"Смертельные друзья" - читать интересную книгу автора (Коулридж Ник)

21

Кэзи проснулась в половине седьмого и сразу пробралась ко мне в спальню. Она всегда рано просыпается в незнакомом месте. Я обрадовался ей – после треволнений вчерашнего вечера так приятно было обнять дочурку.

Я раздвинул занавески, и в глаза мне ударило яркое солнце. Буря улеглась еще ночью. Под окном стоял омытый ливнем «Воксхолл» Сузи. Утром он казался таким маленьким и жалким. Я проинспектировал содержимое кладовки и обнаружил коробку с увядшими пакетиками ромашкового чая и несколько жестянок с анчоусами. Итак, на завтрак у нас были тосты с анчоусами и суп с бычьим хвостом.

Разбуженная звоном посуды на кухне, вошла Сузи во фланелевом халате.

– Восемь пятнадцать, – удовлетворенно провозгласила она. – Теперь каждую секунду Тренч может увидеть мое послание.

После завтрака мы позаимствовали в чулане ботинки и шляпы от солнца и пошли гулять в поле. Опять стоял погожий летний денек, поле пестрело цветами, умытыми дождем. Мы шли по ложбине, по сторонам которой росли деревья. Кэзи бежала впереди, подбегая к нам с горстью головок одуванчиков или другими трофеями. Часа полтора мы гуляли, не встретив ни одного живого существа, не считая зайцев, которые выпрыгивали у нас прямо из-под ног и, петляя, скрывались в зарослях крапивы. Вдоль кромки рощи выхаживали фазаны.

– Знаешь, – сказал я Сузи, когда Кэзи опять убежала далеко вперед – я все думаю над этим письмом с угрозами, которые получила Салли. Над фразой: «Твой отец задает слишком много вопросов. Мы знаем, с кем он разговаривал». Как они могли это узнать? Сузи нахмурила брови.

– Сказал кто-нибудь.

– То есть им напел кто-то из тех, с кем я говорил?

– Скорей всего так.

– Ну вот, здесь и собака зарыта. Кто мог это сделать? Если иметь в виду, что наш главный подозреваемый – Бруно Фулгер, кто с ним близок?

Сузи задумалась:

– Та итальянка, Маручча.

– Но зачем ей это? Фулгер убил ее отца. Она ненавидит его.

– И тем не менее, если искать мотив – может быть, она не только ненавидит, но и боится его. И он вполне мог угрожать ей, если она не будет с ним откровенна в случае, когда о нем будут наводить справки.

Мы дошли до вершины холма и с удовольствием подставили лица солнечным лучам, усевшись на поваленный вяз. У Кэзи устали ножки, прогулка была слишком утомительной для пятилетнего ребенка.

Кэзи ковыряла палкой в заячьей норе, мы наслаждались покоем.

– Нет, эта версия не годится, – сказал я. – Я имею в виду Маруччу. По времени не сходится. Подумай сама: предположим, она сразу после встречи со мной доложила о ней Фулгеру или Гомбричу по телефону, они не успели бы написать и доставить письмо в Клэпхэм. Не забывай, что Салли дозванивалась до меня целый час – а ведь я сразу отправился домой с Грейт Титчфилд-стрит.

– Она могла позвонить им раньше, из Милана, сразу после того, как вы договорились о встрече.

– Тоже возможно. Но вряд ли.

– Ну а с кем еще ты говорил про Бруно Фулгера?

– В том-то и дело, что ни с кем. Ну вот с Симоном Берио, фотографом. Я ему ни на грамм не верю. Но я его не видел восемь дней. С кем еще? С Хайнером Штюбеном в Мюнхене. С Ником Груэном. Вот и все.

– И как тебе Хайнер?

– Я с ним сказал буквально несколько слов. Только пощупал почву.

– А Ник Груэн?

– Нет, он исключается. Это мой старый друг.

А почему, собственно, исключается? Когда я звонил ему в понедельник в Лейпциг, чтобы спросить про Массимо Мадзелли, он мне ничего не сказал, попытался избежать разговора. К тому же он торговал красильную фабрику компании Бруно. Вполне вероятно, что как-то за обедом он обмолвился Бруно или кому-то из его ближнего круга о том, что некий Престон собирает о нем сведения. Так, между прочим. Это вполне в духе Ника.

– А может, они установили у тебя в квартире «жучок»? – предположила Сузи. – Или в твоей машине. Или и там, и там. Тогда они все о тебе знают.

Сердце у меня упало.

– Ты права. Как все просто!

Как мне самому не пришла в голову такая простая мысль?! Гомбрич слушает каждое мое слово, каждый разговор.

А потом меня пронзила другая мысль. Я звонил Сузи по телефону, назвал ей место, куда увожу Кэзи. И если она смогла без труда найти меня, то уж для Фулгера это вообще пустяк.

Мы, не сговариваясь, ускоряя шаги, заспешили вниз, к коттеджу. Сузи вела Кэзи за руку и велела ей говорить шепотом. Мы осторожно обошли дом вдоль ограды, не заходя в калитку, пока не убедились, что ничего подозрительного не видно. Никаких незнакомых машин, входная дверь закрыта. Мы молча оглядели каждое окно, каждый сантиметр сада.

Минут через десять, убедившись, что все спокойно, мы пошли к дому. Как ни странно, теперь он уже не казался мне безопасным. Теперь он был наполнен страхами.

– Давай соберем барахло и будем убираться отсюда, – сказал я Сузи. – Хотя я вещички Кэзи даже не распаковывал.

Еще через четверть часа мы уже ехали прочь от коттеджа в направлении Олтона. На стареньком «Воксхолле». Пока мы не отъехали на порядочное расстояние, я чувствовал себя в тисках страха. В каждый момент нас могли догнать, каждую минуту на нас могла наброситься банда головорезов Фулгера.

– По традиции, – сказала Сузи, – в определенный момент ты просишь меня вернуть ключи Рудольфу Гомбричу. Что – мне поехать за «БМВ» или он тебе еще понадобится?

– Давай поступим максимально благородно. Отправь ключи Тренчу по почте и напиши записку, что машина припаркована в сарае, примерно в полумиле от Эксфорда. Подробности излишни.

Через час мы приехали в Олтон и двинулись вдоль дощатых домов по Хай-стрит, следуя инструкциям отца. Повернули направо у книжного магазина, потом опять направо у автозаправки. Когда мы остановились на красный свет, возле нас нарисовалась полицейская «Панда». Я сделал вид, что не замечаю соседства, и уставился прямо перед собой.

Сузи тихо сказала:

– Подозрительный какой-то. По-моему, смотрит на тебя и Кэзи.

Загорелся зеленый, и мы поехали дальше. Полицейские за нами. Мне казалось, нас точно преследуют. Я пытался углядеть в зеркальце заднего вида, не переговариваются ли они через рацию. В любой момент нас могли остановить.

Мы доехали до очередного поворота, я просигналил подфарниками, что сворачиваю налево. А сам ждал, что нам прикажут прижаться к кромке. Я свернул, а «Панда» продолжала ехать прямо. Мы с Сузи испустили вздох облегчения. Рубашка разом взмокла у меня на спине.

Отец жил в маленьком дворике за пабом. Под деревом стоял стол, за которым отдыхали местные забулдыги. Прямо напротив двери в квартиру отца. Когда он упомянул, что живет неподалеку от всех необходимых ему мест, он не преувеличивал. Я взял Кэзи на руки, чтобы она сама нажала на кнопку звонка.

– Как думаешь, отец не станет возражать против нежданного гостя? – спросила Сузи.

– Надо было бы позвонить ему из автомата. Но он не обещал особенно готовиться к встрече гостей, ожидается только суп и сыр, так что большого ущерба ты не нанесешь.

Увидев на пороге отца, я понял, как он постарел. Мы не виделись около года, а он выглядел по меньшей мере на пяток лет старше. Остатки волос окончательно поседели, подбородок покрылся грубой редкой щетиной.

– Кэзи, узнаешь дедушку? – спросил я. – Поцелуй деда.

Она послушно чмокнула его в щеку.

– Ой, – отпрянула она, – он весь в морщинах!

– Не «он», а дедушка или дед.

– Он правда мой дедушка?

– Конечно. Папа твоего папы.

– А он подарит мне подарок? Если он настоящий дедушка, должен дарить мне подарки.

– Прости, отец, – извинился я, – не обращай внимания. А вот это Сузи Форбс. Надеюсь, ты не будешь возражать, если она составит нам компанию. Мы с Сузи вместе работали в издательстве.

– Понятно, – отозвался отец, искоса жадно разглядывая Сузи. – Ее тоже выперли?

– Видите ли, мистер Престон, – вмешалась Сузи, – я сама подала заявление об увольнении. Без Кита там стало слишком скучно.

– Ага, зато с ним, наверное, было слишком весело. Потому вас и попросили.

Вслед за отцом мы прошли по темному коридору и оказались в гостиной – точной копии гостиных, которые я видел в прежних квартирах отца. Я узнал всю мебель, каждую пустяковину. На стенах висели виды залива в Дубаи, на комоде и каминной доске сувениры, которые он двадцать лет таскал за собой: нигерийское деревянное блюдо с огромными деревянными ложками, фотография в рамке, изображающая нефтеперегонный цех какого-то завода в Эмиратах. Стеклянная дверь выходила в маленький садик с лужайкой, за которой виднелись автостоянка и супермаркет, из которого покупатели выносили к машинам сумки с продуктами.

– Видишь, как удобно? Лучше не бывает, – сказал отец. – С одной стороны пивная, с другой супермаркет.

Кажется, он произнес это с какой-то скрытой иронией, но смысл ее я не уловил.

Без большого энтузиазма отец предложил нам на выбор джин или пиво, а для Кэзи тоник, который она с удовольствием выпила из старинного фужера внушительного размера.

Мы сидели, неловко поддерживая разговор. Даже Сузи, всегда очень общительная, чувствовала себя не в своей тарелке.

– Коли наша компания так разрослась, – сказал отец, многозначительно взглянув на Сузи, – может, мы пойдем обедать в паб? Вы, наверное, заметили – «Голова королевы», вы должны были мимо проходить. За углом. Там в баре подают завтрак пахаря и прочее.

Хозяин и завсегдатаи очень тепло приветствовали отца. Понятно, он здесь свой. Он представил меня им: «Мой сын Кит, его только что выперли с работы».

– Присоединяйтесь к нашему клубу, – сказал один из них. – Мы тут все пострадавшие. Это все правительство виновато.

Мы заняли столик на улице, заказали креветок в чесночном соусе и картофельные чипсы.

– Как тебе еда, Кит? – осведомился отец. – Небось привык к деликатесам, по ресторанам каждый день ходил? Плохо тебе будет, пожалеешь, что был строптивым.

– Ну почему же, я люблю креветок. И Кэзи тоже.

– Здесь вкусно готовят. Я часто тут обедаю. А бывает, и вечерами захожу, поужинать. Общество приятное собирается. А как твоя жена, или, точнее, бывшая жена? – неожиданно сменил он тему.

– У Салли все хорошо. Мы еще официально не развелись. Собираемся на будущий год. Но у нее уже появился бойфренд. Вроде хороший парень.

– А вы с Салли не знакомы? – Отец обернулся к Сузи. – Симпатичная девочка, но не на мой вкус. Я бы на ней не женился. И Киту не советовал. Очень много о себе воображает.

Я было запротестовал, но Сузи опередила меня:

– Салли очень милая дама. И отличная мать вашей внучки.

– Этого у нее не отнимешь, – подтвердил отец. – Она прямо-таки прирожденная мать. Но жена – нетушки. Слишком требовательная.

Мой отец необыкновенно критичен по отношению ко всему на свете, кроме себя самого. Одному богу известно, откуда у него столь четкие суждения о том, каким должен быть счастливый брак, поскольку его собственный никак нельзя было назвать удачным. Он дает советы по любому поводу – карьера, вложение капитала, приобретение собственности, воспитание детей – обо всем он готов дать свое заключение, он, не добившийся успеха в работе почти нищий холостяк, которому в тягость общение с собственным сыном. Кроме того, меня неприятно поражает его неразборчивость. Он готов водить дружбу с кем угодно и знакомится с кем попало – в загородном клубе или на автобусной остановке. Он всегда уделял такое внимание моему образованию, а сам пьет с первым попавшимся забулдыгой. Помнится, однажды он спросил меня, по какому принципу мы отбираем персонажей для «Светской жизни», и заметил, что только один господь бог может судить о превосходстве одного человека над другим.

Я объяснил, что мы вовсе не о превосходстве думаем, а о том, кто в данный момент получше одет, у кого шляпа красивее.

Отца это не удовлетворило. «Это похоже на работорговлю или на отбор у врат святого Петра. Ты проходи, а ты пошел вон!»

Однажды мы случайно встретили его, когда зашли в ресторан вместе с Анной. Мы ели какую-то ливанскую еду и обсуждали статью о Мег Райан для нашего журнала. Впрочем, это был лишь повод для встречи. И вдруг у меня над ухом раздался голос: «Уж не моего ли пропащего сына вижу я перед собой?» Это был отец, нелепо одетый в длиннополое пальто не по сезону.

Он присел за наш столик, заказав кофе и выпивку, я представил его Анне. Это произошло вскоре после того, как мы расстались с Салли. И отец пытался угадать – кто такая Анна, моя любовница или просто знакомая. Что ж, вопрос закономерный. Но ответить на него было не так просто.

Анна произвела на отца неизгладимое впечатление. Я никогда не интересовался у нее, что она о ком думает. В сущности, мне казалось, что ее мало кто интересовал, уж тем более скромная фигура моего отца вряд ли могла ее впечатлить. Но отец обожает выступать. Нас с Анной он использовал в качестве слушателей его пылкой тирады против современного театра, спутав при этом Национальный театр и Королевский Шекспировский. Анна и бровью не повела, хотя я понял, что она это заметила.

Дело в том, витийствовал отец, что люди перестали воспринимать поход в театр как событие и уже не надевают вечернего платья. Поэтому сидишь в зале будто в компании американских туристов.

– Вы абсолютно правы, – подхватила Анна с видимым жаром и как будто искренне. – Мужчины должны надевать смокинги, а женщины – длинные платья.

Отец не привык к тому, что его мнения разделяют, поэтому ответил Анне взглядом, полным одобрения.

Эта встреча оставила у меня неприятный осадок, трудно сказать почему. Отец строил из себя дурака, но для меня это не новость. Что же меня так огорчило? Может быть, я опасался, что Анна станет хуже обо мне думать? Но я ведь никогда не старался приукрасить свое прошлое и своего отца. Анна все знала о моем детстве, гораздо больше, чем я знал о ней самой. Вероятно, мое раздражение было направлено против Анны, против того, как она высмеяла моего отца. Это была точно такая же метода, которой она пользовалась в своих интервью. Человек чувствовал себя польщенным, а выходил круглым дураком. Но мой отец – не персонаж ее статьи. Мне было неприятно видеть, как его дурачат. Все же он был моим отцом.

Когда потом я увиделся с отцом, он спросил меня:

– Как поживает та милая леди, с которой мы тогда ужинали?

– Ты имеешь в виду Анну Грант? Наверное, хорошо. Это наша журналистка.

– У нее очень оригинальное мышление, – сказал отец. – Надо бы с ней повидаться, она заинтересовалась одной моей теорией.

Теперь, глядя на отца, я гадал, что он думает о Сузи. Да и о Кэзи. Он как-то странно относился к внучке. Когда мы подолгу не привозили ее к нему, он жаловался, что его игнорируют, а при встречах не знал, что сказать девочке, и быстро утомлялся от ее общества. Ему нравилось лишь самому быть центром внимания и рассказывать свои истории.

Сузи говорила отцу, что еще не решила, чем будет заниматься, но ей хотелось бы найти работу в журнале.

– Я бы на вашем месте не пошел в журнал, – сказал отец, энергично замотав головой. – Журналы в наше время все равно что динозавры. Они вымирает. Это очевидно. Скоро все вытеснит тонковолоконная оптика, телевидение и компьютеры. Нажмешь на кнопку, и получишь все, что хочешь.

– Вы, разумеется, правы, – дипломатично согласилась Сузи. – Но это все же печально. Так приятно взять в руки журнал, полистать. Читать на экране – совсем другое дело.

Отец не унимался. Где только он набрался своих бредовых идей! Неужели в «Голове королевы»?

– Через пару лет куда ни придешь, везде будут компьютеры, и все, что захочешь, можно будет получить по Интернету – хоть парикмахера, хоть губную помаду. Все ваши журналы будут записаны на микрочипы с булавочную головку. К чему тратить деньги и загромождать дом макулатурой!

– А я бы загромождала, – спорила Сузи. – Мне нравится запах типографской краски.

– А деревьев сколько ради этого губят? А тут вы будете читать виртуальный журнал. И никакой зависимости от вкусов редактора. Вы сами выбираете, что нравится, на вашем персональном компьютере.

– Папа, мы уже сегодня так делаем. Наш журнал выходит в интернет-версии, – вмешался я.

– Чушь какая, – раздраженно отозвался отец. Он терпеть не мог, когда кто-нибудь прерывал его пророчества.

Подошел хозяин, держа в руках «Дейли телеграф» с кроссвордом, чтобы отец помог ему найти ответ. Отец достал очки, нацепил их на нос и углубился в текст.

– Через пару лет тебе уже не придется утруждаться, не правда ли, папа? – съязвил я. – На каждом столе будет стоять компьютер с выходом в Интернет, и все будут решать кроссворды на мониторе.

Иногда отец ужасно меня раздражает. Я преодолеваю огромные расстояния, чтобы повидаться с ним, а как только увижусь, он обязательно выведет меня из себя.

Отец сверкнул на меня глазами, Сузи укоризненно поджала губы. Не надо сердить его, хотелось ей сказать. Сузи всегда удается удержать меня от неверного шага. Сколько раз, когда я готов был сорваться, разговаривая по телефону с каким-нибудь идиотом-автором или назойливым рекламодателям, появлялась Сузи и громко заявляла, чтобы было слышно на другом конце провода: «Вас спрашивает мистер Уайсс. Он звонит из самолета». Я в такие моменты сердился, а наутро был ей искренне благодарен.

Отец перешел к толкованию теории глобального потепления, а Кэзи пошла к бару смотреть, как какой-то парень пытает счастья у «Однорукого бандита». «Дейли телеграф» лежала на столе рядом с недоеденными креветками. Я открыл газету на разделе экономики, и в глаза мне бросилась фотография Эрскина Грира. Он стоял в саду на огромной лужайке на фоне китайского павильона. Подпись гласила: «Президент компании «Грир корпорейшн» Эрскин Грир сообщил вчера у себя дома в Гонконге, что процедура приобретения контрольного пакета «Федерейтид Авиэйшн» вошла в заключительную стадию». В статье далее говорилось, что акционеры с большим воодушевлением встретили это известие.

Прошло четыре дня с тех пор, как я говорил с Брюсом Макфоллом из Гонконга. Как он сказал? «Никто здесь не напечатает ни строчки про Грира, пока он не сдохнет. Кроме, конечно, китайских газет. Они про него все знают, всю подноготную. Все его грязное белье перетряхнули».

Кэзи вернулась с экскурсии и попросила у меня денег.

– Только два фунта, пжжлста. Пжжжалста! Хороший, добрый папочка! Я взаймы беру. Я верну, правда! Знаешь, сколько денег в этой машине! Сейчас один дяденька столько выиграл!

Я нащупал в кармане пару фунтов и протянул отцу.

– Дедушка, пойди с внучкой. Ей будет приятно.

Кэзи радостно уцепилась за его руку.

– Сузи, – сказал я, когда они отошли на приличное расстояние. – Хочешь поехать со мной в Гонконг?

– В Гонконг? – недоверчиво переспросила Сузи. – Почему именно в Гонконг?

– Потому что там Эрскин Грир. Видишь, про него опять пишут. Я был дураком. Я сосредоточился на Бруно Фулгере, а ведь убийцей вполне мог быть и Грир. То есть – почему бы нет? У него были не менее веские причины.

– Но вряд ли он имеет отношение к тому, о чем ты мне сегодня утром рассказывал. Я имею в виду письмо с угрозами. Ты ведь не говорил ни с кем из окружения Эрскина Грира. Так что это ложный путь.

– Ты права. И все же я напрасно упустил его из виду. Наверное, потому, что Мюнхен ближе, чем Гонконг. Однако кое-что я все же сделал. Я позвонил австралийскому журналисту. Помнишь?

– Но ведь именно он намекнул тебе насчет его грязных делишек. Неужели он мог позвонить потом Гриру и предупредить его?!

– Это как раз очень возможно. Ты плохо знаешь журналистов. Они имеют обыкновение входить в особые отношения с магнатами. С одной стороны, они вроде их дразнят своими публикациями, а с другой, если этой персоной, которую он окучивает, заинтересуется коллега, они бросаются к своему заклятому дружку якобы с самыми чистыми намерениями – предупредить, что кто-то собирает на него компромат. Брюс Макфолл вполне мог связаться с Эрскином Гриром и сказать, что я собираюсь на него наехать. Кроме шуток.

– И что тогда?

– Брюс мог ему позвонить и сказать, что парень из «Мира мужчин» задает слишком много вопросов. Мог даже прибавить, что я интересуюсь его любовницами и темным бизнесом. А это явно выглядит как прямой наезд.

– А имя? Неужели Эрскину Гриру так хорошо известно твое имя?

– Может, да, а может, нет. Но он наверняка вспомнил бы название журнала «Мир мужчин», потому что он связан с интервью, которое брала у него Анна Грант. После ее смерти он, видимо, решил, что никакого хода материалу дано не будет. Чувствовал себя в полной безопасности. Но когда на горизонте появляется еще один журналист из того же журнала, он начинает нервничать. Вероятно, он предположил, что я прослушал пленку Анны и пронюхал про обстоятельства его торговли оружием.

– Что на самом деле и произошло. А где, кстати, эта пленка?

– У меня в доме, в диктофоне.

Черт побери! Надо было положить кассету в банковский сейф.

– Подожди-ка, – сказал я. – Мне надо кое-что обмозговать. Представь, что я Эрскин Грир. Я дал компрометирующее меня интервью Анне Грант, и оно может взорвать к чертям собачьим всю мою карьеру. Я организую ее убийство. Через несколько дней я вспоминаю про пленку с записью и посылаю к ней в квартиру своих людей. – Теперь у меня в голове по-новому начали складываться кусочки мозаики, и я почувствовал, что приближаюсь к решению загадки. – Дело в том что те парни на крыше вовсе не обязательно могли быть людьми Фулгера, с тем же успехом их мог прислать и Грир, который хотел вернуть кассету. Понимаешь? Они искали интервью не Анастасии, а Эрскина!

– И не нашли. А почему тогда они не обыскали твою квартиру?

– Потому что уже обыскивали. И не заметили диктофон, который завалился под диван. – И тут сердце у меня упало. – Но ведь тот тип, который следил за моей квартирой из машины, точно работает на Фулгера. Я видел его в замке. Черт, опять не складывается.

– Почему же, – оживилась Сузи. – Вот смотри. Оставим пока Фулгера. Мне кажется, ты прав, что сосредоточился на Грире. Предположим, он убил Анну и запустил в ее квартиру своих ребят. Что тогда?

– Ничего. Он молился, чтобы кассета не всплыла и ничто не помешало ему прибрать к рукам «Федерейтид Авиэйшн». Анна интервьюировала его в субботу и была убита в воскресенье, Эрскин считал, что она не успела ни с кем поделиться его откровениями.

Я подумал еще вот о чем: Анна легла в постель с Эрскином. Но об этом я Сузи не сказал. Мне было больно об этом говорить.

И вообще, что я чувствовал к Анне спустя три недели после того рокового дня? Мне трудно было дать ответ на этот вопрос. Анна, моя единственная настоящая любовь, Анна с ее дивными волосами и роскошными ногами. Упущенные возможности, случайные встречи – а ведь мы могли быть вместе всегда. Какое мне дело до ее любовников? Когда коллекционеру попадается великая картина – скажем, Матисса, – разве ему не все равно, через какие руки она прошла? Что она побывала у дельца с Уолл-стрит или босса чеченской мафии?

А мне было не все равно. Мне было больно об этом думать. Анна, Анна, все, что я делаю, я делаю ради тебя.

– Давай продолжим, – сказал я. – Итак, проходят три недели, никакой утечки информации не происходит. Анна похоронена. Грир летит в Хьюстон, потом в Гонконг, готовит сделку. Он уверен в своей безопасности. И вдруг раздается звонок от Брюса Макфолла. Его страхи оживают. Очевидно, Брюс не предполагал, какую собаку разбудил. «Мир мужчин» не забыл про заказанный материал и направил в Гонконг другого репортера. Что делает Эрскин Грир? Первым делом пытается выяснить, кто такой Кит Престон. Это нетрудно. Он узнает, что меня уволили, и это его озадачивает. Буду ли я в таком случае писать в «Мир мужчин»? Вероятно. Спайк Стил мог дать мне задание как внештатнику. Теперь нам важно знать, насколько глубоко они копнули и пронюхали ли, что мы с Анной были довольно близки. Слухи об этом наверняка ведь ходили?

– Конечно, ходили. Меня постоянно спрашивали, ухлестываешь ты за ней или нет.

– Господи, – рассмеялся я, – если бы они только знали! О'кей, итак, Грир думает, что я – бывший бойфренд Анны. Это его еще больше настораживает. Он допускает, что Анна успела рассказать мне об интервью и я в курсе его делишек с оружием. То есть если она кому и рассказала об этом, то только мне, так ведь? Такими вещами делятся или с любовником, или с родственниками.

– Питер! – хором воскликнули мы с Сузи.

Она могла сказать Питеру. И Питер мертв.

– Знаешь, Сузи, я боюсь забегать вперед, но мне кажется, чем больше мы разрабатываем версию Грира, тем убедительней она представляется. И по времени все совпадает. Я звонил Брюсу в понедельник вечером – по гонконгскому времени, – так что он мог связаться с Гриром во вторник. Таким образом у него в распоряжении тридцать шесть часов, чтобы написать и доставить письмо Кэзи. И вот еще что. Хотя для нас слова «твой папа задает слишком много вопросов» звучат туманно, для Эрскина их смысл абсолютно ясен. Он ощущает себя единственным подозреваемым. Он ничего не знает ни о Микки, ни о Фулгере. Он убил Анну, чтобы заставить ее замолчать, и, вероятно, убил и Питера тоже. Этот укус змеи казался мне подозрительным. Вопрос: почему он убил Питера? Очень вероятно, что Питер позвонил Эрскину в Гонконг – или в Хьюстон – и дал понять, что Анна кое-что ему рассказала. Насколько я могу судить, Питер был человеком решительным и бескомпромиссным. Даже если он не заподозрил, что Грир замешан в убийстве его сестры, он не оставил бы без последствий информацию о торговле оружием. Анна говорила мне, что ее брат презирал капиталистов. Он всех их считал лицемерами – и вот доказательство его правоты. Он считал, что обязан продолжить дело, начатое Анной. Так или иначе, Эрскин видел в Питере реальную угрозу…

– …и нейтрализовал ее, – закончила мою мысль Сузи. – А теперь на горизонте появился еще один человек, который владеет этой информацией. Это ты, Кит.

– И четвертый. Ты тоже все знаешь.

– Ну, обо мне-то они ничего не знают. А за тебя я боюсь.

– Значит, надо быть вдвойне осторожными. Прости, что я так отзываюсь о твоем крестном отце, Сузи, но похоже, что он настоящий серийный убийца.

К столику вернулись отец с Кэзи и доложили о потерях: они продули моих два фунта и еще четыре отцовских.

– Зачем ты поощряешь в ребенке страсть к азартным играм? – проворчал отец. – Лучше бы просто сложил костер из денег, если тебе их девать некуда.

Кэзи смущенно переминалась с ноги на ногу.

– Пап, дай еще один фунтик! Мы чуть джек-пот не сорвали! Пжжжласта, папочка, ну только один!

– Прости, детка, денег больше нет, и вообще нам пора. Попрощайся с дедушкой.

– Опять в Лондон? – спросил отец. – Или в тот коттедж?

Мы с Сузи молча переглянулись. В самом деле, куда мы едем? Куда мы можем поехать?

– Сперва упакуемся, – рассеянно ответил я, – а там посмотрим. Надо ехать, пока пробки не начались.

Мы простились и поехали к центру Олтона.

– Приятно было познакомиться с твоим отцом, – вежливо сказала Сузи. – Вы с ним ужасно похожи.

– Не утруждай себя светскими формальностями, Сузи. Лучше не надо. Родителей не выбирают.

– Я только хочу сказать, что за его ворчливостью прячется интересный эрудированный человек. Вроде тебя. Сколько ему? Шестьдесят пять? Не так уж много у меня знакомых шестидесятипятилетних стариков, которые бы так здраво рассуждали об Интернете.

– Бог с тобой, он понятия не имеет об Интернете. Слышал звон. Умеет пускать пыль в глаза.

– Как и ты. Ты сам мне об этом говорил. Что нахватался поверхностных знаний. И еще гордишься этим.

– Я по крайней мере не пророчествую.

– Как сказать! Но я же не критикую тебя. А тебе вправду нравится производить впечатление знающего человека.

Кэзи, сидевшая на заднем сиденье, решила внести свою лепту в обсуждение фигуры отца.

– Папа, но ты ведь все знаешь. Ты сам про это говорил. Говорил, что знаешь все-все на свете. Даже про Австралию. Даже про Америку. Разве нет, пап?

Я расхохотался.

– Ну, вдвоем накинулись! Сдаюсь, – сказал я и добавил, обернувшись к Сузи: – Для начала должен признаться, что в моих познаниях есть существенный пробел – куда мы все же едем?

– В аэропорт.

– Прямо сейчас?

– А почему нет? Завезем Кэзи к маме и вечерним рейсом полетим в Гонконг. Помнится, должен быть самолет в обед и потом около девяти вечера. Если достанем билеты.

Я притормозил у таксофона возле автобусной остановки, и Сузи вышла, чтобы позвонить в авиакомпанию.

Минут через десять она просунула голову в приоткрытое окно машины.

– «Бритиш Эруэйз» и «Катей Пасифик» продали все билеты. Я записалась на лист ожидания, но шансов практически никаких. Есть два билета бизнес-класса на «Транс-Азия» в десять, если не возражаешь.

– Это компания Эрскина Грира?

– Да, рейс через Дубаи. Не выбросят же они нас из самолета.

– Ты права. У меня уже паранойя развивается. Все в порядке, бронируй места. А потом я позвоню Салли.

Салли сразу сняла трубку, будто сидела у телефона.

– Слава богу, это ты, Кит. Я сижу и молюсь, чтобы ты позвонил.

– Очень мило с твоей стороны, Салли. Как в старые времена.

– Оставь свои шуточки. Я всю ночь не спала. Кэзи в порядке?

– В полном. Сидит в машине.

– То есть ты ее бросил одну? В машине? Машину хоть запер?

– Нет, но она не одна. С ней Сузи. И я вижу ее через окошко.

– Что за Сузи? Ты что – притащил к Полу какую-то бабу?

– Не глупи, Салли. Ты прекрасно помнишь, кто такая Сузи. Моя секретарша. И в этом нет ничего странного.

Кажется, Салли мои объяснения не удовлетворили. Я смотрел в сторону дороги и видел, как Сузи и Кэзи весело смеются. Сузи не так красива, как Анна, но очень обаятельна. Мне нравится, как она завязывает волосы хвостиком на затылке.

– А ты знаешь, что тебя разыскивает полиция? – спросила Салли. – Мне пришлось лгать из-за тебя. Они спросили, где ты и когда я видела тебя последний раз.

– И что ты ответила?

– Сказала, что в воскресенье, когда ты приходил навестить Кэзи.

– Они поверили?

– Не уверена. Кажется. А когда я упомянула Кэзи, спросили, где она.

– И?

– Я сказала, что пошла на чашку чая к подружке, но не уверена, что это прозвучало убедительно. Так противно врать полицейским! Я чувствовала себя преступницей. Я пыталась выведать, зачем ты им понадобился, но они не раскололись.

– Ты, наверное, и сейчас хотела бы это выяснить.

– Кит, – устало выговорила Салли, – я уже не знаю, что и думать. Сначала это жуткое послание с угрозами, я хочу обратиться в полицию, а ты запрещаешь. Ты просишь поверить тебе, я так и делаю, бог знает почему. А потом является полиция, явно с желанием арестовать тебя, а за что про что – я ума не приложу. И Кэзи у тебя. Кит, мне все это очень не нравится. Я хочу, чтобы ты привез дочь домой и чтобы ты поговорил с полицейскими. Я уверена, что ты сможешь все объяснить. Прошу тебя, сделай это. Мне страшно, Кит.

Перед таксофоном демонстративно прохаживалась дама в плаще с ризеншнауцером на коротком поводке и делала мне знаки, что ей надо срочно позвонить.

– Салли, пожалуйста, ничего не говори полиции. По крайней мере не сейчас. Обещаю, что все объясню тебе, как только смогу, но сейчас не время. А теперь слушай меня. Я везу Кэзи, но не буду подъезжать прямо к дому, за ним могут следить. Кроме того, тебе опасно оставаться дома с Кэзи. Вам обеим надо уехать из Лондона.

– В коттедж?

– Боюсь, что нет. Они, возможно, пронюхали о нем. И про большой дом Пола тоже.

– Тогда, может быть, к моей маме? Если я попрошу, она не откажет. Сделает вид, что мы ее ужасно стесним, но раз уж делать нечего, позволит приехать. Кэзи она обожает.

Отличная идея. Мать Салли живет на окраине Нью-Фореста, в деревенском доме, окруженном рощицей. Кэзи любит туда ездить. Там можно кормить сахаром пони с руки, и это примиряет ее даже с тем, что бабушка помешана на чистоте и хороших манерах. «Лесная бабушка» – ее любимица.

Дама с собакой ожесточенно жестикулировала, а я упорно делал вид, что не замечаю ее.

– Салли, если ты сделаешь это для меня – в последний раз, – давай встретимся в Хитроу в три в паркинге на третьем терминале. На этаже В. Собери вещи, оттуда вы должны прямиком отправиться к маме. И никому не говори, куда едешь. Ты поняла?

– Кит, – сказала Салли, – вчера, когда ты уговаривал меня довериться тебе, я сказала, что это в последний раз. А теперь ты просишь о том же самом. Ладно. Но теперь это самый распоследний раз. Я не шучу. Ты водишь меня за нос, а я как дурочка тебе верю. А потом жалею.

– Понял тебя. Так ты будешь в аэропорту?

Она мялась с ответом. Господи, ну скажи же «да». Если Салли не заберет Кэзи, мы не сможем вылететь в Гонконг. А если мне не удастся разоблачить Эрскина Грира, то мне конец.

– Буду. Но должна сказать тебе, Кит. Эти два дня напомнили мне о том, почему мы с тобой разъехались, и о том, что было сумасшествием вообще выходить за тебя замуж.

Мы домчались до Лондона за полтора часа, и я остановил машину у дома Сузи за углом на Лупус-стрит. Паспорт у меня всегда в кармане, а Сузи надо было забрать свой дома. Ну и кое-что из одежды.

Мы с Кэзи ждали ее в машине и пели песню про крокодила и рыбку. Я уже выучил все слова. Кэзи особенно нравится строчка про то, как крокодил сжимает челюсти – тут она хватает меня зубками за руку.

Сузи вернулась с дорожной сумкой. Вид у нее был встревоженный.

– Надо делать ноги, – бросила она, садясь рядом со мной. – Полиция сюда тоже нагрянула. Нас искали. Час назад.

– Невероятно. Похоже, им больше некого ловить во всей стране.

– Наверное, Говард Тренч навел. Жаждет получить «БМВ». Он думает, я твоя сообщница. Джемма, моя соседка, была дома, у нее выходной. Ей велели сообщить, если мы объявимся, но она этого не сделает.

– Молодец Джемма!

– Она правда нам здорово помогла. Полицейские допытывались, куда мы могли деться, и Джемма сказала, что я всегда мечтала посетить виноградники долины Луары. Вот, мол, туда, наверное, и отправилась на краденой машине.

– Гениально. Будем надеяться, что в ближайшую пару недель Баррет и Кроу отдохнут на юге Франции.

И тут меня пронзила страшная мысль. Как я мог забыть? Паспортный контроль! Наши имена уже могли сообщить иммиграционной службе. Может, это в полиции автоматически делается? И как только мы появимся в аэропорту, нас сцапают.

– Очень даже может быть, – согласилась со мной Сузи. – Но, судя по разговору с Джеммой, мне кажется, до этого еще не дошло. Скорее всего пара дней в запасе у нас есть, это все же не шутка, ловить нас на всех паромах, самолетах и поездах. Так что не дергайся.

– В любом случае альтернативы нет. Надо рискнуть. Все равно ехать нам больше некуда.

Салли ждала нас в паркинге с каменным лицом. Она взглянула на Сузи и отказалась говорить с нами обоими. Она обращалась исключительно к Кэзи, спрашивала, весело ли ей было, и удивлялась, что ей не поменяли джемпер. Я по опыту знаю, что, когда на Салли находит такое настроение, лучше ее не трогать.

Я залепетал что-то насчет тайны, но Салли меня одернула.

– Хватит, слышала уже. Нечего по двадцать раз повторять одно и то же, я не идиотка. Может, ты меня такой себе и представляешь, но нечего подчеркивать. Кстати, мама говорит, что ей крайне неудобно принимать нас именно сейчас, к ней должны прийти из химчистки, чистить ковер, и еще назначено собрание общества «Добрый сосед». – Она резко сменила тон. – Кэзи, тебе ведь хочется поехать к бабушке? Она так рада, что ты едешь погостить. Она уже и постельку твою приготовила. А завтра вы пойдете кормить пони.

Как только они отъехали, мы с Сузи взяли тележку и направились к кассе. Я купил билеты и ахнул, услышав цену. Бизнес-класс обходится очень дорого, если платишь из своего кармана. При таких расходах я в пару недель разорюсь.

Перед регистрацией мы решили сделать вид, что путешествуем отдельно и вообще незнакомы. «Пока не взмоем в небо – лучше держаться подальше друг от друга. Мы чужие. Ладно?»

Сузи встала в очередь впереди меня человека за три. Выглядела она абсолютно безмятежно. Ей дали посадочный талон, и она, не глядя на меня, двинулась в зал отлета.

Теперь подошел мой черед. Я протянул девушке за стойкой паспорт и билет. Девушка в серо-лиловой униформе компании мельком взглянула на то и другое и нажала на кнопку компьютера.

– Последнее место у прохода, мистер Престон.

– Все места заняты?

– Абсолютно все, сэр.

И она протянула мне паспорт и талон.

В зале отлетов я поймал глазами Сузи. Она стояла перед контролем безопасности. Вот она поставила на транспортер сумку и прошла через металлодетектор. Оставалось пройти паспортный контроль. Тогда все будет ясно.

Когда она приблизилась к будкам иммиграционной службы, я покрылся липким потом. Она выбрала молодого человека, лет двадцати пяти. Правильно. Старикан и юная особая в соседних будках выглядели более суровыми.

Сузи подала ему паспорт. Он, почти не взглянув на него, кивнул, разрешая пройти.

Я облегченно вздохнул, но теперь подходила моя очередь. И тут могла оказаться засада.

Я тоже выбрал симпатичного парня. Протянул ему раскрытый паспорт и, едва убавив шаг, двигался мимо. Это известный трюк: если идешь с независимым видом, тебя не останавливают.

– Один момент, сэр.

Молодой человек просил меня задержаться.

– Можно мне взглянуть на ваш паспорт, сэр?

Он принялся пролистывать документ, разглядывая старые визы.

– Куда вы вылетали последний раз из Соединенного Королевства?

– В Нью-Йорк. Неделю назад.

Неужели прошла всего лишь одна неделя? Мне показалось – не меньше месяца.

– Большое спасибо, сэр.

И он отдал мне паспорт.

– Счастливого полета.

Сузи ждала меня за барьером и подала знак, чтобы я следовал за ней в магазин беспошлинной торговли.

– Чего он к тебе прицепился? Я уж думала, тебя арестовывают!

– Я тоже. Но это была обычная процедура. Надеюсь.

Через сорок минут мы по отдельности вошли в самолет. Сузи болтала с китайцем в черном костюме. Путешественники, садящиеся в самолет на ночной рейс, печальными лицами напоминают беженцев.

Я нашел свое место, которое оказалось рядом с Сузи. Она окинула меня равнодушным взглядом, делая вид, что не узнает. Но как только самолет оторвался от земли и стюардесса выкатила в проход тележку с напитками, мы решили представиться друг другу и вскоре непринужденно болтали, как случайные спутники, которым предстоит долгое совместное путешествие.

Потом я вытащил из кармашка кресла журнал, заполненный фотографиями самолета, картами маршрутов и рекламой беспошлинных товаров. Оказывается, у «Транс-Азии» разветвленная сеть маршрутов. Они летают даже в Бразилию. Может быть, на моем месте сидел убийца Питера.

На первой странице было помещено приветственное письмо президента компании, которое извещало об услугах, предоставляемых «Грир корпорейшн», – тут перечислялись отели и новая площадка для гольфа на севере Сеула. Была здесь и фотография Эрскина Грира, седовласого подтянутого джентльмена, который сидел за огромным столом, подписывая золотым пером какой-то документ. Неприятно было видеть его лицо – как будто нас хотели предупредить о безнадежности нашего предприятия.

Верхние огни погасили, начинался фильм, Сузи завернулась в серо-лиловое одеяло, приготовившись вздремнуть. Где-то внизу под нами расстилался Казахстан. На экране Мишель Пфайффер в туфлях на высоких каблуках входила в номер отеля.

Я повернулся к Сузи, чтобы поцеловать ее на сон грядущий, и она, почувствовав мое прикосновение, протянула мне губы. Мы впервые по-настоящему поцеловались. По мне словно пробежал электрический ток.

Мы оба не произнесли ни слова. Да и что было говорить?

Я немножко посмотрел кино, а Сузи мирно посапывала у меня на плече. В иллюминаторе светились огоньки на крыле и подрагивали в темноте в ритм сердцу.

Когда я проснулся, мы уже летели над Китаем.