"Кеворка-небожитель" - читать интересную книгу автора (Галахова Галина)

ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ КИМЫ

Киму отдали во власть Перевертышу, который ни минуты не мог устоять на месте и вечно куда-то летел, мчался или кувыркался как ему вздумается и где придется — бесился, как он это называл. Его любимыми игрушками были гоночные качели и летающий скаб — некоторое подобие, но только подобие, дельтоплана. Раньше он бесился один, теперь у него появилась подружка Кима. Сначала он был рад ей, потому что беситься вдвоем — веселее, но когда он понял, что для Кимы — покой дороже всего, он совершенно потерял к ней интерес.

Вот и сейчас, вцепившись в тросы, Кима сидела боком на узкой перекладине летающего скаба и безучастно смотрела на меняющийся ландшафт — горы, моря, синие квадранты штивы, причудливые постройки городов и поселений. Они никак, ну никак не напоминали ей Землю… Кима заплакала.

Вода из глаз — это было что-то новое и забавное для Перевертыша. Он снова заинтересовался новой игрушкой.

— Как ты это делаешь? А разноцветно можешь? — стоя вниз головой, снова стал приставать к ней Перевертыш.

— Мальчик, — сказала плачущая Кима, — а не могли бы вы связаться с Землей? Вы такой быстрый. Я хотела бы послать моей маме телеграмму. Я так давно ее не видела: она страшно волнуется за меня…

— У нас такого нет. Но, если хочешь, могу ей посветить крулером — с его помощью мы ремонтировали Раплета. На какой-то планете он в ступоре однажды застыл перед воротами, ни туда-ни сюда: он должен был их по утрам открывать, а по вечерам закрывать. Пришлось мне задать ему от ворот поворот — целых три поворота. Это было нужно для дела. А зачем тебе мама — для какого дела она тебе нужна? Она у тебя любит беситься?

— Как для какого? Разве у тебя нет мамы? Родителей? От кого же ты тогда произошел?

— Я произошел от вращения. От него же и погибну, когда вывернусь наизнанку. Так написано про меня в справочнике Ноленса. Давай беситься, немного побесимся, а потом так и быть попробую связаться с твоей мамой — вдруг получится.

Кима неумело подпрыгнула, скаб перевернулся, и они из него вывалились. Перевертыш как очень цепкий ухватился за пространство Олфея, завис там и поглядел по сторонам — где Кима. Он нигде не нашел ее и сразу про нее забыл: слишком уж была она неуклюжая, с ней совсем было неинтересно беситься, она даже не знала, что такое угловой градус, и еще она была какая-то вся рыхлая, совсем неупругая — никакой от нее остроты ощущений.

Кима упала в воду и пошла солдатиком ко дну и шла туда до тех пор, пока не зацепилась платьем за золотую серьгу, которая свешивалась с чьего-то большого уха.

Большое ухо принадлежало Чавоте — водоправительнице подводных гудзонов. Чавота сидела в своем подводном саду и пряла из водорослей пряжу. Она хотела связать себе теплый свитер, потому что последнее время стала мерзнуть в холодном озере — старость не радость!

Озеро Гудзонов по своему размеру вполне могло называться морем, но его назвали озером, потому что в гудзоновском языке было слишком мало слов, а те что были, употреблялись, в основном, для восклицаний. Гудзоны очень любили подарки и всякий раз, когда их получали, радовались и громко восклицали.

В озере жили гудзоны и страхоны, но страхонов почти не осталось, все они были выловлены авезудами. Нелепая вруническая война между аридами и гудзонами грозила уничтожить гудзонов до последнего плавника, поэтому Чавота сильно переживала.

Машинально орудуя вязальной клешней, которую на какой-то юбилей подарил ей рак Кенталь, она напряженно думала — что бы подарить Алуну Алунану, королю аридов, какую отступную дань предложить, чтобы тот образумился и прекратил военные действия.

И вот все решилось само собой: подарок свалился ей с неба прямо в руки — да какой еще необыкновенный!

Чавота ударила хвостом по большой перламутровой раковине, которая лежала в густых водорослях, и по воде побежала крупная рябь — это был сигнал всеобщего сбора.

Из раковины выплыл подводный паук, с интересом уставился на Киму, а потом сорвал у себя со спины водолазный колокол — пузырек воздуха — и с размаху нахлобучил его Киме на голову, а второй водолазный колокол налепил ей на нос — пока дыши на здоровье, а там видно будет! — и был таков.

Множество гудзонов подплыло к чавотиному водорослевому креслу и вытаращило на Киму свои и без того вытаращенные глаза. Кима от испуга закричала в голос и замахала на них руками.

— Кыш, кыш!

— Чаво ты, ну чаво? — Чавота удивленно вскинула глаза. Глаза ее разбежались в разные стороны, добежали до ушей и вернулись обратно.

— Кышшш!

— Чаво на них махаешься? Они тебе плохого ничаво не сделали и не сделают. Они у меня хорошие рыбки, понятно?

Кима замотала головой.

— Чаво мотаешься?

Кима ничего не ответила.

— Да она ничаво по-нашему не понимает — ну ни бельмеса, — сказала Чавота затаившим дыхание гудзонам. — Голодная, видать. Сперва ее накормим, а уже потом понесем в дар Алуну Алунану, который тридцать шестой и летучий, то есть… летающий! — Чавота постучала себя по голове. — Башка-то — дурья! В его королевском загоне такой диковинки еще, кажись, нету. И он, я уверена, заинтересутся нашей диковинкой и прекратит свое дикое безобразие, не до того, ему, шалуну, будет! — Она засмеялась, довольная.

Послушные гудзоны разбежались в разные стороны и через некоторое время натащили Киме целую уйму устрашающего вида рыб, улиток, крабов, моллюсков и рачков. Все это было живое, и прямо у Кимы под носом изо всех сил трепыхалось.

Кима заплакала от страха и отвращения.

Чавота сразу почувствовала, как вблизи нее изменился состав и температура воды. Она поднесла руку-плавник к Киминому подбородку, наруку ей упало несколько горячих капелек, и Чавота от удивления закричала:

— Горячая!

Гудзоны, не веря своим ушам, окружили Киму плотным кольцом и стали до нее дотрагиваться и восторженно лепетать:

— Наша горячая звездочка упала к нам с неба! Она принесла нам тепло, пускай теперь греет нас и согревает! — Они заплясали вокруг Кимы, забили хвостами.

Гудзоны любили тепло, а в глубинных водах озера царил холод. Вылезать на берег и греться на альдебаранском солнце им не давали ариды, которые за ними теперь постоянно охотились — на войне как на войне! Вот и сейчас послышались страшные удары, это ариды лупили по воде носами, они мечтали разрушить старухино царство, но до царства им было не дотянуться — оно лежало слишком глубоко.

Чавота вздохнула.

— Хотелось бы оставить это чудо себе, но как хвостом не крути, а врагу надо всегда отдавать самое лучшее, что у тебя есть. Тогда и мир будет крепче. Мне это еще Цытирик говорил, когда он не был Великим. Послушаемся ученого ума. Пойдем, подарочек со мной, подарим тебя Алуну, хотя летучий такого редкостного подарка, не при нем будет сказано, не заслуживает.

Придворные сразу помрачнели и притихли, но Чавота была непреклонна.

— Скорее, — торопила она, — упакуйте ее в букс. Мы не пожалеем всех наших богатств ради мира, и пусть враг попробует отказаться!

Чавота кликнула из рачевни самого старого и пучеглазого рака Кенталя, привязала себе на спину букс с Кимой, сидевшей внутри, потом накинула раку под усы водорослевый оранжевый поводок и уселась на Кинталя верхом по-дамски.

— Поскачу! — сказала она. — Заодно посмотрю на войну, может, там подучусь. Я в этих войнах ничавошеньки не понимаю, но всякое бывает — а вдруг мы победим? Тогда и подарок не понадобится!

Гудзоны, провожавшие свою водоправительницу на поверхность, восхищенно закричали ей вслед:

— Ура нашей мудрой Чавоте! Счастливого пятенья! — и дружно замахали на прощанье хвостами и плавниками. — И скорейшего возвращения восвояси-водоросляси!

Рак стал пятиться наверх и пятился туда очень долго, покуда они не прибыли на театр военных действий — всплыли там в самый неожиданный момент и до смерти напугали аридского принца Чурики, который горделиво прохаживался у самого берега туда-сюда, широко распушив за спиной голубые крылья, и гортанным, клекочущим голосом удивительного тембра подбадривал своих летающих:

— Так их, так их — бей-колоти по чем попадя, чтобы знали как высовываться и задирать нам крылья!

Ариды уже совсем выбились из сил и ужасно хотели есть и спать, но спать было негде, а есть было нечего, кроме мертвых гудзонов, которые плавали здесь и там кверху брюхом. Но они, ариды, по правилам Лабиринта, могли питаться только двухголовыми.

Чувствуя, что его армия может заснуть в любую минуту и тем самым упустить близкую победу, Чурики кричал изо всех сил. Его крик будил и подбадривал воинов, а на гудзонов-смертников наводил уныние и неверие в свои силы.

Тем временем медленно, как бы нехотя, вылез на берег, тяжело отдуваясь и отплевываясь во все стороны, огромный усатый-полосатый рак Кенталь с ношей на спине.

Увидев страшное побоище, Чавота всплеснула руками и загудела ужасным морским инфразвуком. Охранявшие принца Чурики ариды в крайнем испуге дружно взмыли в небо. Особенно их напугала Кима — таких страшилищ они отродясь не видели.

Принц Чурики от страха зашатался, возмущенно повел крыльями и зафыркал:

— Вот еще чего — никак мешать мне, тетушка, вздумали? Всю стражу мою распугали, подите вы отсюда прочь, милая тетечка, вместе со всей вашей страшенностью. Все равно вы не умеете командовать и сдавайтесь. Да побыстрее!

Чавота когда-то баюкала Чурики на своих руках-волнах: в детстве он был очень капризным, и Алун Алунан часто просил Чавоту помочь ему — хорошенько покачать его капризную детку, пока тот не заснет.

— Давай, Чурики, замиримся, все — ничья, никто не победил! Предлагаю тебе почетный мир, — сказала Чавота, с причитаниями считая тела погибших гудзонов.

— Шутить изволите? — ухмыльнулся Чурики. — Мне же осталось совсем немного, чтобы добить ваше войско до последнего плавника!

— Малыш, ну что нам делить: вы в небе живете, мы обитаем в воде. У нас так мало общего.

— Если вы будете мешать, уважаемая тетенька, мне ничего не останется как проткнуть вам ваше уважаемое брюхо, — и принц нацелил на Чавоту свой острый синий нос.

— Сделай, дорогой, одолжение — проткни старуху. Меня этим ты ни капли не удивишь. А ведь когда-то я от всей души носила, качала тебя на руках-плавниках на большой волне, тогда у твоего летучего отца еще все были дома…

Кима, привязанная к спине Чавоты, не понимала, о чем они говорили и спорили, ее кумеккер утонул в озере. Однако по тону их разговора ей давно стало ясно: красивый мальчишка-птица ужасно грубил безобразной старухе-рыбе.

— Вот опять вы ужасно обзываетесь… а еще просите мира!

— Я мира не прошу — я его завоюю!

Забыв об опасности, старая дряхлая Чавота, которая была настолько глуха к зову времени, что ничего вокруг не понимала и жила исключительно идеалами юности, соскочила со своей усатой лошади, забила о песок хвостом, растопырила плавники и поскакала, как безумная, прямо на Чурики.

Принц, распушив крылья, с надменным видом ждал приближения Чавоты. Его узкие ноздри трепетали от ярости и презрения, вот он поднял правое крыло, затем нацелился на Чавоту острым носом, но в этот момент из-за спины Чавоты высунулась чья-то страшная рука, схватила принца за нос и стала его трепать за нос из стороны в сторону.

Чурики взвыл от боли, но еще больше — от унижения. Его армия, заслышав этот невыносимый вопль, пришла в замешательство, и тогда оставшиеся в живых гудзоны бросились на остолбеневших аридов и быстро подмяли их под себя.

На холодную воду полегло множество синих голов и перьев, но вместо того, чтобы радоваться своей полной и окончательной победе, Большие Гудзоны и Маленькие также кинулись на прибрежный песок и устроили великий внутренний плач по всем убитым, и сердца их разорвались от этого неслышного внутреннего плача.

— Не по правилам это все, нечестно, нечестно! Вы, тетя, допустили запрещенный прием: вооружились новым оружием… Мы не договаривались воевать с «такимиужаснымирукими»! Ну, ладно, какие будут ваши условия — только нос, нос мой скорей отпустите?! — гундосил Чурики до тех пор, пока эта страшная рука не оставила в покое его синий королевских кровей нос.

— О каком оружии ты говоришь — это же подарок твоему отцу! — воскликнула Чавота. — Мы хотим навсегда откупиться от войны… вот этим бесценным сокровищем. Его подарило нам небо. Бери — и давай замиримся навеки-веков!

Чурики слушал вполуха, был занят собой: выправлял, ставил на место свой перекошенный нос и потому даже не заметил полного разгрома своего войска. Чавоте стало жалко принца, не видевшего дальше собственного носа.

И в этот момент с неба полыхнуло огнем: пролетавший над озером Чим-чин-чимбурай выдохнул из себя тренировочный огненный залп изо всех своих шести работающих голов.

— Ой, что это такое?! — закричала Кима в испуге и показала рукой туда, где летел дракон. — Это, что ли, у вас тут свое северное сияние?

И вдруг ей почудилось, что на небе в бушующем пламени она видит Наташу, Кеворку и Аленьку, но это было так невероятно, что она отказывалась поверить своим глазам и потому даже не произнесла их имена вслух, а только про себя.

— Огонь! Чавота, какой огонь над озером, сейчас оно испарится — и наша взяла! — истошно закричал обрадованный Чурики и плотно прижал к себе крылья, чтобы не обгорели.

— Огонь… подожди-подожди, кажется, вот сейчас я что-то… что из памяти вышибло… вспомню: слушай, Кенталь, тогда ведь тоже случился большой огонь, ох, какой был сумасшедший огонь… а потом — страшный удар об воду… и хвост вырос… да-да, вспомнила, хвост у меня вырос от сильного водотрясения, а потом — и плавники.

Рак Кенталь в ответ свистнул и начал пятиться к воде. Он пятился и пятился и наконец тяжело плюхнулся задом в воду и, царапая ее усами, исчез в глубине.

— Тетушка, хватит трепаться — как гудзона вас прошу. Сдайтесь — и все дела!

Чавота не отвечала. Она смотрела и смотрела в небо, потом, словно решившись на что-то отчаяное, сбросила со спины как будто бы уже ненужный букс, быстро-быстро замахала своими короткими прозрачными ручками-плавниками и бросилась в воду, и пошла, поплыла по воде, делая большие стремительные гребки, навстречу дракону.

И долго она так шла, плыла по воде, и руки ее тянулись к огню, и она взывала к небесам:

— Деткис, где ты…

Деткис был там, на небе…

На глазах изумленной Кимы и надменного, не шевельнувшего крылом Чурики, Чавота посреди озера вдруг высоко подпрыгнула и превратилась в легкое белое облачко, и поплыло облачко по небу, устремившись навстречу огню, и потом растворилось в небе, а дракон Чим-чин-чимбурай, перелетев через озеро Больших Гудзонов, вошел в дремучие леса Кваркеронии.

Кима горестно затрясла, замахала руками вслед облаку.

— Куда же вы, куда? Остановитесь………

— Ну чаво, чаво руки распускаешь, как цветы? Ты глазами, глазами меня провожай, глаза скажут больше, нежели руки… а память скажет все, — ответило ей небо Чавотиным голосом.

Как будто ничего такого из ряда вон выходящего не случилось — Чурики пару раз крутанулся на одной ноге, потом неспеша почистил перья и наконец-то удостоил Киму своего пристального внимания и презрительно стал разглядывать ее со всех сторон, одновременно передергиваясь от отвращения — какое ужасное на вид чудовище.

— Принц, как идет битва? — прокричал сверху гонец Акри, медленно снижаясь. — Меня прислал король поздравить тебя с победой.

— О победе не может быть и речи, — сказал Чурики, оглядываясь по сторонам и считая тела убитых аридов. — Речь может идти только о подарке. Вот — он, подарочек-не подарочек! От Чавоты — моему старикану. — Чурики сначала указал крылом на мертвых аридов, а потом на Киму. — Старушка была большой шутихой. И в конце концов взорвалась. Остался от нее один пшик! А тоже мне, вечный мир предлагала. И все только для отводу глаз — а сама разбила нас вдребезги. Ну что я скажу отцу, что?

— Дымно-то как, — посетовал Акри, опустившись на альдебаран — скорей летим отсюда, а то как бы не задохнуться. Откуда взялся дым, если кругом одна вода?

— Какой-то старый чемодан о шести головах по небу только что полыхнул-громыхнул. Ну помнишь, с ним еще таскался у нас по Талунсии, как его звали?.. Деткис, что ли?

— Деткис? — переспросил удивленно Акри. — Его разыскивают Светила. Он перешел на сторону Кеворки.

— Предателя этого?

— Не верю, что Кеворка предатель, я с ним учился в башне, которая клонится в сторону Рэтея. Мы прошли с ним все башенки. Я сделался аридом, а Кеворка решил продолжить учебу в разведшколе, он оказался самым из нас преданным, потому-то его туда и приняли после всех проверок-перепроверок.

Кима молча слушала и не понимала, о чем они говорят.

— Плевать я хотел на его преданность. Светила и без нас разберутся с ним. Мне вот возвращаться сейчас к отцу с пустыми крыльями — мороз по коже. А вдруг все обойдется? Хорошо, что не дано нам знать свое будущее, как ты думаешь, Акри?

— Думаю — хорошо.

— Думал ли ты, что самый преданный Альдебарану выпускник разведшколы, Кеворка твой этот, станет предателем? Как ты думаешь, Акри…

— Я уже все сказал, что думал. Ничего не осталось. Глянь туда — сколько выпрыгивает из воды гудзонов! Король приказал тебе истребить их всех под рыбий хвост, а как их истребишь?

— Пускай бы сам тут воевал со своей Чавотой, а то раскомандовался у себя в камнях… храбрец…

— Не должен ты так говорить — нельзя. Ну что ж делать нечего, полетим домой, а то допрыгнут еще до тебя — прикончат королевского сына себе во славу.

Действительно, все новые и новые стаи живых гудзонов выпрыгивали из воды и снова ныряли в воду — они прочесывали озеро, искали Чавоту или хотя бы ее следы.

Чурики и Акри крепко сцепили крылья, закинули туда Киму, и она, чтобы не упасть, обняла их за шеи, и они понесли ее в Талунсию, в царство аридов.