Глава IX Цветы обретают опору в студенте, а Ван Шичунь седлает коня и берется за ружье

Едва побелели небеса, студент и Чжэньнян поднялись. Умылись, убрали волосы, и, когда туалет был завершен, Чжэньнян спросила мужа:

– О чем это вы собирались говорить со мной вчерашней ночью? Сказали, будто можете сделать так, что сестры сами придут к вам и будут домогаться любви? Готова помочь вам.

Студент поспешно вынул из рукава изрядно пропитанный потом головной платок, развязал и достал из него бумажный сверток, а оттуда – несколько катышек какого-то зелья. Завернул их в бумажку и отдал Чжэньнян. Та спрятала зелье в рукав.

– Снадобье, которое я получила, может способствовать вашим замыслам? Но ведь здесь его едва ли пол-ложки. А если оно кончится, тогда как быть?

– Это бесценное зелье, – рассмеялся студент. – А каково действие – сама увидишь. Рассыпь незаметно на сестер, стараясь попасть на кожу. Или положи в чай. А ночью они сами придут ко мне.

Чжэньнян расхохоталась:

– Что это должно быть за снадобье, чтобы поднять человека среди ночи? Полагаю, нет на свете подобной силы.

– Дорогая женушка! Делай, как сказано. Это волшебство. Если не сделаешь, как прошу, ты мне более не жена.

– Ну и жеребец! – опять рассмеялась Чжэньнян. – Похоже, мне одно остается – стать сводней! Но ритуал осуждает нечестивые и враждебные святым заповедям деяния, да и праздничный стол не накрыт. Вы же, точно последний раб, замышляете темные делишки.

Тут студент упал перед ней на колени. Чжэньнян, наклонилась, чтобы поднять его, снадобье выскочило из ее рукава и упало на пол. Это прозвучало как приказ к исполнению. Студент еще раз настоятельно повторил просьбу и в то же время горячо поблагодарил ее:

– На всех пяти внутренностях моего существа будет высечено твое доброе деяние, ибо оно сулит мне беспредельную радость, никогда прежде не испытанную. – И с этими словами он удалился за порог. Вослед ему из комнаты вышла и Чжэньнян.

Чжэньнян отдала приказание слугам готовить хмельной пир. Секретарь сновал меж нею и слугами, передавая повеления и рекомендации. Чжэньнян понеслась к сестрам – исполнять волю повелителя. Она нашла их в спальне. Сестры поднялись ей навстречу. Юйнян со вздохом заметила:

– Насытилась молодцом, и ныне голод ей неведом.

– Похоже, клятву о союзе унесли реки, текущие на восток, – заметила Яонян.

Пань Жолань лишь усмехнулась:

– Когда матушка оставила этот мир, в доме хозяйкой стала старшая сестрица. Но зачем же брать на себя большую волю? Пословица гласит: «Если судьбой предназначена встреча, то будешь с женихом, с препонами жизни не переча». Потому какой смысл о чем-то говорить?

– Вижу, сестрицы перепили вина, и мысли их пошли вразброд, – улыбнулась Чжэньнян. – Но клянусь, долгожданное свершится в этой же луне.

Девушки весело заулыбались. Чжэньнян еще сказала им:

– Вчера я сочинила стихи, в которых выразила то, о чем все вы упрочились в мыслях. Не ведаю, как ваш будущий супруг об этом прознал, но он дописал к моим стихам строки, полные самых пылких чувств.

– Сестрица, позволь взглянуть на стихи, – попросила Юйнян.

Чжэньнян вынула листок со стихами из рукава. Сестры протянули к ней руки, схожие разве что с ростками молодого бамбука, и получили заветный листок. Прочли и обрадовались.

– Оказывается, старшая сестрица догадалась о наших тайных упованиях. И как она хорошо выразила мысль, сказав: «В этот радостный день всех нас жди». И сколь благородны стихи Юэшэна! Поистине так Пастух встречал Ткачиху на Млечном броде! А мы-то сколько плохого подумали о сестрице! Сколько дурных слов наговорили! Мы заслуживаем кары. Глубоким покаянием готовы снискать ее милосердие.

– Сегодня я воспользовалась своим правом и заслужила порицание, но завтра вы с почтением поднесете мне вино и яства и будете служить у меня виночерпием.

Повторив на память строки стихов, которые она только что прочла, Яонян заметила:

– Если подумать над ними, то они зовут к запретному действию. – Потом, поразмыслив немного, добавила: – Сообща сплести объятия и сообща возлечь на изголовье! Но ведь это же блуд! Мы должны разорвать расставленные нам сети! Как нам быть? Давайте изберем из нашей среды предводителя. Твой супруг не знает, что среди нас есть воитель, способный победить у Чанбаньпи. Ему нас не одолеть!

Ее пылкая речь рассмешила Чжэньнян.

– Ты не знаешь, что мой супруг – первый генерал среди этого рода войск, – покатилась со смеху Чжэньнян. – Может победить, как говорится, восьмиглавого змея. Если и вправду ты хочешь сразиться с ним один на один, то скоро окажешься в могиле.

Девушки только хихикнули в ответ. Тем временем Чжэньнян потихоньку достала заветную бумажку и незаметно насыпала снадобье на шейку Юйнян. В тот же миг девушка похолодела, потом ее бросило в жар. Во рту пересохло, в груди полыхал огонь, лоно наполнилось влагой естества, а сердце уже было охвачено любовным томлением.

– Мне показалось, – сказала она, – будто кто-то обнял меня за плечи! И как это всколыхнуло мне душу! И будто отшибло память!

Тут вошла Гуйпин и стала расставлять бокалы для вина.

– Сестрица, а по какому поводу пируем? – спросила Юйнян.

– Вы, три сестры мои, одинокие и без опоры. Выпейте по бокалу для утешения души. Тем более что муж вашей старшей сестры холоден к вам.

Девушки расселись. Чжэньнян велела Гуйпин присесть и сама поднесла ей бокал. Выпили за тетушку Лань. Тут только одна Гуйпин уразумела смысл происходящего.

А между тем девушки передавали друг другу бокалы с вином, весело смеялись. Так в разговорах прошел день. Вот уже нефритовая клепсидра отмерила первую стражу. Чжэньнян поднялась и ушла к себе. Сестры тоже разошлись и, будучи несколько хмельны, не сняли с лица ни пудры, ни помады.

Увидев Чжэньнян, студент с улыбкой спросил:

– Много благодарен своей мудрой жене за полную поддержку. Но не догадываюсь, кому предназначила ты мое снадобье?

– Юйнян. Насыпала на нее.

Студент подумал: «Итак, одна из трех! Но не будем торопить события».

– Все сделала, как я просил? – опять спросил он. – А что за пир вы устроили?

– А! Просто обменялись парой бокалов, и все. Это вино радостного соединения. От малого вреда не будет. В одном не уверена – подействует ли зелье.

– Если все сделала, как надо, то придет.

Вот уж поистине здесь уместно вспомнить древнее речение:

Бросая ароматную приманку,

не опасайся, что золотая черепаха

не заглотнет твою обманку.

Тем временем девушки вернулись в спальни. Жолань, перепив вина, сразу уснула. Яонян тоже улеглась, укрывшись с головой одеялом. Только Юйнян лежала без сна. Подумала: «Всего-то и посидели вместе четверть часа, а из меня уже и душа вон». Хмельная, она вольно раскинулась на тахте. Из окна до нее долетели порывы свежего ветра. Она была не то в полудреме, не то в полусознании. Вдруг она увидела, как перед ней появились две девы, облаченные в темные одежды, которые окружили ее кольцом. Одна из них сказала: «Я исполняю приказание госпожи по имени Фэйянь – Летящей ласточки. Прошу вас отдать свою любовь тому, кто вас выбрал». Юйнян поразилась, она была как будто бы в полусне. Тем не менее, она поспешно поднялась. Встала перед девами, и те стали понуждать ее идти как можно быстрее. Ей показалось, что само облако подняло ее и несет неведомо куда. И вдруг она оказалась в комнате Чжэньнян. Поддерживая ее под локотки, девы подвели ее к циновке и стали подле. Юйнян показалось, что вокруг нее сгустилась кромешная тьма. Увидев сестру, Чжэньнян рассмеялась:

– Поистине удивительное зелье. – И с этими словами она прикрыла двери.

Студент взял девушку под локоть и усадил. Та молчала. Чжэньнян поразилась:

– Почему она не говорит? Может, это болезнь?

– Ее привело сюда удивительное искусство небожителей. Сейчас она во власти их чар. Человеку недоступны подобные деяния.

Он подошел к девушке и коснулся ее губ. Потом выдохнул в нее свое дыхание. Юйнян почувствовала его и тотчас пробудилась. Увидев себя в комнате студента и старшей сестры, спросила, почему она здесь, и застыдилась.

– Не стыдись, – успокоила ее сестра. – Тебя привело сюда искусство святых небожителей. Ты пришла не по своей воле. Вспомни, мы заключили союз – быть всем с одним мужем, до конца жизни не расставаться. Ныне ты и Силан скрепите брачные узы. А скоро здесь будут Яонян и Жолань. Послужи ему заместо меня. Потом мы все здесь соберемся и будем служить ему, и так познаем радость. – Сказав так, Чжэньнян с улыбкой вышла из комнаты.

Студент обнял Юйнян. Он развязал пояс и снял с нее платье. Взялся за супружеское дело. Девушка, впервые охваченная ветром страсти, испугалась, увидев его мощное орудие мужской силы. Но тот не дал победить себя порыву страсти. Он медлил и шаг за шагом погружался в нее. Цунь за цунем уходил в нее и, лишь когда убедился, что ее лоно, подобное нежному цветку, раскрылось, принимая его корень жизни, вошел в нее и разорвал все препоны. Из девушки полилась влага любви, а на циновку упали капли киновари. Юйнян охнула, будучи не в силах сдержаться.

Скоро в комнате появилась Чжэньнян. Она привела Яонян и Жолань. Увидев девушек, студент торопливо сказал:

– Как я счастлив! Как я счастлив быть в окружении таких цветов, как вы! Это все равно, что прожить три жизни кряду!

– Уловила смысл вашей последней фразы. Хотите в одну сеть поймать всех рыбок! Сегодня я исполнила ваше желание. Одного опасаюсь: завтра забудете о той любви, которую мы все к вам питаем.

– Эту любовь я никогда не забуду, – клятвенно заверил студент.

Сестры сняли платья. Не испытывая стыда, они расположились на кровати. Студент пробил барабанную дробь и устроил большое ристалище. И сколь верно сказано: «Когда льется благодатный ливень, трудно уберечься от капели». Скажу одно – здесь каждый получил то, чего хотел. Каждая взошла на ложе, будучи девственницей. Сколько здесь было исторгнуто охов и ахов! Сколько пролилось пота, смешавшегося с ароматом благовонных притираний и пудры! И вот уже девушки зазвучали всеми звуками страсти. И вот уже студент с гордо возвышающимся посохом идет к ним и, преодолевая сопротивление, дарует им ни с чем не сравнимую радость.

До поры одна лишь Яонян избежала его внимания по молодости лет. Так сестры стали женами студента. Отныне всякую ночь они были готовы делить с ним ложе, и ни у кого не возникало чувство ревности.

Впятером укладываясь на изголовье, сестры соблюдали чин: студент – посредине, Чжэньнян и ее сестры – с левого боку, Пань Жолань – по правую руку. Студент загодя глотал пилюли для укрепления плоти, и его золотое оружие не знало промаха. Супружеские дела он всегда начинал с Чжэньнян.

На этот раз он приказал ей оседлать его. Он вонзился в нее и колол так и сяк, а через полчаса она, как говорится, свалилась с коня. Ее ноги ослабли и болтались, точно две штуки полотна. Наблюдающая за всем этим Юй уже загодя истекла влагой естества. Она будто погрузилась в поток переживания страсти. Она вскочила на жеребца и приняла бой на себя. Студент, прижимая ее к себе, сотрясал ее, вставляя и вытаскивая из нее оружие. Но скоро ее охватила слабость, и она отступила, найдя приют в углу кровати. Жолань, которая все время была в стороне, вдохновилась и воспылала желанием. Она обхватила студента за талию и прижалась. Он передал ей тепло своей плоти. Его нефритовый пест вошел в ее цветочные чертоги, на что она тотчас отреагировала возгласами и ахами. Но тут студент заметил, что Чжэньнян и Юйнян, находясь не у дел, заскучали. Он велел им принести коробочку и достать из нее пилюли, от коих рассеивается душа. Самолично каждой ввел в лоно по пилюле. Чжэньнян тотчас преисполнилась дивного чувства ублаготворения. Юйнян, не зная, каково действие пилюли, спросила:

– Ах сестрица! Мне в нутро положили пилюлю, от коей моя душа начинает рассеиваться. Ой! Ой! У тебя внутри тоже что-то такое есть?

Чжэньнян наклонилась к ней и утвердительно кивнула.

В сей миг студент играл с Жолань. Ту, казалось, поразил тяжкий недуг лихорадки. Ее голова уже съехала с изголовья, а тем временем студент засовывал ей в лоно пилюлю. И хотя ее разбухшее лоно препятствовало этому действию, Жолань тотчас почувствовала радость и приятность. Она спросила:

– Сестрички! Есть ли вас внутри нечто такое, что дарует безумную радость ощущений? Ведь ничего я в себе не держу, безо всякого чужого орудия, а как славно. Я вся ослабела от действия этого зелья.

Яонян, увидев, как Жолань оседлала студента, воспламенилась. Она была трусиха. Эти любовные буйства испугали ее, и она не стала делить ложе любви. Но тут испытываемые сестрами страсти поразили ее. Она воскликнула:

– Сестрички! Внемлите мне! У меня внутри все пылает, точно там огонь. К чему тогда вся эта любовная кутерьма?

– Глупая! – сказала ей Чжэньнян. – Не слушайте ее, дорогие сестры. Старинная пословица гласит: «Вначале рождается, потом горячит», или: «То, что вначале горько, потом сладко». Разве эти слова не подтверждение той же самой истины: миновал период вашего вступления на стезю любви, и более никаких неприятных переживаний у вас не будет.

Яонян нашла, что в словах старшей сестры есть резон. Вид обнаженной страсти и любовных утех, кои она лицезрела только что, возбудил ее. Она приподнялась и развела ноги, укрепив их на пояснице Юэшэна. И своими точеными, точно перышки зеленого лука, пальчиками направила орудие прямо в лоно.

И только тут она почувствовала, что это удилище горячо и пылает, точно в руках она держала гордый факел. Страх и любовь смешались в ее душе. Преодолев робость, она все же поставила это великолепное создание природы пред вратами своих цветочных чертогов. Она дотронулась до него створками влагалища, смочила влагой лона и легонько повертела им внутри себя. Студент обхватил руками ее ягодицы и придавил их, а сам вошел в нее под корень. Ее тело качнулось вослед его движению. Она громко вскрикнула и обвисла на его руках, будучи не в силах терпеть боль. Студент медленно продвигался в ней и наконец достиг того места, которое дарует высшие и сладостные минуты. И только тут услыхал какие-то булькающие звуки. Девушка стонала, мешая боль и страсть.

В эту ночь девушки не раз скрещивались ногами и сплетались руками со студентом. Всю ночь никто не мог глаз сомкнуть. И только когда бронзовая клепсидра отмерила все свои стражи, они утихомирились.

Над домами взошло солнце, и его лучи позолотили узорные переплеты окон. В свете его лучей сестры походили на распустившиеся деревца дикой яблоньки или на орошенные утренней росой цветы лотоса, чьи головки только-только поплыли над водой. Они несли в себе, в чреве, весеннюю благодать жизни, были радостны духом и бодры телом.

Сестры разом встали, облачились в самые нарядные юбки, перебинтовали ноги свежими шелковыми лентами и высоко взбили облака волос. Подойдя к зеркалу, навели тушью брови и завершили туалет, положив на щечки тонкий слой красной помады и белил. Они походили на небожительниц, которые, всем скопом собравшись у потока, заглянули в зеркало вод и залюбовались своим отражением, или на небожительниц, спустившихся с Шаманской горы – Ушань, или на россыпь драгоценных крупных яшм. Студент отобрал у них пилюли, способные рассеять душу, и, сложив их в коробочку, оставил до времени. Скоро Гуйпин принесла вина, овощей и накрыла стол. Все расселись, соблюдая тот же чин. Студент сидел во главе стола. По временам он нечаянно или сознательно сплетал ноги то с одной, то с другой. А тем временем мелькали палочки, взлетали чаши с вином. В столовой царил шум и веселье.

Созерцая прекрасное общество жен, студент вновь возбудился. Плоть его восстала, и он уже не мог сдержать себя. Он поднял на руки Яонян и посадил на колени. Нашел под юбкой ее ноги и вставил меж них посох. Яонян замерла от удовольствия. Жолань была следующей – он обнял ее и прижал к себе. Стоя перед ним, она переступала с ножки на ножку, и тело ее колыхалось вослед движению. Он подарил ей дивное ощущение жизни, и она отступила. Видя, как творится любовь, Юйнян пришла в неописуемое вожделение. Она скинула юбку и штанишки и, взяв уд, сама вставила его в себя. Она сидела на коленях, лицо в лицо, мягко и нежно прижимаясь и продвигаясь ближе и ближе. Она была похожа на породистого жеребенка, иными словами, тысячеверстного скакуна, который не знает устали, подымая и опуская в беге ноги. Но вот студент проник в ее цветочные чертоги, влага любви, окрашенная в цвета предрассветной зари, полилась из нее. От выпитого вина лицо Чжэньнян раскраснелось и стало походить на цветок персика. Она возжелала любви и быстро поднялась со своего места. Подошла и прижалась к студенту. Быстро скинула юбку из крапчатого шелка и бросила на пол штаны. Она стояла перед студентом почти обнаженная в ожидании наслаждения. В тот миг сама весна правила этим праздником любви…

Девушки скоро вернулись в спальню. Студент поднялся и вышел из столовой. Ему встретился Фынлу, который доложил:

– Господин! Сяоэр из харчевни, что за чертой города, хочет вас видеть.

Студент оправил платье и вышел в приемную залу. Увидел Сяоэр: она упала на колени и низко поклонилась ему. Студент спросил:

– Что случилось? Почему ты так ведешь себя?

– Меня прислала Юйин. Велела молить вас оказать помощь. Хозяин вчера ночью почувствовал себя плохо и к утру скончался. В доме нет человека, способного заняться похоронами. Потому и прислали меня.

– Возвращайся и скажи Юйин, что я возьму на себя все хлопоты. Приду послезавтра, а сегодня пошлю к вам человека.

Сяоэр распрощалась и ушла. Когда студент вернулся на жилую половину дома, Чжэньнян спросила:

– Зачем прислала служанку сестрица Юйин?

– Вчера ее хозяин покинул белый свет, как говорится, «отправился на запад». Юйин и Цяонян прислали ее сообщить нам об этом, надеясь на помощь. Как ты на это посмотришь?

– Правильно сделали. Бедняжкам надо помочь.

Студент порадовался мудрому решению супруги. Велел Фынлу готовить все, что надобно для похорон, и отправить в харчевню.

Тем временем сестры отправились в сад играть в мяч. Дома осталась лишь Жолань, занятая вышиванием. Войдя в комнату, студент спросил у нее:

– А где все?

– Пошли в сад играть в мяч. Я сейчас закончу вышивку и тоже пойду к ним.

– А что, если нам уединиться? – предложил студент. Та улыбнулась:

– Я не хочу, чтобы вы тайком одарили меня любовью. Вместо ответа студент привлек ее к себе, обнял и сказал:

– Ты же знаешь мои чувства к тебе. Сегодня, когда ты сидела на мне, я отдал тебе свое сердце. Ведь так долго ждать того часа, когда мы наконец сойдемся в спальне.

– Вам не следует идти стезей тайных любовных утех. Если старшая сестрица прознает, то ничего хорошего не получится. Идите к ним, а я пойду немного погодя. Хорошо?

Услышав такой ответ, студент подумал, что его жены и вправду едины духом. Он обрадовался согласию, кое царило среди них.

«А ведь не захотела стакнуться со мной!» – подумал он и освободил ее от объятий. Он пошел в сад и стал тайком наблюдать за женами. Те играли в мяч. Тут ему припомнился сон, виденный ранее, и тогда он понял, что все, что случилось с ним, было предначертано небесами. И было все точно так, как в том сне! Даже одежда! Чжэньнян была в узорной плахте с широким красным поясом. Из-под нижней белой юбки выглядывали крохотные «золотые лотосы». Юйнян была в платье темного шелка с белой юбкой из-под низу, а поверх платья была накинута тонкая шелковая накидка. Яонян была в облачении из небесно-голубого шелка и пурпуровой накидки. Юбка на ней была цвета нефрита, с кроваво-красной полосой. Девушки были нарядны, оживлены и изящны, как точеные статуэтки. Вот Чжэньнян ножкой стукнула по мячу, и студент в тот же миг упал среди зарослей, боясь быть замеченным. Вот Юйнян подошла к кустам в поисках мяча и потом ловким ударом отправила его к Яонян. В тот миг она была похожа на золотое деревце утуна, с которого слетел феникс. Яонян поймала мяч руками. Сестры были увлечены игрой. Они то рассеивались по полю, то собирались вместе. Студенту еще раз подумалось, что все это он уже видел однажды во сне. Поистине этот сон был ему ниспослан небесами! И тогда он медленно вышел из засады и направился к беседке.

– Дорогие красавицы! – сказал он сестрам. – А что, если простой смертный приобщит свои две ноги к вашим и тоже побегает за мячом?

– А вы лучше стойте на одном месте, – рассмеялась Чжэньнян. – Яо проигрывает.

Тут выскочила Яонян, намереваясь ударить по мячу, но вместо этого она взяла его в руки и со словами «я не играю» бросила его в студента, а сама убежала прочь. Студент поймал мяч.

– Вы совсем забыли, что она юна и у нее мало сил, – сказал он. – Она устыдилась своей слабости и невозможности отыграться.

– Как ваше любящее сердце страдает! – сказали старшие сестры.

Студент отбил мяч. Он подпрыгнул так высоко, словно сам был ивовым пухом, который подхватил ветер.

– Великолепно! Великолепно! – жены похвалили его за ловкость. – Но велите принести нам воды. Пить хотим.

– Ах, примите мои извинения, что не догадался сам. – И он снова стукнул ногой по мячу.

Тут все покинули сад. Выйдя во двор, увидели, что Фынлу и секретарь госпожи Лань, посланные в харчевню, уже возвратились в усадьбу.

– Наложницы усопшего хозяина благодарят вас, господин, и четырех барышень за оказанную благостыню. Сказали, что через день придут с поклоном. А деньги, что им бы потребовались для каждодневного содержания, не согласились принять.

– Можете их взять на свои нужды, – ответил студент. – Разделите поровну. Пойди к господину Цю Чуню, – велел он секретарю, – и узнай от него, как сейчас в городе. Скажи, что у меня дела в деревне, потому не могу самолично навестить его. Через несколько дней непременно нанесу визит. А потом отправляйся к господину Ван Шичуню и скажи то же самое.

Секретарь отправился исполнять приказание.

– А ты, – сказал студент Фынлу, – тоже пойдешь по одному делу. Отправляйся в заведение «Сад наслаждений» к певичкам и скажи: «Господин прислал меня проведать вас. Не пройдет и дня, как пошлет к вам приглашение».

Получив указания, Фынлу тотчас покинул усадьбу.

Здесь надобно заметить, что в Кайфыне[42] случился мятеж: поднялись солдаты. Ходили слухи, что нашлись люди, которые подстрекали против власти.

Скоро в усадьбу вернулся секретарь. Он доложил:

– Когда я был у господина Ван Шичуня, то там видел некоего гостя, прибывшего издалека. Я, ничтожный человек, решил подслушать их разговор и вот что услыхал: Сюэ, великий князь, находясь в крепости Цзиньдоугуань, собрал людей, пеших и конных, около пятидесяти тысяч. Он отправил двум другим князьям письмо, после чего те прибыли в крепость. О том, что они подстрекают к мятежу, говорит письмо, из коего также следует, что господин Цю Чунь намерен при конном вооружении прибыть к Ван Шичуню. Из этого же разговора я уяснил, что господину не следует с означенными людьми видеться, хотя они наверняка пришлют вам приглашение.

Студент был точно громом поражен: никак не полагал, что зачинщики мятежа – его приятели. Про себя решил, что надлежит как можно быстрее уходить из этих мест. Нетрудно догадаться, что может последовать: ведь он и его приятели связаны узами кровного союза, он не может, как говорится, «проглотить свое слово», а они принудят его откликнуться на их призыв. «Если их великое дело удастся, – размышлял он, – то буду ли я в безопасности? А если провалится? Что ожидает меня – подумать страшно! Но лучше всего об этом деле должны знать певички! Наверняка что-то просочилось!»

Прошло совсем немного времени, как в ворота вбежал запыхавшийся Фынлу. Доложил:

– Господин! Певички скоро будут здесь. Мю десятая сказала, что желает сообщить вам нечто важное. То же самое говорят Паньпань и Хаохао. Никуда не уходите. Говорили, что к вечеру прибудут.

Услыхав новость, студент подумал, что бы это могло значить. Он сел и погрузился в глубокое раздумье. Долго сидел, точно деревянный истукан.

Прослышав, что студент обеспокоен каким-то делом, сестры пришли к нему. Хором спросили:

– Господин, отчего вы в такой растерянности? Ваши наложницы хотели бы, чтобы вы рассказали им все подробно.

– Благоуханные мои! – так начал студент. – Дело таково, что вряд ли мы можем поставить обороту событий препоны. Идите и отдыхайте, ибо какой резон впутывать мне вас?

Чжэньнян пожелала уяснить суть происходящего:

– А в чем дело? И почему столько беспокойств и шума?

Студент пояснил:

– Эту кашу заварили Цю Чунь и Ван Шичунь. Похоже, пошли неправедной стезей суйского государя Ян-ди: взбунтовали солдат, и теперь, как говорится, «меж четырех морей гремят громы». Планируют осуществить мятежные замыслы Ван Ба, короче, захватить власть в свои руки. Я состою с ними в союзе побратимства, и они непременно попытаются вовлечь меня в свои преступные замыслы. Чуть ранее я посылал секретаря в город, он посетил Ван Шичуня и видел у него некоего господина, который в сговоре с князем Сюэ. Тот собрал в крепости, где поставлен начальствовать над гарнизоном, пятьдесят тысяч солдат, Цю Чунь также сообщил, что скоро он и Хань будут здесь. Потому не лучше ли нам покинуть усадьбу? Хотя понимаю, что это ваше родовое гнездо. Мне так трудно решиться на отъезд.

– Вы приняли мудрое решение, – сказала ему Чжэньнян. – Зачем ждать, когда нас сбросят на дно ближайшего колодца? Так поступил бы только глупец.

– Не беспокойтесь, ведь бояться бед – не стезя великого мужа, – постаралась ободрить студента Юйнян. – Полагаю, что нам остается одно – бежать из этих мест.

– Бросим все, лишь бы уйти от бандитов. Мы не сможем забрать с собой имущество. Лишь добродетель и честь можем унести с собой.

– Но где отыщем землю, где не горит пламя мятежа и нет бедствий войны? Одно нам остается – взмыть в небеса, – заключила Юйнян.

Не успела она договорить, как во дворе появились паланкины. Девушки из «Сада наслаждений» – Мю десятая, Фэн Хаохао и Фан Паньпань прибыли в усадьбу. Сестры вышли встретить их.

– Нежданные гостьи посетили мое жилище! Но не ведаю, какого наставления ждут они от меня? – спросил их студент.

– Прибежали, опасаясь за жизнь свою, – ответила за всех Мю десятая. – Не хотим попасть в расставленные сети. Но не знаем, согласятся ли господин и сестры явить нам милосердие и взять под покровительство. Вовек не забудем вашего благодеяния.

Студент был поражен и удивленно спросил:

– Объясните по порядку, чего опасаетесь. Тогда и придумаем что-нибудь.

Растолковала все Хаохао:

– Этот Цю Чунь, как оказалось, предал забвению добродетель, так же, как и те, кто обретается подле его ворот. Помните тот день, когда вы оказались с нами в лодке в праздник Дуаньу? Тогда среди гостей были еще двое – Сюэ и Хань, люди с сильной рукой, под началом коих три армии. Короче, это храбрецы, способные обрушить и гору. Все они приятели Ван Шичуня. Ныне сзывают солдат, прикупают лошадей, на что жертвуют немалые деньги, и отправляют солдат и оружие к крепости Цзиньдоугуань, что у горы Нефритовый источник. Они заключили меж собой тайный союз и теперь ищут поддержки как в городе, так и вне его. В городе уже началась резня, ибо не все хотят ходить под их началом. Сейчас самый разгар беспорядков. Позавчера Цю Чунь был у нас в заведении. Перед тем как ехать, он, основательно напившись, обронил слово о том, что взбунтует солдат, а нас, вольных девиц, сделают певичками при управе.[43] Мы, хотя и считаемся грязью и пылью, гонимой ветром, предпочтем остаться без хозяев, нежели идти в управу. Один лишь вы человек чести и порядочности и не пойдете против устоев государства. Хотели бы прислуживать вам за пологом. Готовы быть слугами – разносить вино и мести полы, но ни за что не пойдем в управу певичками. О том, что грядет мятеж, еще никто не ведает, ибо только я одна слышала, что они замыслили. Потому и поспешила к вам, ища защиты.

– Сколько лиха выпало на вашу долю, – пожалела их Чжэньнян. – Но скажу одно – из мрака вы выбрались на свет и хорошо сделали, что пришли к господину. Я не буду чинить вам препоны и гнать вас за тысячу ли. Но если хотите служить господину и быть в нашем доме наложницами, то прежде должны бросить замашки квартала Пинкан. Сможете быть благонравны, как девушки из добрых семей, оставайтесь у нас.

– Благодарим за золотые слова. Готовы покончить с дурным и пойти по стезе благочиния. В ином разе одно нам остается – броситься под колеса экипажа и проститься с вечным небом. Верно сказано: «Когда небо – не крыша, земля не носит». И тогда кости наши обретут покой лишь на чужбине. Мы, три певички, всей душой готовы служить господину с полотенцем и нет у нас никаких иных помыслов.

Студент был в несказанном восторге. У него нашлась бы не одна сотня доводов в пользу девушек, но он даже рта не раскрыл. Про себя подумал: «Ну и семейка у меня складывается. Вот уж поистине заячье племя!» Он еще раз уверился, как благонравна его супруга и сколь преисполнена всяческих добродетелей.

Студент был рад донельзя, решив, что Чжэньнян воистину способна понять его и прочитать тайные мысли. И вот, когда все собрались, он подумал: «Десять тысяч против одного, что этот Ван Шичунь и другие, затеявшие мятеж, придут сюда за мной и, конечно, найдут здесь своих красоток, что вовсе ни к чему…» Но тут его мысли прервала Чжэньнян:

– Не лучше ли нам покинуть поместье и вернуться в Янчжоу?

Сообща обсудив предложение, в конце концов пришли к решению, что надо ехать. Тотчас послали Фынлу за четырьмя паланкинами и четырьмя телегами, но, прикинув, решили нанять семь паланкинов. Женщины пошли укладывать вещи, ибо положили завтрашним же днем выехать.

Но в самый полдень во дворе появились два паланкина – то прибыли девушки из харчевни благодарить студента за оказанную благостыню.

Чжэньнян и остальные жены вышли встретить гостей. Юйин, увидев в беспорядке разбросанные вещи, испугалась. Цяонян догадалась, что, по-видимому, студент собирается уехать. Подумала: «Если бы сегодня не приехали сюда, завтра бы уже не увиделись».

– Еще не прошло и ста дней, как ушел из жизни хозяин, а его супруга стала подсчитывать деньги, и, похоже, харчевня скоро будет продана. Потому негде нам прилепиться. – Сказав так, Юйин протянула руки в направлении Чжэньнян и горько разрыдалась: – Дорогая сестрица, вспоминайте вашу рабыню. Пришли просить вас о помощи, ибо не ведаем, чем прокормить себя. Оставь нас при себе хотя бы слугами! Это будет для нас высшим благодеянием. Милосердная благостыня ваша навеки будет запечатлена в наших сердцах. Живота не пощадим, чтобы отплатить добром за доброту.

Видя их неприкаянность, Чжэньнян преисполнилась к девушкам жалостью. Она вспомнила, как некогда втроем они разделили любовь одного ложа, и с радостью согласилась принять их в доме. Сама подняла их с пола и, повернувшись к студенту, с улыбкой сказала ему:

– Примите поздравления, отныне у меня еще две сестры.

Студент был донельзя доволен. Вот уж неожиданность! Поистине на небе среди звезд сияла его звезда. Ведь не овладей он дивным искусством супруга, не было бы у него в спальне порядка. Однако виду не подал – промолчал, но тайно восхитился своей мудрой женой. Чувствуя беспокойство своих новых названых сестер, Чжэньнян сказала:

– Сестрицы! Успокойтесь. Теперь вы сами себе хозяйки.

Юйнян тоже улыбнулась им:

– Старшая сестра собирает младших сестер вокруг одного одаренного юноши. Желает ублаготворить его так, чтобы душой истаял.

Все рассмеялись, ведь каждая почитала себя за небожительницу у Нефритового источника, что, как известно, на холме Куньлунь.[44] Каждая походила на дивный цветок в этом райском саду. Студент, хотя и ликовал, головы не терял и отдал приказ найти еще два паланкина. И скоро лошади, повозки и паланкины забили двор. Слуги принялись вьючить коней. Отъезжающие расселись по паланкинам. Чжэньнян взяла в свой паланкин серебро и золото. Прочая утварь была погружена в телеги.

Студент водрузил на голову полотняный платок, облачился в просторный халат зеленого цвета, повесил с одного бока колчан со стрелами, с другого – острый нож. И чтобы оставить в сердце образ дома, где обрел счастье, он постоял в зале и бросил на усадьбу последний взгляд. На столе оставил для Ван Шичуня и Цю Чуня письмо. Вскочил на золотистого иноходца, ноги в стремена – и вот уже кони, паланкины, телеги и люди цугом потянулись по дороге. Скоро исчез из глаз Лоян.

Но здесь речь пойдет о другом. Красавица Айюэ, урожденная Лянь, расставшись со студентом, жила одиноко – муж ушел на войну. По истечении нескольких месяцев она получила известие о его гибели в песках пустыни. Как печалилось ее благоуханное сердце! Она посчитала за лучшее выйти замуж, но не могла забыть своей прежней любви к студенту и потому всем отказывала. Она переехала к младшей сестре Аймэй, которая, на ту пору тоже овдовев, жила в уезде Чанчуань. Аймэй была еще красивее, чем Айюэ. В трудные минуты сестры старались поддержать друг друга. Но какой прок без конца сочувствовать друг другу и ничего не делать? Скоро деньги истаяли, и в доме не осталось ничего, кроме четырех стен.

Айюэ однажды рассказала сестре о том, какой удивительный был у нее любовник по имени Юэшэн. Услышав взволнованный рассказ Айюэ, в коем она подробно описала, сколь студент хорош и какими достоинствами обладает, Аймэй затрепетала. И решили они вместе с сестрой, в подражание Ин и Э – женам древнего правителя Шуня, – вместе служить студенту. А раз решили и условились, то ничего не могло их удержать от поисков студента. Они обратили остаток имущества в деньги и, собрав пожитки, отправились в Лоян с намерением вручить свои судьбы и жизни студенту. Наняли два паланкина поскромней и выехали. Нашли усадьбу госпожи Лань, подошли к воротам и постучали. Им открыли. Сестры объяснили, что прибыли издалека с намерением повидать господина студента.

Слуга-отрок ответил им:

– Уважаемые странницы! Прежде прошу вас отдохнуть. Мой господин отбыл в Янчжоу, и уже с полгода, как нет от него вестей.

Сестры были подавлены и зарыдали. Тогда маленькая служанка сказала привратнику:

– Эти барышни – родственницы нашего господина. Прибыли издалека, пусть поживут у нас несколько дней, а потом поговорим об их возвращении.

Что оставалось делать бедняжкам? Они отпустили паланкин, решив какое-то время пожить в усадьбе. Поужинали и, поскольку рано темнело, зажгли светильник. Долго сетовали на судьбу, а потом легли спать. Но всю ночь не могли глаз сомкнуть и поднялись едва ли не до света. Умылись, причесались, но чувствовали себя бесприютно. Долго пребывали они в смятении, не зная, что предпринять. Но скоро дело решилось само собой. Студент, устроившись в Янчжоу, велел слуге взять коня и отправиться в усадьбу жены с поручением слугам. Он написал письмо им, и слуга уехал. Едва слуга появился в воротах, к нему бросился привратник:

– Старший брат! А где господин?

– Господин в Янчжоу, я привез письма и распоряжения.

Служка взял его коня и повел на конюшню. Тут как раз выбежала служанка:

– К нам в гости прибыли две барышни, сказали, будто родственницы господина. Живут несколько дней.

– Где же эти родственницы? – удивился слуга. Ведомый служанкой, он вошел в спальные покои. Узнал Айюэ и поклонился. Сказал служанке:

– Служи госпоже усерднее.

– Где же господин Фын? – спросила его Айюэ. После того как тот все рассказал по порядку, Айюэ притянула его за рукав поближе и сказала:

– Мой муж умер. Нет человека, который взял бы меня под свое покровительство. Решили вместе с сестрой уйти в семью господина Фына. Ты же знаешь о моих прежних делах с господином. Потому прошу тебя, замолви за меня перед ним словечко.

– Успокойтесь, сударыня. Господин воротился домой с девятью женами. Главная жена добродетельна до чрезвычайности, потому, думаю, ваше намерение удастся осуществить.

Однако Айюэ была охвачена тревогой. Похоже, жизнь повернулась к ней темной стороной. Но что оставалось ей делать? Только уповать на благоволение небес. Между тем слуга распрощался и вместе с отроком-привратником отбыл.

Когда слуга увидел Юэшэна, он рассказал об Айюэ. Эту же новость уже донес до Чжэньнян мальчик-привратник:

– Глубокоуважаемая госпожа! Сейчас в вашем доме проживают две гостьи.

– Кто такие?

– Старые знакомые господина.

– А как зовут?

– Фамилия Лянь, имя Айюэ, вторая младшая сестра зовется Аймэй.

– Если это старые приятельницы господина, не могу ставить им препоны. Возвращайся и пригласи их прибыть к нам. Скажи, пусть не печалятся, старшая жена согласна принять их под свой кров, дабы вместе служить нашему господину.

Слуга сообразил, что ему следует как можно быстрее возвращаться и сообщить эту новость гостьям.

Тем временем радостный студент также приехал в усадьбу жены. Едва вошел – видит: идет навстречу Айюэ, а рядом – ее младшая сестра. Это его насторожило, и он про себя подумал: «Выходит, в доме будут жить еще два цветка, но что, если жена и остальные наложницы устроят гвалт?» Он подошел к женщинам с улыбкой и поклонился:

– Давно не видал благодетельную красавицу, а это кто?

– То моя родная сестра Аймэй. Хотели бы вместе служить господину. Вы уж не отвергайте нас, иначе придется, как говорится, стать «неприкаянными ивами».

Студент бросил взгляд на младшую сестру Айюэ: точно полная луна лицо и как мила всем обликом! Просто создана для любви! Он радостно приветствовал ее:

– Много рады тебе, прекрасная Аймэй!

– Вы поначалу решите наше дело, чтобы не было отказа.

Повернувшись, она заметила в воротах паланкин – то прибыла Чжэньнян. По описанию слуги, Айюэ догадалась, что женщина, выходящая из паланкина, – Чжэньнян. Она и сестра подошли к Чжэньнян, и та, взяв сестер за руки, повела в комнаты. Чжэньнян была приветлива и разговорчива. Прошло еще некоторое время, и прибыл другой паланкин – это была Юйнян. Она нашла сестру и новеньких в большой зале. Поистине как были они хороши! Точно небожительницы, собирающиеся на берегу Нефритового пруда.

Студент вошел и, окинув женщин взглядом, заметил: – Ладно, разместитесь как-нибудь, а потом решим, как быть. Пусть гостьи отдохнут. Выпьют вина. Завтра все устроим.

Да, судьба послала студенту еще двух прехорошеньких жен. И как они были благонравны! Как хотели выказать хозяйке дома свое добросердечие и покорство! Каждая хотела сделать так, чтобы не обременять ее, и скоро все четверо оказались на кухне, где принялись парить, жарить, варить и готовить свежий чай. Вот уж где позвольте мне заметить, любезный читатель: