"Смертельные друзья" - читать интересную книгу автора (Коулридж Ник)

7

Как и ожидалось, номер Уайссов в «Дорчестере» был огромен и обставлен дорогой мебелью. Барни смотрел теннисный турнир по гигантскому телевизору, встроенному во французский шкаф. На столике перед ним стояло ведерко со льдом, в котором покоилась бутылка шампанского. Никаких признаков присутствия миссис Уайсс не наблюдалось.

Я представил Анну, и Барни оценивающе оглядел ее с ног до головы.

– Как вы насчет шампанского? – спросил он. – Я тут Беккера смотрю. Хорошо бегает.

Сам Барни вряд ли хорошо бегал. В свои пятьдесят девять он порядком запустил комплекцию, и, когда передвигался по комнате, рыхлый живот волнами перекатывался над брючным ремнем. Если что и отличалось в нем быстротой, так это глаза, которые, как маленькие пираньи, зорко стреляли по сторонам, ничего не упуская из виду.

Мы немного посидели перед телевизором, попивая шампанское и наблюдая за полетом мяча по площадке. Потом Барни сказал:

– Ну что, готовы к обеду? Я всегда готов. Я попросил, чтобы мне сюда принесли канапе на закуску, но они оказались крохотными, как член у китаезы.

– Ваша жена составит нам компанию? – спросил я.

– Лола? Она приболела. Съела, наверное, что-нибудь в «Конкорде».

– Очень жаль. Передайте ей наш горячий привет.

– Можете повидаться с ней, если хотите. Она в спальне.

И, прежде чем я успел его остановить, Барни выкатился в соседнюю комнату и зычно крикнул: «Лола! Ты в приличном виде? Тут народ хочет тебя поприветствовать!»

В ответ раздался неопределенный звук, выражающий, видимо, неохотное согласие, дверь распахнулась, и нам открылась третья миссис Уайсс, возлежащая на кровати, утопая в подушках, с американским изданием журнала «Вог» в руках. На мой взгляд, она выглядела вполне здоровой, разве что слегка раздраженной. Догадываюсь, что она разыграла из себя больную, чтобы увильнуть от обеда с нами. А еще вероятней, чтобы избавиться от обеда в компании Барни. Судя по выражению ее лица, я бы предсказал этому браку не больше года. Они и так протянули вместе целых четыре, и теперь отпущенное им для супружества время измерялось месяцами, покуда Лола не подберет себе очередного директора или президента компании подходящего возраста.

Мы спустились в обеденный зал на террасе, где метрдотель приветствовал Барни виртуозным выражением почтения и восторга. Барни вернул комплимент двадцатифунтовой бумажкой, сунутой в руку метрдотеля, пока он вел нас к лучшему столику.

– Я еще не делился с тобой своим секретом успешного путешествия? – спросил Барни. – Надо окучивать метрдотелей и консьержей в каждом городе. Смотрите на них так, чтобы они запомнили вашу физиономию, вступайте в диалог, дайте им высказаться. Кстати, надо как-нибудь поместить статейку в журнале на эту тему.

Официант принес меню, а соммелье подал тяжелую тисненую папку с картой вин, которую Барни обсуждал с ним несколько минут.

– Хотите сегодня что-нибудь особенное, мистер Уайсс? У вас торжество?

– Не знаю, как насчет торжества, – ответил Барни. – Вот этот парень (он кивнул в мою сторону) утверждает, что работает на меня. Но в «Конкорде» я просмотрел последние номера, дело его рук – полное говно.

Барни от души расхохотался, и растерявшийся соммелье, не зная, как ему быть, вежливо улыбнулся.

– Сделала выбор, Анна? – спросил Барни. – Попробую угадать. Рыба. Дамы всегда заказывают рыбу.

– Да, я в самом деле возьму рыбу, – ответила Анна. – «Луна-рыба в соусе провансаль» – звучит соблазнительно.

– А я что говорил! – воскликнул Барни. – Я так и знал, Кит! Дамочки предпочитают рыбку. Вот тебе еще одна тема для статьи. Зачем только я держу свору высокооплачиваемых редакторов! Сам мог бы заправлять всеми журнальными делами не сходя с места.

– Вам тоже рыбу, мистер Уайсс? – спросил официант.

– Ни в коем случае, – ответил Барни. – Рыбе недостает остроты, на мой взгляд. Пресная она. Я возьму бифштекс, французское жаркое, зеленый салат и голубой сыр. Бифштекс хорошо прожаренный!

Я поймал взгляд Анны и подмигнул ей. Она улыбнулась в ответ, повернулась к Барни и стала его умасливать так, как умеет только она. Я получил удовольствие. Пятнадцать минут она самым неприкрытым образом льстила ему, не обнаруживая ни грамма иронии. Она расспрашивала его о том, как идут дела, и выражала восторг перед стремительным ростом его сети супермаркетов, покрывшей весь Средний Запад.

– С такими успехами, – говорила она, невинно взмахивая ресницами, – вы скоро станете номером один на рынке.

– Так и задумано, – отвечал Барни. – Ты, наверное, в курсе, что журнал «Форчун» включил нас в список двухсот самых успешных компаний.

– Конечно, я в курсе, – подхватила Анна. – Все следят за вашим ростом. Вот только что мы говорили об этом за обедом с Эрскином Гриром.

– С этим парнем из «Пасифик Рим»? Я где-то о нем недавно читал. Он провернул какую-то ловкую операцию. – Барни чувствовал себя польщенным. – Так Эрскин Грир обо мне говорил? Может, как-нибудь встретимся и потолкуем о делах?

Он отхлебнул из бокала «Шато-Лафит» – не помню уж, какого мохнатого года – и принялся смаковать момент славы.

– А что именно он обо мне говорил?

– Ну, о том, как ваша корпорация идет в гору. И как умно было с вашей стороны увести журналы у кого-то из-под носа.

Браво, Анна! На самом деле, Хиткоут вздохнул с облегчением, когда Барни Уайсс купил наши издания. Других претендентов не предвиделось. Двадцать лет удерживая лидерство на журнальном рынке, Хиткоут порядком подустал, ежегодно зазря вбухивая в дело полмиллиона фунтов, и не чаял сбагрить это хозяйство.

Я вспомнил, как Барни Уайсс впервые вырисовался на нашем горизонте. Билли Хиткоут, наш президент и хозяин с пятидесятых годов, бог знает откуда услыхал о существовании бакалейного короля из Чикаго, который вроде проявляет интерес к респектабельным британским журналам, и меня в качестве полномочного представителя отправили на разведку. Билли почти ничего не знал про Уайсса, кроме того, что тот сделал деньги на производстве пластмассовых соломинок и стаканчиков. В те времена его компания была несравнимо меньше, чем сейчас, и о ней практически нигде не писали. Называлась она «Сак-ю-лайк корпорейшн», и за предыдущий год ее доход составил сто девяносто миллионов зеленых.

Оказалось, что Барни должен был вернуться в Чикаго только через неделю, но Билли Хиткоут запаниковал, боясь, что потенциальный покупатель накроется, и велел мне искать его в Кливленде. Мы встретились в коктейль-баре в старинном отеле «Стауфферс», в таком темном зале, обшитом дубовыми панелями, что едва могли разглядеть друг друга через столик. А потом он повез меня на край города в супермаркет, который намеревался прикупить. Мы ехали в шоколадного цвета «Кадиллаке» через весь город, окутанный густым смогом, и Барни объяснял мне разницу в доходах от продажи кленового сиропа и замороженной пиццы.

Я, в свою очередь, втолковывал ему прелести единоличного обладания компанией «Хиткоут мэгэзинз лимитид» и смены ее названия на «Уайсс мэгэзинз». Я рисовал ему впечатляющую картину могущества и социального статуса, которая неотделима от звания владельца «Кутюр», «Светской жизни», «Стиля» и «Мира мужчин». Я тонко намекал на ворох приглашений от сливок общества, которые поступают на имя счастливого обладателя этих стильных изданий. Я налегал на то, что влиятельность указанного счастливца, безусловно, распространяется не только в пределах Лондона, но и в Манхэттене, Париже и других мировых столицах. В общем, я выложил все, за исключением того, что он приобретает тухлое дело и на него одного возлагаются все надежды на спасение упомянутых журналов.

Чем дольше он меня слушал, тем сильнее им овладевала идея стать тем самым счастливцем. Вечером за обедом он пригласил меня поехать с ним вместе в Чикаго и встретиться с Бонни, второй миссис Уайсс. Когда он это сказал, я понял, что мы на полпути к спасению.

Бонни, которая была почти вылитой копией своей преемницы Лолы, сразу учуяла все выгоды от покупки.

– Это же фантастика, Барни, – сказала она. – Мы же с тобой знаем многих из тех, о ком пишут в этих журналах. Помнишь, бал у Фулгеров?

– Бонни имеет в виду Бруно и свадебный банкет, когда он женился на как-ее-там в немецком замке, – уточнил Барни. – Нас тоже пригласили. Шикарная была вечеруха. Бруно раньше был акционером «Сак-ю-лайк» – до того, как я ее выкупил. Я как-нибудь покажу тебе нашу с Бонни фотографию, мы нарядились как французские аристократы XVIII века.

Когда Барни отлучился в туалет, я воспользовался случаем и напомнил Бонни, что в качестве жены владельца «Кутюр» ей обеспечено место в первом ряду на всех модных показах в Париже.

– Шутишь! – воскликнула она. – Что, прямо рядом с миссис Гатфройнд и миссис Таубман и со всеми ними?

– Впереди них, миссис Уайсс. Их мужья не являются владельцами «Кутюр».

Она издала крик восторга. Через несколько минут Барни спросил:

– И сколько же вы, ребята, просите за это удовольствие?

Я понятия не имел. Знал только, что Билли Хиткоут спит и видит избавиться от обузы.

– Девяносто миллионов долларов, – брякнул я наобум. – В настоящий момент прибыль не особенно велика, но потенциал практически неограничен.

– Боюсь, вы пытаетесь мне втюхать кота в мешке. Дам вам шестьдесят «лимонов».

– Я должен согласовать это с мистером Хиткоутом, – ответил я, изо всех сил стараясь скрыть ликование. – Вы позволите мне позвонить?

Три минуты спустя мы обрели нового владельца.

В течение месяца Билли Хиткоут освободил кабинет и с чеком в зубах убрался в свой особняк неподалеку от Ипсвича. Никогда прежде не наблюдал я столь стремительной ликвидации дела; Билли, наверное, просто не верилось в свое счастье, и он поспешил унести ноги, пока у него не отняли денежки.

В течение нескольких недель моя собственная судьба находилась под вопросом. Я боялся, что Уайсс зашлет по мою душу финансовых киллеров из Чикаго, но он этого не сделал, и вскоре я был утвержден в должности управляющего и вселился в бывший офис Хиткоута. Тот самый, в котором я тружусь и по сей день. Когда со стен ободрали дубовые панели и вынесли охотничьи трофеи Билла, он стал выглядеть вполне симпатично.

Надо отдать должное Барни Уайссу: он умеет управлять компаниями. Он объяснил мне, что такое финансовые потоки и управление расходами, сказал, чего от меня ждет, и оставил на хозяйстве. Я не имею на свой счет иллюзий и знал, что, если провалю дело, благополучно освобожу свое кресло. Но после ухода со сцены Билли Хиткоута предприятие обнаружило признаки жизни. В течение года мы из убыточного превратились в доходное предприятие, а на третий год даже сам Барни признал доходность компании вполне приемлемой.

Что же касается приобретения завидного социального статуса, то об этом я ни разу не рискнул спросить у Барни. Конечно, теперь он чаще попадал в поле зрения пишущей братии, но этим он был обязан скорее процветанию сети супермаркетов, чем владению журналами. Сам он брал в руки наши издания только от случая к случаю и читал в основном одни заголовки. Его пожелания не простирались дальше предложений поместить на страницах «Стиля» фотографию нового дома какого-нибудь своего приятеля. Но и это представляло собой известную трудность для редактора Мередит Кэрью-Джонс, поскольку все были на один лад: глубоко законспирированные в садовой гуще, набитые подделками под французский антиквариат, завешанные диких расцветок драпировками.

– Барни, – сказал я, – у вас не было случая ознакомиться с блестящей статьей Анны про Анастасию Фулгер? Благодаря ей тираж «Светской жизни» удвоился.

– Нет еще, – ответил он. – Теннис смотрел. Надеюсь, она их не огорчила, Фулгеры – удивительная пара, мои близкие друзья.

– Анна побеседовала с Анастасией, и та осветила их супружество со своей стороны. Знаете, они ведь разводятся.

– Жаль! Я был у них на свадьбе в замке где-то в Германии. Раз уж Лолы тут нет, можно об этом вспомнить. Я в то время был женат на Бонни. Мы тогда оделись, как французские аристократы.

– Теперь все в прошлом, – сказала Анна. – Анастасия пребывает в расстроенных чувствах.

– Жаль, – повторил Барни. – Надо будет позвонить Бруно.

Мы немножко поболтали о делах. Барни рассуждал о перспективах развития супермаркетов в Англии и парковок в Лас-Вегасе. У него не было ни малейшего сомнения в том, что, если идея оправдала себя в Индианаполисе, она оправдает себя и в Лондоне. Потом он спросил:

– Вы, ребята, наверное, ожидаете атаки с флангов?

– Еще как, – ответил я. – Небывалой силы. На следующей неделе мне придется лететь в Париж, чтобы выдавить «Инкорпорейтид» из сделки с «Мушетт».

– А, крошка «Мушетт», – протянул Барни. – Я мало что о ней знаю. Говорят, она в дыре, а? А половина акций принадлежит учредителю.

– Вы прекрасно осведомлены.

Барни пожал плечами.

– Читаю «Уолл-стрит джорнэл» от корки до корки. Этого достаточно. Ее читаю и еще «Плейбой».

И он сально захихикал, поглядывая в сторону Анны.

– А знаете, насчет «Мушетт» есть забавный сюжет, об этом можно было бы написать, – вмешалась Анна. – Хотя вряд ли какой-нибудь из наших журналов осмелится это печатать – рекламодателя потеряют. Может, я куда-нибудь в газету напишу.

– Ты же не пишешь про индустрию косметики, – заметил я.

– А это не про косметику. В этой «Мушетт» собрались какие-то грязные типы. У меня есть братец, он занимается охраной окружающей среды в Бразилии, так вот он говорит, что они творят жуткие дела в сельве.

– Что за гринписовскую пургу ты несешь, – поддразнил я ее, чтобы раззадорить Барни.

– Да уж, – неожиданно подтвердил он ее слова. – Эти большие ребята из косметики охотятся за хвостами игуаны, открыли в нем какую-то чудодейственную фигню. Лола у меня падкая на такие штуки. Я когда оттуда летел, меня так нагрузили этим дерьмом, что в «Конкорд» еле впустили.

После обеда мы с Барни задержались в холле, а Анна пошла в дамскую комнату.

– Что, у этой птички такие же зажигательные статейки, как и попка? – спросил Барни.

– Даже лучше. Она гениально пишет. Как вгрызется в материал, так и не выпустит, пока не прожует и не выплюнет. Потому и держим.

– Хорошая реклама, – отозвался Барни. – Да, она девочка с мозгами.

Подошла Анна, и мы стали было прощаться, но Барни прервал нас.

– У меня дежурит машина с шофером. Анна, позволь, я тебя отвезу домой. Мне надо проветриться перед сном.

Мы вышли из отеля на Парк-лейн, где пожилой шофер дремал за рулем черного «Мерседеса». Компания «Белгравиа лимузинз». Мы иногда пользуемся ее услугами, когда есть вечерняя работа. Я усадил Анну на заднее сиденье и уже приготовился сесть рядом, но Барни сказал мне: «Кит, тебе, может, лучше такси взять. Тесновато будет втроем».

Я поймал взгляд Анны, она подмигнула и округлила глаза. Этот жест означал: о'кей, я с ним справлюсь.

Я простился с Барни на тротуаре, подождал, пока шофер захлопнет дверцу за дорогим клиентом, и проводил глазами длинный черный автомобиль, пока он не скрылся в ночной тьме.

Я вернулся домой, осмотрел стоянку, чтобы убедиться, что там нет шпионов, и хотел позвонить Анне, узнать, все ли в порядке. Квартира хранила следы нашего лихорадочного бегства. Содержимое сумочки Анны, ее блокнот и диктофон по-прежнему валялись на полу возле дивана. Я подозревал, что Барни напросился к ней якобы выпить, и тогда я буду кисло выглядеть со своим звонком, как будто шпионю за своим шефом. Но тут телефон сам зазвонил. Это была Анна.

– Что касается Барни, – с ходу объявила она, – он меня чуть не уморил, когда выкинул тебя из машины.

– Он предпринял атаку?

– Не то слово. Облапил и не выпускал всю дорогу. Я чуть было не попросила шофера остановиться, чтобы выпрыгнуть. Жаль, что ты не мог превратиться в муху и наблюдать за нами с потолка, получил бы удовольствие. Сначала, минут десять он еще пытался сохранять лицо и нес всякую чушь насчет журналистики, а потом, когда стали подъезжать к дому, дал себе волю. Не будь он большим боссом-кормильцем, я бы двинула его локтем по яйцам.

– Значит, ты все это стерпела.

– Ну почему же. Я сопротивлялась. Хотя довольно безуспешно.

– Но все же тебе удалось улизнуть?

– С трудом. Пришлось пообещать, что пообедаю с ним, когда он найдет время. Вдвоем.

– Кстати, насчет времени. А сейчас у тебя его не найдется? Я соскучился. Утром бы вместе позавтракали.

– Прости, – ответила Анна, – я пас. Сегодня был такой трудный день. Хотя и замечательный. Но я с ног валюсь. Звякну тебе утречком. Мне же диктофон нужен, не терпится расшифровать беседу с Эрскином Гриром.

Мы пожелали друг другу спокойной ночи и еще раз договорились созвониться утром.

– Да, Кит, – вдруг встрепенулась Анна. – Должна сказать тебе, мне было очень хорошо сегодня. Правда очень хорошо. Я, наверное, забыла тебе об этом сразу сказать.

– Нет, не забыла. Но всегда не грех повторить. Тем более что мне тоже было очень хорошо.