ковпак приказал Курсу, Терехову и Кокину заминировать выход из леса, а сам вместе с Рудневым, Базымой, Паниным и несколькими бойцами устремился вслед за танками. Как и предполагал Сидор Артемьевич, машины не смогли далеко проникнуть в лес и завязли. Рассыпавшись, партизаны осторожно, шаг за шагом, приближались к ним.

Танки стояли рядом, почти касаясь друг друга бортами. Вот на среднем откинулся верхний люк, и показалась голова танкиста… Но осмотреться гитлеровец не успел: в ту же секунду Руднев снял его метким выстрелом из винтовки. Тяжелый танк взревел мотором, грузно, сминая кусты и ломая деревья, развернулся и… попросту сбежал. Партизаны окружили оставшийся средний танк, держа на мушке люки, в верхний для надежности бросили гранату. Внутри никого не оказалось — экипаж, видимо, успел перескочить в тяжелую машину. Тут же выяснилась причина того, почему средний танк сам не ушел собственным ходом: из-за выскочившего пальца в гусенице. В руках партизан оказался практически не поврежденный танк с почти не израсходованным боекомплектом!

Не успели они успокоиться от волнения, как в лесу раздался мощный взрыв, за ним — еще один. Это могло означать только то, что Николай Курс успел поставить мину на пути уходящего тяжелого танка! Все поспешили к дороге… Танк пылал, как костер. В стороне валялась сорванная башня. Внутри танка продолжали взрываться снаряды и патроны. Когда все стихло и остыла раскалившаяся броня, партизаны нашли в танке останки восьми танкистов и предателя Амельсица, агронома райземотдела. В тот же день возле села Берюх на мине подорвался еще один танк.

Партизаны ликовали, каждый понимал, что выдержан серьезный экзамен, и гордился этим. И уж совсем в хорошее настроение пришел Сидор Артемьевич, когда узнал, что хотя домик и сгорел, но холодец уцелел, так как повар предусмотрительно вынес его во двор остужаться. Позднее Ковпак признался, что ничего в жизни он не ел с таким аппетитом, как тот холодец…

На другой день с утра немцы возобновили наступление на Спадщанский лес, что, впрочем, партизаны предвидели и к чему, следовательно, подготовились. Четырнадцать грузовиков с пехотой при поддержке пяти танков и танкетки двигались на этот раз с двух сторон: от хутора Кутыри и села Кардаши.

Ковпак приказал двум оперативным группам занять оборону на лесных высотах. Немцы вошли в лес, ведя непрерывную, бесцельную стрельбу, но углубиться в чащу даже не успели: два танка, проламывавших им дорогу, тут же подорвались на партизанских минах. Только тогда бойцы открыли огонь по растерявшимся карателям. Через два часа бой был закончен. Немцы отступили, так и не выяснив, что же случилось с танками, пропавшими накануне. К слову сказать, захваченный средний танк партизаны легко отремонтировали, и он потом не раз сослужил им хорошую службу.

Возбужденный, ободренный Дед ничего не сказал прямо своим гостям, но самый его довольный вид говорил: «Ну что? Видали, что можно сделать, если драться с умом? А если и с умом, и сообща к тому же?»

Снова каждодневно уходили на дороги ковпаковские минеры, снова гремели разрывы на вражеских дорогах, да и не только дорогах: четыре моста через Сейм одновременно подняли на воздух партизаны!

Из боев 19 и 20 октября были сделаны соответствующие выводы: землянки теперь уже восьми боевых групп раскинули по распоряжению Ковпака на большей площади, две самые отдаленные служили заставами, к ним от штаба протянули телефонные провода. Караульную службу усилили. Создали неприкосновенный продовольственный запас. Заготовить зерно и овощи помогли колхозники соседних сел, с которыми — за этим Ковпак и Руднев следили лично — велась большая работа. Для этого была даже выделена специальная группа агитаторов во главе с бывшим заведующим одного из отделов Путивльского райкома партии Яковом Григорьевичем Паниным.

25 октября, как записал Ковпак, «подвели итоги боевой деятельности… отряда. За один только месяц наша маленькая партизанская группа выросла в стройное жизнеспособное подразделение. Но самое важное — мы завоевали добрую славу и авторитет у населения Путивльского, Глуховского, Конотопского, Кролевецкого и Шалыгинского районов. Все дороги этой обширной территории нами контролируются, любые мероприятия врага или перемещение его частей нам известны, тогда как противник о нас никаких подробностей не знает».

Через несколько дней произошло событие, занявшее в истории отряда особое место. На дороге Путивль — Берюх на мине подорвался тягач, который вез на специальной платформе танк. С танка партизаны сняли пулемет, снаряды, 15 тысяч патронов, после чего, конечно, танк уничтожили. Но дело не только в этом: внутри танка Руднев обнаружил… пионерское знамя! Обычное знамя, которое положено иметь каждой школьной пионерской дружине. Судя по тому, что было оно совсем новым, доблестные танкисты «захватили» его либо на складе, либо в магазине. Бережно свернув знамя, Руднев принес его в лагерь. Девушки-партизанки простыми суровыми нитками вышили на нем слова: «Путивльский партизанский отряд». С этого дня у ковпаковцев появилось свое боевое знамя, под которым и прошли они тысячи огненных верст.

Вот уже и ноябрь дышит стужею. Приближается великий праздник. Первый на земле, оккупированной врагом. Праздник во всем потому необычный, запретный, как и все родное, советское. Как же праздновать его под носом у гитлеровцев? Ковпак и Руднев решили: праздновать в бою! Стреляя и взрывая. Убивая и уничтожая тех, кто пришел с мечом на советскую землю.

Под самый праздник случилась радость: вернулся с Большой земли Алексей Ильич Коренев. Провел-таки Дед Мороз пограничников до Харькова! Правда, рацию ему получить не удалось, но командование твердо обещало, что в ближайшее время ее сбросят с самолета по указанным координатам. Но уже и то хорошо было, что на Большой земле теперь знали, что в Спадщанском лесу существует и действует Путивльский партизанский отряд. Забегая вперед, нужно сказать, что рация действительно вскоре была получена. Ковпак, Руднев и Базыма передали с ее помощью первый отчет о боевой деятельности отряда и представили к правительственным наградам 16 особо отличившихся в боях партизан. Доставил Дед Мороз и долгожданную достоверную информацию о действительном положении на фронтах. С огромной радостью убедились партизаны, а от них и население, что брешут немцы: не сдались ни Москва, ни Ленинград, стоят неприступными твердынями!

По всем окрестным селам и хуторам разослали Ковпак и Руднев агитаторов из группы Панина, повсюду партизаны провели праздничные митинги, поделились вестями, принесенными Кореневым. Потянулись люди и в отряд, кто в гости, а кто и насовсем. Несколько позже Ковпак принял двух медиков: фельдшера Матрену Павловну Бобину и медсестру комсомолку Галю Борисенко. Со всего района получили партизаны подарки, колхозники позаботились и о харчах, и о теплой одежде. Шестого ноября, к примеру, встретили в лесу хлопчика лет тринадцати— с бычком на веревке.

— Вы ковпаковцы? — спрашивает.

— Ковпаковцы, а что?

— Ну так вот, до вас меня и послали делегатом.

— Кто послал?

— Ну, наш народ, мы — новошарповские. Завтра ж праздник, вот вам и отрядили в подарок бычка. Вы, дяденьки, его зарежьте, и будет к празднику мясо для борща…

Так проявлялось безграничное уважение народа и к величайшему из праздников, и к тем, кто встречал его с оружием в руках.

Да, необычно встретили Октябрь путивльские партизаны. Не только праздничным митингом, но и траурным. В селе Литвиновичи нарвались на вражескую засаду и погибли в неравном бою бойцы Рудиков и Таиров. Выражая горе всего отряда, Сидор Артемьевич писал: «Похоронили их в Спадщанском лесу с воинскими почестями, как героев. Это первые наши потери. Кто знает, сколько их еще впереди?»

Эти два месяца сыграли огромную роль в военной карьере Ковпака. Не нужно бояться этого слова — карьера, оно звучит обидно только для карьеристов, так же как слово «честолюбие» может задеть за живое лишь честолюбца. На оккупированной территории действовали в годы Великой Отечественной войны тысячи партизанских отрядов, соответственно было столько же (даже больше — с учетом сменяемости) и командиров. Были эти командиры, безусловно, людьми и беззаветно преданными Родине, и отважными, и дельными. Но вот полководцами, военачальниками, теоретиками, генералами партизанской войны стали не все. И первым среди тех, кто стал, был Ковпак.

Почему? Каким-то одним личным качеством ничего не объяснишь, потому что этого объяснить нельзя (и не только в военном деле, но и в любой сфере человеческой деятельности). Ковпак начинал, как многие командиры, с крохотного отряда, каких-то особо благоприятных условий у него тоже не было. Воевал первое время тоже как все, сообразуясь с возможностями. Но все-таки уже тогда отличало его кое-что от других. Он не только командовал в меру сил и способностей своим маленьким отрядом (с этим мог не хуже справиться и кто-либо другой), но уже через два месяца пребывания во вражеском тылу стал глубоко размышлять над сущностью, политикой, тактикой и методами партизанской войны вообще, а не только в рамках своего Спадщанского леса. Он анализировал, сравнивал, обобщал. Делал выводы и, главное, претворял их с железной целеустремленностью в жизнь. На многие важные мысли навели его и некоторые соседи-партизаны, их опыт. Были и такие командиры, которые, очень уж застенчиво оценивая свои силы, либо совершали мелкие диверсии в пределах нескольких часов пешего хождения от стоянки, либо вообще попросту отсиживались вблизи родных мест, в обоих случаях стремясь к одному: не навлечь на свои села репрессий карателей. Сами они не очень тревожили оккупантов, в бой вступали лишь тогда, когда другого выхода не было. Люди эти трусами не были, они искренне полагали, что ничто большее им не по силам.

О тактике «отсиживания» уже в ноябре сорок первого года Ковпак писал: «При такой тактике борьба с гитлеровцами носит пассивный характер, она подчинена случаю, исключается возможность приобретения достаточного боевого опыта, полностью теряется инициатива в проведении боевых действий, понижается дисциплина, отряды численно не растут, сил у них для серьезных операций недостает, они не чувствуют себя хозяевами на своей советской земле и вынуждены прятаться от врага.

В нашем же Путивльском объединенном отряде начала вырабатываться совершенно иная тактика — тактика активных нападений на вражеские подразделения на дорогах, на гарнизоны в окрестных селах. Другими словами, мы стараемся постоянно держать инициативу в своих руках и бить оккупантов там, где меньше всего они ожидают. Это дает хорошие результаты: заметно повысилась дисциплина, отряд превратился в настоящую боевую единицу, намного вырос авторитет партизан у населения».

Эту точку зрения разделяли (хотя и не каждый сразу) его ближайшие соратники и сподвижники: Руднев, Базыма, командиры входящих в соединение отрядов, а впоследствии батальонов. Именно поэтому боевая деятельность Ковпака приобрела со временем военно-политическое значение.

В течение всего ноября ковпаковцы действовали настолько активно, что гитлеровцы в конце концов бросили на ликвидацию отряда численностью всего лишь в 73 человека во много раз превосходящие силы. Случилось это в начале декабря, когда спасительная листва с деревьев уже опала. Партизаны заняли круговую оборону, охватив кольцом свои землянки. Большая часть бойцов сосредоточилась на самых уязвимых участках. В центре — знаменитый уже трофейный танк с задачей прикрывать землянки и поддерживать огнем все группы. Возле него расположился во время боя и сам Ковпак: подавал команды.

Бой был жестоким. По словам самого Сидора Артемьевича, в этот день всем было ясно: если не выдержим — все погибло, весь отряд, все дело путивлян. Партизаны выдержали. К ночи немцы отступили, оставив в лесу десятки трупов и пять пулеметов. Но праздновать победу рано. Боеприпасы почти израсходованы, а утром гитлеровцы, ясное дело, возобновят наступление.

Ковпак и Руднев — рядом. Оба склонились над картой. Изредка перебросятся короткими фразами, и снова томительная пауза. Но вот старик поднял от карты лысую голову с запавшими висками. Лицо усталое, озабоченное.

— Я вот что думаю… А не время ли нам вспомнить: не только света, что в окошке… Не один наш лес такой, где можно немцу век укорачивать. Верно, до поры Спадщанский лес был нам хорош, а вот сейчас — плох. Мал, ненадежен. Что им, гадам, стоит блокировать нас?..

Подписанный Ковпаком приказ гласил:

«Дабы сохранить людской состав отряда для дальнейшей борьбы с немецкими захватчиками, считать целесообразным 1.12.41 г. в 24.00 оставить Спадщанский лес и выйти в рейд в направлении Брянских лесов».

Никто из ковпаковцев и не предполагал тогда, конечно, какой смысл приобретет для них в скором будущем это коротенькое слово — «рейд».

Место для передислокации отряда Ковпак выбрал не случайно. Север Сумщины — это, можно сказать, юг Брянских лесов. Громадным зеленым мостом соединяют они Украину с Россией. Массив протянулся на сотни дремучих, чащобных верст. Море, а не лес. В нем запросто укроется не одна дивизия. Недаром в этих местах в гражданскую войну сам Василий Боженко собирал свои отряды. Было это в Середина-Буде.

…Немцы перекрыли все выходы из леса, кроме считавшегося непроходимым болота Жилень. Но тут сама природа, видно, пришла на выручку партизанам: ударил к ночи тридцатиградусный мороз, сковал прочно зыбкую трясину! И ковпаковцы, не выдав себя ни единым звуком, проскользнули вместе с обозом буквально в нескольких десятках метров от ближайшей немецкой заставы!

Дорога на север была открыта, потому что гитлеровцы, бросив на окружение Спадщанского леса три тысячи солдат, вынуждены были оставить некоторые районы без войск, как раз те районы, по которым проходил маршрут отряда.

Поход продолжался пять дней, включая суточную остановку для отдыха. Ковпаковцы прошли по территории Путивльского, Шалыгинского и Эсманского районов 160 километров и вышли в Севский район Орловской области. Это уже была Россия… Отряд остановился в селе Хвощевка на опушке Хинельских лесов. Место было выгодным: партизаны не отрывались от своих районов и в то же время имели надежный тыл — Брянские леса. Непосредственно для стоянки выбрали поселок лесокомбината.

Обоснование в Хинельских лесах совпало с третьим месяцем существования отряда. Ковпак, Руднев, Базыма, коммунисты решили ознаменовать эту дату торжественным принятием партизанской присяги. В своем «Дневнике партизанских походов» 12 декабря 1941 года Ковпак писал:

«Отдал приказ о приведении к присяге всех бойцов и командиров отряда. К этому мы готовились давно… Принятие присяги явилось очень большим событием в жизни отряда: оно вселило в сердца людей безграничную веру в победу нашего правого дела, в то, что фашизм будет разбит, что невозможно победить свободный советский народ. И это событие было важным не столько для людей нашего отряда, уже закаленного в боях, сколько для местных жителей и севских партизан. Ведь мы обязаны были поднять их на активную борьбу с врагом, а наш отряд для них должен быть примером самоотверженной борьбы в тяжелых условиях оккупации, строгой воинской дисциплины».

Вот так рассуждал Ковпак. Вот так он понимал присягу — как необходимый и весьма существенный момент того, что он называл активной партизанской борьбой.

Все боевые группы выстроились у штаба, перед столом, накрытым красным полотнищем. По команде Базымы «Смирно! Равнение на знамя!» знаменосцы пронесли перед фронтом бойцов новое отрядное знамя.

С речью к бойцам и собравшимся, конечно, тут же местным жителям обратился сам Ковпак. Он подвел итог трехмесячной боевой деятельности отряда и первым — а вслед за ним по старшинству остальные командиры и бойцы — зачитал и подписал текст присяги. В морозном воздухе торжественно звучали слова клятвы:

«Я, партизан Союза Советских Социалистических Республик, добровольно вступаю в партизанский отряд и торжественно клянусь перед всем советским народом, перед партией и правительством, что буду бороться за освобождение нашего народа от ига фашизма до полного его уничтожения. Я клянусь не щадить своей крови, а если нужно, то и жизни в борьбе с фашистами. Я клянусь всеми своими силами и средствами бороться с изменниками Родины, сам избегать трусости и удерживать товарищей. Если по какому-либо злому умыслу я отступлю от своей клятвы, пусть покарает меня рука моих же товарищей».

Вечером коммунисты отряда провели свое первое партийное собрание. Секретарем партбюро избрали Якова Григорьевича Панина, членами бюро Алексея Ильича Коренева и Георгия Андреевича Юхновца.

В районе Хинельских лесов ковпаковцы чувствовали себя, как и на Путивлыцине, — хозяевами. И первое, что они сделали, — это очистили округу от имевшихся в селах групп полиции. Немецких приспешников попросту уничтожили. При этом было захвачено много оружия, боеприпасов, обмундирования, лошадей. Отряд обеспечил себя всем необходимым, излишки роздал населению. Наладили помол зерна и выпечку хлеба.

Само собой разумеется, оказали помощь молодому Эсманскому партизанскому отряду: совместно разгромили немецкую комендатуру в Эсмани. Помогли, что называется, окрепнуть и другим отрядам Хинельского леса. Все чаще Ковпак, развивая свои мысли, приходил к выводу, что пора уже развертывать формирования не только укрупненных отрядов, но и соединений партизан. Вывод этот именно в Хинельских лесах был им окончательно сформулирован так:

«…партизанская тактика должна строиться на взаимопомощи отрядов. Мы приходили к мысли о необходимости объединения самостоятельных групп и отрядов, подчинив их одному штабу. Объединяя таким путем вокруг себя партизан соседних районов, Путивльский отряд мог, оставаясь сравнительно небольшим, быть легкоманевренным, проводить крупные операции. Поэтому если к нам приходило несколько партизан из одного района, из них создавалась новая боевая группа, а когда эта группа вырастала до размеров отряда, мы выделяли ее как самостоятельную боевую единицу, связанную с Путивльским отрядом только оперативным подчинением ему. Так постепенно сложилось наше партизанское соединение, называвшееся сначала Путивльским объединенным отрядом, а затем — Группой партизанских отрядов Сумской области».

У одного из жителей поселка оказался исправный радиоприемник, партизаны получили возможность регулярно слушать сводки Совинформбюро. И вот радостная весть: немецкий план окружения и взятия Москвы провалился! От стен столицы Красная Армия перешла в решительное контрнаступление, громя отборные гитлеровские дивизии! Освобождены Яхрома, Красная Поляна, Тихвин, Венев, Елец, Истра, Сталиногорск, Солнечногорск, Ефремов, Клин, Калинин, Алексин, Таруса, Волоколамск, сотни населенных пунктов.

Трудно передать ликование, охватившее бойцов и командиров отряда, когда пришла весть о разгроме фашистских войск под Москвой.

И командование приняло решение вернуться к Путивлю, продолжить там боевые действия. В последних числах декабря, оставив в Хинельских лесах «поднятые» с их помощью местные отряды, ковпаковцы выступили в новый рейд. Разгромив по дороге (совместно с эсманцами) крупный отряд карателей в селе Уланове, очистив от фашистских прихвостней десяток сел, уничтожив несколько линий связи, партизаны 9 января 1942 года расположились уже в селе Кагань на Путивлыцине. Отсюда до Спадщанского леса оставалось всего 15 километров.