"Вдоль по радуге, Или приключения Печенюшкина" - читать интересную книгу автора (Белоусов Сергей)

Глава вторая Суматоха с балабончиками

В школу Лиза не опоздала: прибежала в класс со звонком, запыхавшись и тараща глаза. Зато она забыла очки, дневник и расческу. Самое обидное, что оправдываться было бесполезно. Ну кто бы поверил, что из стены у Лизы возник маленький домовой в башмаке, ел борщ, пил кофе, а потом улетел по радуге?..

Лиза в свою учительницу Инну Васильевну, ну, прямо, влюблена была, слушалась ее больше, чем родителей. Но если рассказать такое Инне Васильевне, она вначале улыбнется, потом рассердится, а потом пошлет девочку к врачу.

Несмотря на возраст и романтический характер, Лиза прекрасно понимала, что без доказательств ей не поверит никто. Значит, надо ждать доказательств. Неясно было все же, когда прилетит Федя: может, завтра, может, через месяц, а может, вовсе через год. Поэтому вся надежда была на балабончики. Хотя, когда они начнут раскрываться, Федя ей точно не сообщил.

«Значит, надо терпеть, — сказала себе Лиза, — и научиться жить так, словно ничего не было. Надо кончать четверть и попытаться заработать по математике „пять“, чтобы мама была довольна». Ночью Лиза спала плохо, а под утро ей приснилось, что на уроке физкультуры она бежит по дорожке спортплощадки и видит: на ногах у нее не чешки, а розовые клоунские башмаки 45-го размера с полуоторванными подошвами. А наверху, в баскетбольной «корзинке» сидит учитель физкультуры Ростислав Николаевич с рыжей, как у Феди, бородой и кричит ужасную чепуху:

— Ты на бегу-то кувыркайся, кувыркайся, Лизок! А будешь падать, очки надень, а то радугу не увидишь!..

Прошли три дня. Лиза уже ни на что не надеялась. Наступил вечер пятницы, и родители собирались в театр.

Папа стоял в дверях в плаще, мама пудрилась перед зеркалом в коридоре и давала девочкам последние наставления. Сестра Алена хныкала в детской — не хотела, чтобы папа с мамой уходили. Лиза стояла в коридоре и угрюмо чертила по полу носком тапка. Ей тоже было тоскливо остаться на весь вечер вдвоем с сестрой, но хныкать ведь несолидно.

Наконец, дверь захлопнулась, и Алена заревела в голос.

— Аленка, — хмуро сказала Лиза, — хочешь, я тебе почитаю?

— А-а-а-а-а-а-а! — захлебывалась сестренка. — А ты не знаешь, не знаешь, Лизочкина, что я хочу почитать-то! А-а-а-а-а-а!

— А ты выбери книгу, какую хочешь, — ответила Лиза, безрадостно смиряясь с ролью няньки.

Алена, успокаиваясь понемногу, но все еще пыхтя, влезла на стул и достала с полки толстую затрепанную книгу — сборник сказок, где были и «Приключения Буратино».

— Вот, — протянула она книгу сестре. — Я хочу про Буратино, только, чур, опять сначала.

— Ладно, сначала, только сперва умойся: руки грязные, рожа зареванная — смотреть противно, — сказала Лиза с папиной интонацией.

Алена недоверчиво оглядела руки, потом в зеркало — физиономию с карими припухшими глазами и тугими розовыми щеками в грязноватых подтеках и, бормоча что-то ворчливо себе под нос, пошла в ванную. Слышно было, как она подтаскивает табуретку к выключателю, как щелкает им, включая свет, как сопит, поворачивая тугой кран, и вдруг…

— Лиза, Лиза!! — на пронзительной ноте кричала Аленка. — Скорее! Гляди! Ой!!

В три прыжка подскочив к двери, Лиза глянула в ванную и застыла, открыв рот.

Шипучей коричневой струей, наполняя комнату ни с чем не сравнимым ароматом, хлестала из крана пепси-кола.

Лиза стояла, не в силах сдвинуться с места, и мысль: «Неужели!» — металась в ее разом опустевшей голове, как синица под потолком. Хозяйственная Алена уже притащила из кухни большую красную кастрюлю и подставила под кран.

Пепси-кола текла еще минуты три, девочки только успевали менять посуду, потом кран фыркнул, замолчал, и сам собой повернулся обратно вентиль. Раздалось ниоткуда тоненькое хихиканье, и чей-то задорный голос сказал:

— Ну, хватит, девчонки, лопнете еще.

Набралось чудесного напитка вот сколько: большая кастрюля, трехлитровый бидон и стеклянная трехлитровая банка из-под сока. Когда Лиза снова отвернула кран, оттуда лилась обычная вода.

Они пили пепси-колу чашками, черпая прямо из кастрюли, пили сопя, отдуваясь, потом дружно начали икать, поставили чашки на стол, и Алена с трудом спросила:

— Лиза-ик! А кто ее-ик! ик! в кран налил?… ик! ик! ик!

— Аленка-ик! — торжественно ответила Лиза. — Это-ик! балабончики-ик! ик! ик!

Лиза глубоко вздохнула, не выдыхая воздух, зажала нос, посидела так, сколько смогла, с шумом выдохнула и, избавившись на время от икоты, начала рассказывать:

— Во вторник днем ко мне прилетал домовой Федя, который фея из сказки, и рассыпал здесь балабончики. А это такие маленькие шарики, и они светятся. А когда они лопаются, происходят чудеса. Я уже думала, что не начнется, но вот, началось-ик! — она закрыла рот ладошкой и сияющими глазами уставилась на Аленку.

Тут тихо начала распахиваться дверь в коридор. Аленка открыла рот, чтобы закричать, одной рукой схватилась за Лизу, а другой прижала к себе бидон с пепси-колой. В кухню сама собой въехала белая кукольная коляска, на сиденье которой мягким розово-голубоватым цветом мерцал малюсенький шарик. Если б он не светился, переливаясь, девочки, наверное, и не заметили бы его.

Коляска остановилась посреди кухни, шарик подпрыгнул на сиденье раз, другой, третий, все выше и выше, мягко перелетел на стол и начал расти. Он стал величиной с апельсин, потом с арбуз и продолжал увеличиваться.

— Хватит! — закричала Аленка, вдруг испугавшись по-настоящему.

Шар как будто только этого и ждал. Он со звоном лопнул, мелкие брызги взлетели под потолок и застыли на нем голубыми и розовыми звездами, а на столе, на месте шара возвышался торт невероятной красоты.

Он был весь из мороженого, залитого блестящим шоколадом и украшенного маленькими фигурками зверюшек, сделанных из кусочков дыни, персика, арбуза, ананаса и еще каких-то неизвестных фруктов. На торте печатными буквами нежно-желтоватого крема была сделана надпись: «Ешь хоть сколько — не беда. Не простынешь никогда!»

Два огромных куска отделились от торта, сами легли на взявшиеся ниоткуда тарелочки и оказались перед Лизой и Аленкой. Возле каждой тарелочки появилась ложка с ручкой в виде попугая.

Вкус торта не поддавался описанию. «Это — как праздник в животе», — думала Лиза, расправляясь со вторым куском.

— Аленка, — спросила Лиза вдруг, — зачем ты орала: «Хватит!», — может, он бы еще рос?

— А если бы там был кто-то злой? — невнятно ответила Алена с полным ртом. — Он как закричит на меня толстым голосом, и я забоюсь.

— Хи-хи-хи-хи-хи-хи! — засмеялись где-то в углу под батареей. Оттуда выкатились два балабончика, не переставая хихикать, раздулись каждый до размеров хорошего яблока и затанцевали в воздухе, пытаясь стукнуть друг друга, как боксеры на ринге.

Вот они столкнулись, пропали, зазвенели тонкие колокольчики и отовсюду — из стен кухни, из потолка, даже из холодильника — выросли целые охапки цветов. Похоже было, что кухню завернули в огромную клумбу.

Здесь были розы, гвоздики, пионы, нарциссы, астры, флоксы, георгины, гладиолусы, лилии, ромашки, настурции и еще множество цветов, названий которых девочки не знали. На полу цветы росли головками вверх, на потолке — головками вниз и, видимо, это их нисколько не смущало.

Головы у девочек закружились от запахов, а сердца сладко замирали.

— Лиза, — прошептала Алена, — а папа с мамой это увидят?

— Нет, — ответила Лиза, — взрослым после шестнадцати лет смотреть не получается.

— Давай тогда торт доедим, — предложила Аленка, — все же пропадет потом, а он такой вкусный, даже лучше, чем сосательные конфеты.

На полу среди цветов возникло шевеление. Ступая на свои корешки, большой красно-желтый георгин выбрался в коридор из общей цветочной массы и тихонечко двигался вперед, после каждого шажка приостанавливаясь и делая манящие движения листиками — звал Лизу с Аленой за собой.

Девочки осторожно спустили ноги на пол, боясь поломать цветы (но цветочный ковер послушно расступался там, где должны были они ступить), вышли из кухни и двинулись за георгином. Алена шла последней и все время оглядывалась на торт.

Вот они дошли до конца коридора, двери в гостиную сами собой распахнулись и… сияние полуденного летнего солнца чуть не ослепило детей.

Шагнув за порог, они оказались в зоопарке. Но что это был за зоопарк! Без клеток с тяжелыми замками, без толп перед захватанными стеклами террариума, без душных запахов зверья в неволе!..

Гибкие ласковые пантеры кружились в хороводе на поляне. Обезьяны и попугаи на ветках распевали веселые песенки. Среди цветов там и тут порхали яркие бархатистые бабочки.

Огромный лев остановился перед девочками, присел на все четыре лапы и голосом, знакомым по десяткам мультиков, прорычал:

— Аленка, Лизонька, садитесь, покатаемся!

Страшно не было нисколько. Сестренки взобрались на льва, вцепились в мохнатую гриву и понеслись по гигантскому парку так быстро, что останавливалось дыхание.

Они видели голубые озера, в которых плавали черные горделивые лебеди, видели веселых кенгуру, игравших в волейбол на спортивной площадке, видели страусов, гонявших пестрый мяч по футбольному полю (в воротах стояли два ловких черных шимпанзе).

Лев несся по удивительному парку мягкими гигантскими прыжками: все новые и новые чудеса открывались вокруг. Но вдруг царь зверей остановился, как вкопанный. Посреди дороги торчал шест с прибитым к нему куском фанеры. На плакате была нарисована ярко-желтой краской львиная морда в красном кругу, красным же перечеркнутая крест-накрест, а внизу было написано: «Лева, стой!»

— Что за знак такой дорожный? — удивился лев. — Совершенно невозможный!

— Говорит вам знак дорожный, что пора поесть пирожных! — раздался хриплый, но добродушный голос из кустов за правой обочиной.

Оттуда на задних лапах выбралось странное существо. Вроде походило оно на медведя, но шерсть у существа была красная, а лицо человечье. И это человечье лицо было размалевано черными, белыми и красными пятнами и полосами, как у клоуна.

«Наверняка это клоун, — подумала Лиза. — Вон, трусы у него какие: огромные, желтые, в зеленых бабочках, а на шее зеленый бант в белый горошек».

— Кто это?! — обратилась Аленка в пространство, не затрудняя себя конкретной адресацией.

— Он клоун или злой? Лиза, ты его боишься?

— Звезда медвежьего цирка и победитель конкурса волшебных клоунов — красный медведь Чемпион! — отрекомендовалось существо. — Не сердись, Левушка, что я тебя остановил: очень уж хотелось с настоящими девочками познакомиться. Аленушка, Лизонька, потанцуем?

Он сорвал с шеи бант, повязал его вокруг головы платочком, подхватил девочек за руки и принялся с ними вместе откалывать на дороге такие залихватские коленца, что все чуть не попадали со смеху. Вдруг медведь так же неожиданно упал.

— Ой, нога моя, ноженька, — заплакал он Аленкиным голосом. — Ой, ножка подгибнулась! Ой, заноза попала!

Он присел на обочину, поднял левую ступню почти к самой морде и кривыми черными когтями принялся выколупывать оттуда занозу.

— Ух, как больно, — бормотал он, хныча. — Ой, мама моя, мамочка! Всю-то жизнь болею, всю жизнь мучаюсь. А, вот она!

Он ухватил что-то и вытащил огромную сосиску. Сосиску медведь мигом сжевал, но за ней от ноги потянулась тоненькая веревочка. Клоун дернул за веревочку и начал извлекать разноцветную гирлянду, наматывая ее на левую переднюю лапу. Там были конфеты (все больше «Мишка косолапый» и «Мишка на севере»), шоколадки, мандарины, погремушки, хлопушки, сахарные пряники, леденцовые карандашики и еще всякая всячина.

Когда гирлянда кончилась, Мишка ловко вскочил, схватил пестрое кольцо, обмотанное вокруг лапы, и запустил его в небо, словно лассо.

Гирлянда застыла над дорогой, как длинный ярмарочный шест, нижний конец которого не доставал до земли на добрых полтора метра.

Медведь подпрыгнул, перекувыркнулся в воздухе и повис на гирлянде головой вниз, удерживаясь задними лапами, а передними рассыпая воздушные поцелуи. Он карабкался вверх с удивительной скоростью, становясь все меньше и меньше, и распевал: «Со смертью играю, смел и дерзок мой трюк…» и внезапно полетел вниз.

— Ай! — закричала Алена, вцепившись в львиную гриву.

Клоун шмякнулся об землю с размаха и рассыпался грудой апельсинов.

Девочки взволнованно сопели и не знали, плакать или смеяться.

— Вот хулиган! — возмутился лев. — Вылазь немедленно, ты что детей пугаешь!

Вдали, там, где исчезала дорога, послышалось неясное стрекотание. Оно становилось громче с каждой секундой, и можно было уже различить, что это рокот мотора.

Мотороллер выскочил из-за поворота.

Головой на сиденье, вверх ногами стоял на нем Мишка-Чемпион. Передние лапы его жонглировали брикетами эскимо. Описав круг возле девочек, мотороллер остановился, медведь спрыгнул на задние лапы и вручил эскимо Лизе, Алене и льву.

— Страшно рад был познакомиться, сестренки, — сказал клоун. — Через пять минут у меня выступление в цирке — надо спешить. Счастья вам, здоровья и веселых дел, а если понадоблюсь — вот!

Он протянул Лизе кусочек глянцевого белого картона, на котором золотыми буквами было напечатано: «Чемпион. Медведь и клоун. Звонить по телефону: раз, два, три и еще половинка».

— А почему у вас лицо человеческое? — спросила Лиза. — Вы кто, дяденька в медвежьей шкуре или медведь в человечьей маске?

— Ты же в сказке, Лизонька, — ответил ей клоун. — Таким я родился, таким и умру. Но не скоро.

— До свиданья! — воскликнул он. — До встречи!..

Прыгнул на мотороллер, тот заурчал, взревел, и клоун исчез за поворотом, распевая: «Умирать нам рановато, есть у нас еще в цирке дела!..»

.. Потом лев остановился у катка, где на искусственном льду танцевали фигуристы: два бегемота в коротких юбочках, слон в золотой короне с бубенчиками и три залихватских крокодила в трико с серебряными звездами.

Непонятно, как на Лизе и Алене оказались коньки, короткие алые платьица, сияющие алмазными блестками; они спрыгнули на лед и ловко, словно занимались этим всю жизнь, закружились по зеркалу катка в стремительном вальсе.

Обезьяны аплодировали им четырьмя лапами, а остальные звери от восторга орали так, что тугой звон стоял в ушах.

Потом неимоверное количество птиц — орлы, попугаи, снегири, соловьи, колибри, сороки — взмыли вверх, и из их беспорядочной стаи составились постепенно огромные буквы: «ПРИВЕТ ЛИЗЕ И АЛЕНЕ» и поплыли по небу.

И тут сквозь восторженный писк, визг, крик, шум вдруг до ушей девочек явственно донеслись два коротких осторожных звонка и тихий скрип ключа в дверях. Все вокруг закружилось в пестром хороводе, перемешалось, слилось и пропало…

Осторожно войдя в квартиру, папа с мамой увидели из коридора полуоткрытую дверь в детскую, горящий ночник, полный порядок в комнате и дочерей, мирно спящих в аккуратно разобранных кроватках.

— И все-таки у нас чудесные дети, — шепотом сказал папа маме. — А мы-то с тобой все их ругаем…