"Эскимо с Хоккайдо" - читать интересную книгу автора (Адамсон Айзек)

9

Я выбрался из офиса «Сэппуку» и прошел три квартала. Большой пластиковый пакет оттягивал руку: на прощание Сугавара вручил мне все имевшиеся в наличии записи «Святой стрелы» — четыре альбома, две долгоиграющие пластинки, четырнадцать больших синглов. Даже варианты для караоке — на случай, если мне приспичит подпевать Ёси.

Пока я шел по улице, ни одна мысль не посетила мою раздолбанную голову. Только безголосые вопли газетных автоматов помогли мне наконец опомниться. В заголовках почти явно читалось облегчение, отупелое удовлетворение от мысли, что твои подозрения оправдались. Окончательный приговор, не оставляющий места для путаных разночтений. Теперь-то мне стало ясно, почему все честное собрание в «Сэппуку» даже не поморщилось, когда я упомянул героин.

И заголовок из «Токийского ежедневного пари»:

Я схватил номер «Ёмиури Симбун», бросил в прорезь йену и направился в ближайшую кофейню под названием «Слепой пес». Это был мой любимый источник кофеина во всем Токио, а потому он вполне мог закрыться навсегда в тот же вечер. Заказав чашечку, я устроился поудобнее и попытался выкинуть из головы Сугавару. Все равно что попытаться выключить набат. Мне удалось разве что задвинуть его подальше. Неприятно, конечно, что этот тип с тиграми будет шастать в глухих закоулках моего подсознания, но чтобы извлечь его оттуда, понадобятся годы.

«Руку возьми мою» тоже завязла у меня в мозгах. Всякий раз, как у меня в голове застревает какая-нибудь песенка, я вспоминаю несчастного Юнбо Умэдза-ву, солиста «Осеннего ветра». Во время благотворительного концерта в парке Ёёги, еще в восьмидесятые, Юнбо скакал по сцене и треснулся головой о стойку микрофона. Он хотел продолжать выступление, но шоу пришлось свернуть, потому что солист забыл все песни, кроме «Открыток с горы Фудзи». Дело оказалось серьезным. Певец обращался к неврологам, учителям дзэн, синтоистским священникам, африканским колдунам, монгольским шаманам, астрологам Малибу, а когда и это не помогло — даже к обычному психиатру. Лучше ему не стало. Говорил он без затруднений и даже продолжал писать тексты для песен, но едва раскрывал рот, дабы спеть что-то новенькое, наружу исходили только «Открытки с горы Фудзи». Верные товарищи Юнбо сделали хорошую мину при плохой игре. Они записали пятнадцать вариантов «Открыток с горы Фудзи», включая декламацию под названием «Звонок с горы Фудзи» и техно-ремикс «Электронное письмо с горы Фудзи». Разумеется, в припеве Умэдза-ва по-прежнему пел слово «открытка» вместо «звонок» или «электронное письмо». Альбом «Весточки с Фудзи» умудрился попасть в чарты благодаря умелой рекламе с использованием целого буклета открыток с видами Фудзи в исполнении известных художников, однако подобный фокус можно проделать только один раз. Группа распалась. Юнбо, насколько мне известно, устроился экскурсоводом на гору Фудзи.

Медленно прихлебывая кофе, я читал официальный отчет о смерти Ёси. Накануне в 20.30 коронер объявил свое заключение на пресс-конференции, созванной прямо в больнице. Ёси привезли в больницу Акасака приблизительно в 2.20 утра воскресенья, после того как его тело было обнаружено в лав-отеле в Саня. Мертв по прибытии, причина смерти — остановка дыхания, вызванная передозировкой запрещенного препарата. Коронер обнаружил в крови Ёси 1,52 миллиграмма морфина, введенного с помощью инъекции. После тщательного обследования полиция исключила вероятность злого умысла и пришла к выводу: несчастный случай по неосторожности. Поминки пройдут в храме Цукидзи Хогандзи. К статье прилагалась карта с перечнем улиц, которые будут закрыты на время этого мероприятия, и с указанием альтернативных маршрутов для водителей.

Помимо некролога Ёси — обычный набор воодушевляющих новостей: курс японских акций падает, хулиганство в школе растет. За последние четыре месяца еще пять оскандалившихся банковских менеджеров покончили с собой. Младшие школьники, судя по тестам, становятся все тупее; мальчики-старшеклассники тратят астрономические суммы на косметику, и это именуется «космо-бумом». Четыре книги из десятка бестселлеров содержат в названии слово «провал», а «Одуревши от гейши» делает неслыханные сборы.

Я перешел к статье под названием «В пригороде Токио пропал слон» и тут обратил внимание на рекламу «Еженедельного Балагана», того самого издания, где работал мой приятель Такэси. «Последние фотографии Ёси» сулило объявление. На обложке журнала красовалась фотография, которую я уже видел на обложке «Мощного аккорда Японии». Однако с одним существенным отличием.

Птичья татуировка исчезла.

Я допил кофе и пошел разыскивать телефон-автомат.

Такэси не хотел со мной говорить. Только не по телефону. Он назначил мне свидание через два часа в забегаловке под названием «Последний клич». Бар на другом конце города, в Голден-Гай, только стоячие места. И повесил трубку, не дав мне вставить ни слова. Я попытался убить время, гуляя по улицам Гиндзы и любуясь прелестными женщинами, которые любовались прелестными витринами вдоль Тюо-дори. Очень полезно побродить по Гиндзе, если хочешь прочувствовать, как мало тебе платят и как плохо ты одет. Наконец я решил, что достаточно натрудил свои ботинки, а потому сел на электричку на станции Маруноти и поехал на северо-запад к Синдзюку.

Голден-Гай, он же Писс-бульвар, представлял собой маленький лабиринт из дешевых двухэтажных питейных заведений поблизости от храма Ханадзоно. Это место так же мало вязалось с общим обликом Синдзюку, как уличный туалет — с космическим кораблем, но в этом-то и заключалось его обаяние.

Застройщики постоянно угрожали скупить эти участки, возвести здесь столь необходимые токийцам универмаги, доверху набитые самой высококачественной продукцией, какую только потребляет человечество. Потенциальные застройщики несколько приувяли после обвала риэлтерского рынка, хотя в конечном итоге Писс-бульвару суждено пасть под натиском бульдозеров.

Но пока что он цел. Я добрался сюда около половины седьмого и бродил по узким проходам, протискивался между припаркованных велосипедов, мимо сложенных из цементных блоков притонов с причудливыми названиями: «Оппортунист», «Счастливое гетто», «Фригийская мода», «Веселый май». Имелось даже заведение с надписью «Клив Ленд». Никто не обращал внимания на заезжего американца, все знай себе пили виски, обмениваясь тостами и шутками или молча созерцая закатные небеса.

Наверное, я раза три проскочил мимо «Последнего клича», прежде чем сориентировался. Внешне эта забегаловка не отличалась от других. У входа — зеленые растения в горшках, вдоль каждой стены змеями тянутся серые трубы, паутиной разбегаются трещины. За стойкой бара стоял жилистый немолодой человек с седыми волосами и лунным ликом. Такой блаженный лик не содрогнется и при землетрясении.

Я проследовал к бару и облокотился на стойку.

— Завсегдатай? — поинтересовался бармен, хотя видел меня впервые в жизни.

— Иногдатай, — парировал я. — Зашел повидаться с Такэси.

Бармен кивнул, опустив свой лик сантиметра на три. В подобных местах новичков не жалуют, но имя Такэси послужило достаточной рекомендацией.

— Что-нибудь выпьете? — предложил он.

— Пивка бы.

— Простите, пива не держим.

— А что есть?

— «Семь Ликов Блаженства».

— Давайте любой.

Бармен поставил передо мной стакан. Поверхность стойки была изрезана множеством неумелых рук, запечатлевших на ней чьи-то имена или инициалы — шрамы, оставленные острыми ножами и тупой скукой. Сколько же из этих резчиков временами еще сидит за этой самой стойкой, подумалось мне. Тем временем бармен помахал над стаканом бутылочками — в общей сложности семью. Что-то попадало в сосуд, что-то текло мимо.

Я достал бумажник, но бармен меня остановил.

— У вашего друга есть счет, — сказал он.

На крыше дома напротив красовалась огромная ворона. Чуть дальше на деревянных перилах пристроилась кошка, не сводившая с этой вороны глаз. Я приподнял стакан, молча салютуя всем кошкам, выслеживающим ворон. Не успел я допить, как из-за моего плеча кто-то крикнул бармену:

— Начнешь пускать сюда варваров — потеряешь постоянных клиентов!

Я обернулся и увидел широкую улыбку Такэси. Он чисто выбрился, надел отутюженный черный костюм. Только присмотревшись можно было разглядеть потрепанные манжеты и небольшую дырку в районе воротника. А так костюмчик был загляденье, тем более для парня, живущего в картонной коробке.

— Неплохо выглядишь, — признал я. — Вроде бы даже вес сбросил.

— Самому готовить приходится, вот и… — пояснил он.

— Уже и кухоньку пристроил?

— Не то чтобы, — сказал он, усаживаясь. — Так, маленькую керосинку купил. Не бог весть что, но работает. Главное, если дом вдруг вспыхнет, я себе новый построю, и это обойдется мне дешевле, чем твой стакан с семью ликами.

— Выгодное дельце. Может, и мне комнатку отведешь?

— Побеседуй с муниципальными служащими Синдзюку-коэн, — подхватил Такэси. — Не знаю, позволят ли они поселиться среди нас чужестранцу. Это довольно-таки эксклюзивные трущобы.

Приятно было видеть, что Такэси не утратил чувства юмора. Если учесть, во что превратилась его жизнь, у него не оставалось выбора. Бармен налил ему «Семь Ликов», и мы со старым приятелем выпили за здоровье друг друга. Это вышло недостаточно смешно, а потому мы перефразировали и выпили за обширное здоровье и безграничное будущее. Далее Такэси поднял тост за Сару, оставшуюся в Кливленде, а я ответил здравицей в честь его жены, она же министр финансов. Такэси уже излагал тост за режиссера фильма «Одуревши от гейши», но тут я прервал его и предложил перейти к делу.

— Ладно, — вздохнул он. — Так что там за чушь с татуировкой?

Я подозрительно покосился на бармена.

— Не беспокойся, — хмыкнул Такэси. — Он в порядке.

Я выложил на стойку «Мощный аккорд Японии», а рядом — «Еженедельный Балаган», ткнул пальцем в таинственную татуировку и сообщил Такэси, что, по моим сведениям, тираж гитарного журнала был отменен. Такэси кивал в такт моему рассказу, всматриваясь в фотографии.

— Я так и понял из твоего звонка, — подытожил он. — Я даже произвел предварительное расследование. Поговорил с парнем из художественного отдела. Он подтвердил: фотографии пришли к нам из «Мощного аккорда». Мы с ними принадлежим к одному и тому же концерну. Но мой источник утверждал, что никто не ретушировал фотографию и без компьютерных фокусов тоже обошлось. Напечатали в том виде, в каком получили от гитаристов. Так что если кто и поработал, то сами гитаристы.

— Тебя это не удивляет?

Такэси задумчиво кивнул. Он сделал еще глоток «Блаженств», и выражение его лица почти неуловимо изменилось.

— Это не единственная странность. Что-то тут не то. И смерть Ёси в первую очередь. Полиция не все говорит прессе.

— А именно?

— Ну, — протянул Такэси. — Мы прослушиваем полицейское радио. Сам понимаешь — чтобы в случае чего первыми оказаться на месте. Так вот, в ту ночь, когда Ёси нашли мертвым, поступило два вызова. Два сообщения о его смерти от передозировки.

— И что же?

— Между двумя сообщениями разрыв больше полутора часов, — пояснил Такэси. — Причем колов направили сначала в один отель, а потом в другой. В разных концах города.

Мне припомнился разговор Санты с Ольгой. Примерно та же нестыковка смущала и его, хотя он не упоминал звонки в полицию. Интересно, кто еще был осведомлен о перемещениях Ёси в последнюю ночь?

— Значит, кто-то заранее знал, что Ёси не рассчитает дозу, — предположил я. — Этот человек вызвал «скорую», не убедившись в том, что Ёси уже укололся, даже не догадываясь, что тот сперва поменяет отель.

— Возможно, — кивнул Такэси. — А может быть, Ёси скопытился в отеле «Шарм». Кто-то присутствовал при этом, дал деру и позвонил копам. Но прежде чем копы приехали, явился кто-то другой и перетащил Ёси через весь город в лав-отель «Челси».

— С какой стати?

— Не знаю, — пожал плечами Такэси. — Так далеко я не заглядывал.

— Напиши статью. Расскажи про два разных вызова. Ну, знаешь — пошуруй палкой в траве, змея и выползет.

— Ага, конечно, — проворчал он. — Можно подумать, «Балаган» станет спорить с официальной версией.

Проблема ясна. В Японии на большинство пресс-конференций допускаются только представители аккредитованных изданий, состоящих в так называемых «пресс-клубах». Опубликуй историю, которая расходится с официальной версией, и тебя выгонят из пресс-клуба, то есть ты останешься без доступа к информации. Вот почему свободная с виду японская пресса отнюдь не свободна. Зато мне по поводу исключения волноваться не приходилось. Иностранцев в пресс-клубы заведомо не принимают.

— Что собираешься делать? — спросил я.

— Все-таки попытаюсь узнать побольше, — сказал Такэси. — Загляну в отель «Шарм» в Сибуя. Но ты знаешь, как с ними дело обстоит…

Я знал. Лав-отели ревностно защищают анонимность своих гостей. Там нет ни портье, ни коридорных, никто не следит за появлением и исчезновением постояльцев. Идеально для молодых парочек и прелюбодеев. Недавно якудза начали новый рэкет: подстраивают аварии клиентам, выезжающим с парковки возле таких отелей. Гости не могут обратиться в суд, поскольку пришлось бы признаться в посещении лав-отеля, а потому якудза на месте сдирают с них компенсацию за «ущерб», который сами и причинили.

Словом, от клиентов лав-отелей лишней информации не дождешься.

— Может, что-нибудь все-таки нарою, — продолжал Такэси. — Такую сенсацию, что «Балагану» придется опубликовать. А если и не опубликуют, хоть сам узнаю, в чем дело. Свое любопытство потешу.

— Не припомню, чтобы ты увлекался «Святой стрелой».

— Не-а, — подтвердил Такэси. — Лично я предпочитаю джаз. Колтрейна, Майлза Дэвиса, Чарли Мингуса.70 Но Ёси вроде был парень ничего. Понимал, что такое быть непонятым.

Я кивнул и снова отхлебнул «Семи Блаженств». Солнце почти зашло, стало прохладнее. Ворона улетела, но кот так и остался сидеть на карнизе, то прижмуривая, то широко раскрывая глаза. Никак не мог решиться: стоит бодрствовать или уже нет.

— Заключим договор? — предложил я. Такэси только брови приподнял.

— Поразведай, что сможешь, в отеле «Шарм», а я позвоню в «Мощный аккорд Японии» и выясню про татуировку. Если что найдем, обменяемся информацией. Что скажешь?

— Я думал, ты из породы одиноких волков. Кодзурэ-Оками.

— Теперь это будет «Одинокий волк с детенышем».71

Такэси закатил глаза, услышав аллюзию на классический комикс, и тоже отхлебнул, обдумывая мое предложение. Допил и поставил пустой стакан на стойку.

— Ладно, — согласился он. — Но с условием.

— А именно?

— Обещай мне, что постараешься все наладить с той девушкой в Америке. С Сарой. Вы с ней просто созданы друг для друга. Я вас видел вместе только однажды, но сразу понял. Посмей только возразить: ты все еще о ней думаешь. И наверняка она тоже. Пора кончать игру в кошки-мышки, ясно?

— Знать бы еще, кто тут кошка, кто мышка.

— Стало быть, вы наравне. Тем лучше.

Я рассмеялся, но, возможно, Такэси был прав. Возможно, мы с Сарой созданы друг для друга. Не знаю, успокаивает это или только больше пугает. Пока я копался в себе, Такэси заказал еще по стаканчику «Блаженств». На этот раз мы обошлись без тоста, и о женщинах и прочих проблемах речи не было. Оставили в покое и мертвых рок-звезд. Два приятеля сидели под луной, посмеивались, делились воспоминаниями, говорили о старых добрых временах, о том, каков был мир в пору нашей юности.