"Пятнистый сфинкс" - читать интересную книгу автора (Адамсон Джой)

Глава 19 Третий помет Пиппы

Следующие десять дней мы провели в бесконечных поисках то Пиппы, то ее детей. Они никогда не расходились больше чем на полторы мили друг от друга, но сохраняли при этом полную самостоятельность. Иногда нам приходилось разъезжать по всей территории довольно далеко, и я всегда подзывала гепардов определенным набором сигналов; они научились узнавать эти гудки и сразу же подходили к машине.

Пиппу нам, как правило, найти не удавалось, но молодые обычно ждали возле дороги, встречая нас, или, точнее, принесенное нами мясо. Уайти и Тату стали совершенно дикими, и только Мбили помнила о нашей старой дружбе. Она всегда приставала, чтобы с ней поиграли, и нам приходилось все время быть начеку: стоило зазеваться, как она уже неслась прочь с какой-нибудь нашей вещью. Несмотря на мою бдительность, она однажды схватила мой тропический шлем и носилась от куста к кусту, потряхивая им и поддразнивая меня, а я старалась ее догнать. Солнце стояло высоко, и гоняться за гепардом, который не собирался расставаться со своей игрушкой, было чересчур жарко. Мы обе совершенно выбились из сил, пока я не догадалась сломать сук на дереве — Мбили испугалась и бросила шлем. Он был приведен в довольно жалкое состояние и во многих местах продырявлен зубами Мбили. А через два дня она исчезла.

Днем позже пропали все гепарды, и я подумала, что они снова стали жить одной семьей. Но я убедилась, что очень плохо разбираюсь в загадочных поступках гепардов, когда обнаружила, что Пиппа совсем ушла из этих мест. В последний раз мы встретили ее в двух милях от Скалы Леопарда — она направлялась в ту сторону. Я воспользовалась случаем, чтобы дать ей пятую дозу лекарства. Хромота у нее уменьшилась, но все еще была заметной.

17 февраля мы выследили трех молодых далеко на открытой равнине, примерно на пять миль дальше Скалы Леопарда. Нам были видны только белые кончики хвостов над травой. Услышав мой условный сигнал, они примчались наперегонки и набросились на мясо, едва дождавшись, пока мы разрежем его на равные порции. Как всегда, мясо для Мбили я держала, чтобы она могла не торопясь отгрызать куски. Когда они отошли — каждая под свое дерево, — их животы напоминали футбольные мячи. Со мной был Джордж, и он сфотографировал всех нас — как потом оказалось, я последний раз снималась вместе со всеми Пиппиными детьми.

По дороге домой мы наткнулись на свежий след в семи милях от моего лагеря — след, без сомнения, принадлежал Пиппе и отпечатался поверх нашей утренней колеи. Мы не видели ее уже шесть дней. Было совершенно ясно, что она покинула своих детей. И я не переставала удивляться той легкости, с которой были порваны эти родственные узы. С тех пор как Уайти в возрасте четырнадцати месяцев убила дукера, Пиппа ни разу не проявила беспокойства, когда молодые уходили бродить и подолгу не возвращались; видимо, она поняла, что теперь они сумеют постоять за себя. Во время долгого сафари, в которое пустилась шестнадцатимесячная Мбили, Пиппа отыскала своего супруга и вновь забеременела. Затем она повела детей подальше, к границам своей территории, потому что знала, что там они всегда будут обеспечены пищей и водой. Она оставалась с ними еще десять дней, но, как только они освоили новые места, постепенно стала отдаляться от них и теперь искала подходящую детскую для своего будущего потомства. После того как она покинула молодых, мы кормили их еще тринадцать дней. За все это время они ни разу не пытались отыскать свою мать и вели себя так, словно получили приказ жить самостоятельно. Им исполнилось восемнадцать месяцев.

Приехал Джордж, чтобы детально обсудить предстоящее нам путешествие — мы собирались перевезти свое имущество из Исиоло к озеру Наиваша. Выезд был назначен на следующий день. И, поскольку нам предстояло иметь дело с наемным транспортом, с наемными рабочими и проделать три поездки по двести сорок миль, мы не рискнули отменить все наши распоряжения, хотя мне очень хотелось понаблюдать за Пиппой еще несколько дней. Единственное, что я могла предпринять, — это оставить побольше мяса в лагере и попросить директора давать Локалю машину для дальних поисков. На другой день мы с Джорджем уехали — надо было наблюдать за переездом.

Нам здорово повезло: мы покончили со всеми делами до начала дождей, тем более что в этом году они хлынули на три недели раньше, чем мы ожидали. Но когда мы почти добрались до дома, начался страшный ливень. Последние восемьдесят миль дороги к лагерю превратились в настоящий кошмар: мы пробивались сквозь ревущую грозу, въезжали в глубокие лужи, вязли в размытых колеях, соскальзывали в кюветы — словом, измотались до предела и наконец добрались домой как раз перед началом очередного ливня. Локаль очень обрадовался моему приезду, потому что за все десять дней нашего отсутствия он видел молодых один-единственный раз. Он отыскал их возле того места, где я была с ними в последний день. Они были зверски голодны и мгновенно справились с привезенным мясом, но, по его словам, все выглядели прекрасно. С Пиппой ему повезло больше — через два дня она пришла в лагерь и с тех пор регулярно наведывалась за своим рационом. Вот и в это утро она ушла за реку, которая теперь превратилась в беснующийся поток. После непрерывной ночной грозы река так вздулась и разлилась, что только после пяти часов Пиппа смогла перебраться через нее. Я услышала всплеск, и вскоре мокрая Пиппа с громким мурлыканьем уже терлась об меня. Ее беременность теперь была хорошо заметна. Она наелась до отвала и пошла вдоль дороги к Кенмеру, а мы поехали искать молодых. Но ни в тот день, ни на следующий нам не удалось их увидеть, а небывало сильные ливни вообще положили конец всем нашим поискам.

Слушая громкую барабанную дробь, которую дождь выбивал на крышах пальмовых хижин, я смотрела, как быстро прибывает вода в реке. К счастью, потоп добрался до лагеря только к рассвету, так что мы по крайней мере видели, что делаем. По пояс в воде мы спасали свое имущество из хижин, на два фута затопленных водой. Единственными существами, которые еще пользовались остатками комфорта в лагере, были два птенца ласточки, вылупившиеся в мое отсутствие. Точь-в-точь как Пиппа, родители наших «картонных птенчиков» не теряли времени даром и завели новое семейство. Они воспользовались изобилием свежей глины и построили гнездо внутри хижины, которую я поставила на месте пустой палатки. Стоя по колено в воде, я смотрела на птенцов — они так уютно пригрелись в своем гнездышке и даже представить себе не могли, как я им завидовала. Прошло три недели, прежде чем глиняные полы хижин высохли и мы смогли снова вселиться туда; все это время я ночевала и работала в лендровере — единственном сухом месте среди болота. Бедная Пиппа была лишена такого убежища, ей было очень трудно передвигаться, и в конце концов она куда-то исчезла. К несчастью, Локаль опять должен был уйти на месяц в отпуск — как раз в то время, когда Пиппа будет особенно остро воспринимать любую перемену. Малыши ожидались к концу месяца, и я горячо надеялась, что Локаль вернется к этому событию: Пиппа всегда предпочитала его Гаиту, который заменил Локаля на это время.

Вместе с ним мы бродили по глубокой грязи, разыскивая Пиппу. Меня не оставляла мысль — как ей удается охотиться в этом вязком болоте и получает ли она питание, необходимое при беременности. И у меня камень с души свалился, когда она пять дней спустя появилась в лагере, Она была очень голодна, и я радовалась, что у нас хватило свежего мяса, чтобы накормить ее досыта. Потом она пошла к дороге, а мы с Гаиту за ней. Но, увидев, что мы идем следом, она стала бесцельно бродить вокруг, то и дело поворачивая назад, тем самым совершенно недвусмысленно давая понять, что не намерена позволять Гаиту «шпионить» за собой. Пришлось отослать его обратно. Только тогда она повела меня на равнину, где мы выпускали маленькую Импию, и улеглась в тени колючего куста. Вблизи росло много таких же кустов, и любой из них мог стать отличной детской. Пиппа, очевидно, была того же мнения, потому что еще несколько дней никуда не уходила отсюда. Однако, когда мы приходили, она ни за что не хотела, чтобы мы видели, откуда она выходит, и всегда неожиданно появлялась на открытом месте. Вообще же она была удивительно приветлива, позволяла мне разбирать слипшуюся от грязи шерсть и даже дотрагиваться до сосков, которые уже набухали.

А дождь все лил да лил, так что ездить далеко в поисках детей Пиппы не было никакой возможности. Нам оставался только один способ передвижения — пеший, и я ежедневно посылала Гаиту искать следы молодых, а сама присматривала за Пиппой. Однажды утром он вернулся с хорошей новостью: он видел след бегущего гепарда рядом со следом убегавшего водяного козла возле Мулики, недалеко от песчаного островка, который так любила Пиппа. Мы отправились туда с надеждой, что на этот раз найдем молодых, но, обыскав все убежища в тех местах, мы не увидели ни самих гепардов, ни их следов. Все остальные дни, когда позволяла погода, мы выезжали на равнину, где в последний раз встречали молодых, и колесили вокруг по всем колеям, где можно было рискнуть проехать, не увязнув. Вся равнина так и кишела самыми разнообразными существами — кроме гепардов.

Пиппа продолжала держаться возле лагеря. Она явно предпочитала другим местам Равнину Импии, хотя трава превратилась в густые смешанные с лесом заросли, да к тому же, чтобы добраться туда, ей приходилось переправляться через разлившуюся Мулику. Хорошо еще, что вода там никогда не поднималась так высоко, как в нашей речке, да и Пиппе, наверное, казалось, что на равнине Гамбо, где трава пониже, она будет больше отрезана от лагеря.

17 марта, ровно через месяц после того, как я видела молодых в последний раз, Гаиту повстречал Мбили в восьми милях от лагеря на дороге к Скале Леопарда. Пока он дошел до лагеря с этой волнующей новостью и пока мы доехали до того места, прошло больше двух часов, так что Мбили там, конечно, уже не было. Я позвала ее по имени, и вскоре она уже мчалась к нам издали, но как назло в этот момент прибыли две машины с туристами. Мбили мгновенно испарилась, но появилась сразу же после отъезда экскурсии. Она пошла за мной к дереву, где я предоставила ей расправляться с мясом, а тем временем приготовила молоко с фарексом. Она немного похудела за этот месяц, но ее великолепно переливающийся мех и общий вид говорили о прекрасном здоровье. Казалось, она была очень мне рада и позволила погладить себя и даже обобрать клещей. Во всем остальном она вела себя как дикое животное — настороженно оглядывалась и вздрагивала при каждом треске сучка. Я была счастлива этой встречей с Мбили — как знать, скоро ли я снова увижу мою любимую игрунью, — и старалась пробыть с ней как можно дольше. Но надо было подумать о будущем, и поэтому я оставила небольшой кусочек мяса, чтобы она отвлеклась и не шла за нами в лагерь — это грозило разрушить все, чего она уже добилась, живя самостоятельно, как все дикие звери.

Мы потихоньку отошли к машине и попробовали включить мотор, но ничего не вышло. Вручную его тоже завести не удалось, не подействовало и наше последнее средство — толкать машину по ухабистой дороге. Делать было нечего — пришлось послать Стенли в Скалу Леопарда и попросить механика прийти и починить лендровер. Обрадовавшись, что побуду с Мбили еще немного, я стала искать ее, но она уже ушла. Я решила, что ее спугнула наша шумная возня с машиной, и просидела два часа в полной тишине. Только теперь, когда Мбили ушла обратно, к свободной дикой жизни, я поняла, что она больше не собирается жить бок о бок с нами. Конечно, это было печально, но зато служило доказательством нашего успеха. Если даже Мбили может жить самостоятельно, то уж ее более сильные сестры и подавно обойдутся без посторонней помощи, тем более что они всегда держались вместе и могли помочь друг другу. Но все же каждый раз, когда прекращались дожди, мы отправлялись искать их.

Прошло еще двенадцать дней, и мне сообщили, что на полпути между воротами и Скалой Леопарда видели гепарда. Мы выехали на разведку и нашли грифов у объедков туши антилопы, но их когтистые лапы затоптали все следы, так что мы не могли определить, кто убил антилопу. По нашим соображениям, это сделал гепард, потому что львы и гиены не оставили бы мелких костей.

Было еще довольно рано, и я попросила Гаиту поискать следы на равнине, где мы в последний раз видели Мбили, а сама поехала искать Пиппу. Гаиту нашел след одного гепарда, ведущий к Мулике, но потом потерял его и пошел по ручейку; в пяти милях от лагеря его чуть не сбил с ног самец антилопы, удиравший от какого-то хищника. Через несколько секунд показалась Мбили. Увидев, что Гаиту испортил ей охоту, она ушла на термитник. Оттуда она смотрела на него, пока он ее звал, но не пошла за ним, когда он наконец отправился домой. Слушая рассказ Гаиту, я разрывалась между желанием повидать Мбили и сознанием, что это может иметь плохие последствия. Если она пойдет за мной в лагерь, планы Пиппы могут сорваться — ведь все последние недели она старалась держаться подальше от молодых. Если уж у Пиппы хватило сил оставить их на произвол судьбы, то и я должна поступить так же, тем более что теперь она, наверное, уже родила новых малышей.

Пиппа явилась в лагерь 25 марта в пять часов вечера, незадолго до проливного дождя. Пок а я ее кормила, она не сводила тревожного взгляда с другого берега и, как только наелась, сразу же направилась к дороге, скрываясь в высокой траве каждый раз, как замечала, что я за ней слежу. Через полчаса я пошла по ее следу, к которому вскоре присоединился след второго гепарда. Следы вели к излучине Мулики. Стемнело, по следу идти стало трудно, а на другой день после ночного дождя все следы были размыты. Пиппа появилась во второй половине дня с той же стороны. Я приготовила для нее козу. Может быть, это ее последний обед перед родами — я считала, что она окотится не позже чем через сорок восемь часов. Это подтверждалось и ее поведением: она стала раздражительной, как бывало с ней и раньше накануне родов. Прижав уши, она рычала на меня, бросалась и царапалась, как только я слишком близко подходила, и даже порвала на мне рубашку. Тем не менее она съела невероятное количество мяса и ушла на равнину Гамбо. Усевшись на землю, она дала мне понять, что ходить за ней не следует.

Я знала, что не увижу ее несколько дней, но, когда прошла целая неделя, а о ней все еще не было ни слуху ни духу, я встревожилась. Почти каждую ночь шли проливные дожди, и искать становилось все труднее. Я всегда отправлялась на поиски одна: боялась, что Пиппа будет недовольна, если Гаиту подойдет к малышам. По моим предположениям, они должны были появиться на свет 28 марта. Однажды ночью выпало особенно много осадков — 4,9 дюйма! — и это усилило мою тревогу за Пиппу. Трава на Равнине Импии поднялась так высоко, что она уже не могла выглянуть из нее — даже подняв голову.

Недавно произошло перемещение инспекторов в парке, и по этой причине траву не сожгли перед дождями; поэтому старая трава задерживала влагу и равнины заболачивались. В результате растительность так буйно пошла в рост, что вместо пастбища превратилась в сплошную западню. Я ограничила свои поиски Равниной Импии, где обшаривала все подозрительные кусты и звала Пиппу в мегафон, чтобы поберечь голос, но она исчезла бесследно. И все же у меня была уверенность, что она где-то здесь, рядом.

Когда я вернулась из очередного напрасного похода, Пиппа вдруг явилась. Она сильно отощала после родов и была ужасно голодна, но при этом очень торопилась: проглотив свое мясо, она рысцой побежала к дороге; мы с Гаиту отправились за ней. К сожалению, я не могла не взять его с собой: как раз в это утро я едва не столкнулась с буйволом, и было бы слишком рискованно разгуливать без всякой защиты. У Пиппы был недовольный вид, и она всеми известными ей способами старалась отделаться от нас: бесцельно трусила по нашему берегу Мулики, даже залезла в два колючих куста, притворяясь, что разыскивает детенышей. Но под конец она поняла, что с нашим присутствием придется примириться и, принюхавшись к ветру, перепрыгнула Мулику и пошла к двум большим кустам ярдах в шестидесяти от берега. Я перешла реку вброд, оставив Гаиту на том берегу, и увидела, что она лежит под кустом справа. А из левого куста доносилось какое-то попискивание. Пиппа пристально посмотрела на меня недобрыми глазами и не тронулась с места. Я поняла намек, вернулась к Гаиту и отослала его домой. Она внимательно проследила за ним и перешла к детенышам только тогда, когда он скрылся из виду.

В полумраке, под густой листвой я не сразу разглядела, что их там четверо. Малыши поворачивали ко мне свои незрячие мордочки и не переставая шипели, пока Пиппа не легла между нами так, чтобы они могли ее сосать. Крохотные детеныши даже и ползать-то толком еще не умели, и им пришлось потрудиться, прежде чем они добрались до сосков и пристроились к ним. Судя по их размерам и движениям, им было, наверное, дней восемь. И хотя с самого рождения их встретила отвратительная погода, они были в прекрасном состоянии.

Пиппа лежала, повернувшись ко мне спиной, и ни разу не оглянулась, Я потихоньку отошла и отправилась восвояси. Ее убежище было всего в полумиле от лагеря, и по всем признакам она была там не первый день. Мимо этого двойного куста я дважды проходила за последние двадцать четыре часа. Почему же Пиппа не ответила на мой зов? Ведь к предыдущему помету она привела меня, когда детеныши были на три дня моложе, чем эти.