"Легкий кораблик — капустный листок" - читать интересную книгу автора (Галахова Галина)

Возвращение Сына Города

Саша вернулся в Ленинград. Летние каникулы он провел у бабушки под Псковом. Он любил возвращаться в город в конце лета. Это было самым любимым его занятием — возвращаться откуда-нибудь домой.

Другим самым любимым его занятием было уезжать из дома в июне месяце, и, уезжая, он не хотел возвращаться. Но лето такое длинное. За лето он успевал забыть и школу, и школьных друзей, и асфальтовый город. Летом он начинал любить бабушкину деревню, деревенских ребят, косцов, речку, лес, — словом, все, что называлось бабушкиной деревней.

Но стоило солнцу перекатиться из июля в август, стоило тем же самым утрам начинаться обильными росами, как Сашу охватывало беспокойство, и он ловил себя на мысли, что с ним обязательно должно что-то случиться.

Просыпаясь по утрам, он не сразу вскакивал, как в середине лета, а некоторое время лежал с закрытыми глазами, представляя себе, что же с ним должно случиться. И каждое августовское утро ему виделось, как он вернется в свой город, на свою улицу, повстречается со своими друзьями, и что будет потом. От этого начинало стучать в висках, сердце колотилось, и, не в силах с собой справиться, он просыпался окончательно, прыгал с кровати и босиком мчался по деревне. Вслед ему мычали коровы, кричали воинственно краснолапые гуси. Испуганно взвивались белоснежные куры, бежали за ним собаки, а он несся стрелой к речке и прыгал вниз головой с обрыва.

Вода принимала его в холодные свои глубины, холодила его тело и голову, и он долго плыл по реке, и веером стояли над ним брызги, расцвеченные низким утренним солнцем.

Потом, шатаясь, он выбирался на берег и медленно шел по деревне в окружении деревенских собак. И снова мычали коровы, кричали воинственно гуси, и куры вспархивали у самого его лица. А на пороге дома ждала его бабушка, маленькая старушка, в большом новом сарафане и белом, в горошек, платке…

И вот он вернулся и как будто не узнавал родного города, а город его. Саша шел с мамой по улице и подпрыгивал, а на голове его подпрыгивала летняя белая кепочка.

За лето Саша изменился, вытянулся, и мама не узнавала сына. От счастья и гордости у нее кружилась голова и немного голова кружилась от дальней дороги и тяжелого чемодана.

— Не прыгай! — сказала мама. — Чемодан тоже прыгает, а я — с ним!

Саша посмотрел на маму и удивился, что его мама одна несет такой тяжелый чемодан. Он ухватился за ручку. И мама улыбнулась, узнавая в сыне помощника.

Потом они ехали на троллейбусе, и Саше хотелось кричать от того, что он видел за окном. А видел он Невский проспект и реку Фонтанку, Дворец пионеров и знаменитых коней. Он так радовался, что пассажиры сразу догадывались, что в город вернулся Сын Города и никто другой.

Как только они подошли к дому, Саша не выдержал:

— Мама! Я на минутку к Борьке…

Мама поглядела вслед убегавшему сыну и подумала: какой он легкокрылый и стремительный — он может когда-нибудь улететь…

Саша одним духом взлетел на седьмой этаж.

Открыл ему сам Борька.

— А-а-а-а! — протянул Борька. — Это ты-ы-ы!

Тон у Борьки был разочарованный, но Саша не обратил на это внимания.

— Борька — это ты! Здравствуй — это я!

На его крик в прихожую высыпали все Красномаки. Бабушка втащила его в квартиру и, крепко обняв, поцеловала.

— Сашенька, как ты вырос!

Таня с Маней повисли на нем и тоже закричали:

— Сашенька, как ты вырос!

Они полезли к нему целоваться и перепачкали его сгущенкой. Саша достал две шоколадки и протянул им.

— Никогда нас не забываешь, — сказала бабушка и, всплакнув, пошла на кухню.

— Никогда нас не забываешь! — как попугаи, повторили малышки. — Вон Борька нас ни разу не угостил.

— Они все лопают — и мое и свое. А ну, брысь! — Борька протянул узкую ладонь. Саша крепко пожал ее.

Борьку словно разморозило. Наконец-то он понял, что друг вернулся.

Девчонки нападали на Сашу, делая ему рожки. Саша весело смеялся — девчонки были удивительно похожи на верного друга Борьку.

— Ну, чего раскудахтались? — напустился на них Борька. — Совсем от рук отбились. Вот сейчас стану про волка рассказывать…

— Не надо, Боречка! Мы лучше пойдем сгущенку есть!

И ушли есть свою сгущенку.

— Знаешь новость? — спросил Борька. — У нас пятеро новеньких, и Анна Кирилловна перешла в первый класс!

— Жалко ее! — признался Саша. — Я ее ни на кого не променяю. А помнишь, как в первом классе Жбанов на урок колбасищу притащил и весь урок чавкал…

— Да-а-а! — как бы между прочим сказал Борька. — Я с одним тут познакомился, новеньким, Петрушкой Стародубцевым. Он из английской школы к нам перевелся.

— А чего ему там не понравилось? — резко спросил Саша. В бабушкиной деревне у него осталось много приятелей, но Борька был один!

— Обещал сегодня зайти. Мы в шахматы с ним играем. Я уже мат двумя ладьями могу! Ну и умный! Я от него про художников узнал, абракци… Ну, они еще цвет придумали!

— Цвет придумать нельзя! Он есть сам по себе! — взволнованно сказал Саша. Его обдало жаром, и он почувствовал себя опять стоящим на крыше двенадцатиэтажного дома, когда они смотрели первомайский салют. Тогда Борька хорохорился, как всегда, и перегнулся через ограду. Голова пошла у него кругом, он пискнул и совсем перевесился туда… Саша, еле живой от страха, рванул Борьку за хлястик белой куртки, а сам, закрыв глаза, упал. Борька шлепнулся рядом, и долго они так лежали. А потом приподнялся Борька, по сторонам огляделся:

— Ну и друг же ты, Сашка! Я бы, наверное, так не смог! Но в следующий раз постараюсь!

А Саша ему:

— Дурак! Следующего раза не будет! Нет, нет, нет!

А Борька:

— Ну чего ты? Замекал козлом!

И они разругались…

— Много ты понимаешь! — осерчал Борька. — Он по-английски разговаривает.

— С тобой, что ли?

— С телефоном, балда! Его отцу звонил какой-то англичанин! Его отец на Белое море ездит!

На душе у Саши сделался черный туман. Саша не любил разговоры про отцов.

— Значит, в шахматы, говоришь, выучил, а на задних лапах стоять не выучил? — спросил он, поднимаясь. Он вдруг сделался очень тяжелым.

— Ну что заводишься? — возмутился Борька и тоже вытянулся. Так вот они и стояли. Друг против Друга.

— Ты его видел? Не видел, а языком болтаешь!

— А чего мне его видеть — для меня он невидимый! Я его и видеть не хочу! Умник, ну и катись к умнику!

— Во, озверел человек! — удивился Борька.

— А он змея воздушного пускать умеет? А нырять с обрыва? А на плоту плыл в Тихую заводь, где живет старый сом: усы — как рога у козла? А я на плоту плавал и бревна разъехались! А я на лошадях ездил все лето, а сколько раз — верхом!

— А сколько раз верхом, — еле слышно повторил Борька, лопаясь от зависти.

— Косить выучился! На тракторе немножко ходил!

Борька не сводил с друга глаз.

— Англичанин! — передразнил он вдруг себя. — Да я с ним только неделю и знаком! Мы с ним все во дворе, на скамейке. Сказку мне какую-то все рассказывал про капустный листок. Надоел прямо. — Борька захихикал. — Скука с ним смертная!

— Ладно врать-то!

Борька почувствовал себя прощенным.

— Бабушка! Мы гулять пойдем! — закричал он.

— Гуляйте на здоровье! — разрешили Таня с Маней, до колен вымазанные сгущенкой.

Пока мальчишки спускались по лестнице, Борька все время наговаривал на Петю. По-Борькиному выходило, что Петя — трус необыкновенный, задавала и жадина.

— Не ври! — одернул его Саша, не терпевший наговоров. Однако именно таким представлялся ему этот хиляк-англичанин. На первом этаже они наткнулись на мальчишку с шахматами под мышкой.

— А я услышал ваши голоса и решил подождать! А ты — Саша Федоров, да? — спросил Петя, восторженно разглядывая Федорова. — Мне кажется, я тебя где-то видел!

— А я тебя не видел! — мрачно сказал Федоров. — Ты невидимый и не наш, потому что не из нашего класса.

— Я буду учиться в вашем классе! — заступился за себя Петя. Шахматы деревянно застучали в его трясущихся руках.

— Все равно не наш и никогда им не будешь, верно, Красномак?

— Не знаю, — промямлил Борька.

Нет, такой ответ никого не устраивал: ни старого друга, ни нового.

— Ты за кого? — отчаянно спросил Саша, и его голос стал подниматься до самого неба. — За меня или за него?..