"Пятнистый сфинкс" - читать интересную книгу автора (Адамсон Джой)

Глава 10 У Пиппы снова роман

Стояла духота, и тяжелые серые тучи угрожающе громоздились на горизонте. Я очень надеялась, что погода не помешает мне улететь. На следующее утро за мной должны были прислать самолет, чтобы доставить меня в Найроби, а оттуда мне нужно было лететь через Лондон в США. Но уже с вечера начался такой потоп, что к утру все мои надежды пошли прахом, или, вернее, были унесены потоками воды. Приготовившись к тяжелой дороге, мы с помощником выехали на лендровере. Немало нам пришлось повозиться в грязи, прежде чем мы добрались до посадочной площадки у Скалы Леопарда. На ее месте было озеро. Мы позвонили в Найроби и попросили перенести заказ на более поздний срок. Нам ответили, что аэропорт в Найроби тоже затоплен и все международные рейсы отложены.

Снова наш верный лендровер стал пробиваться сквозь грязь, скользя и кренясь на скверной дороге. Только поздно вечером мы добрались до Найроби, и я едва успела попасть на самолет, вылетавший ночью в Лондон. Тут мне наконец повезло: я совсем забыла, что в этот день все рейсы переходили на летнее расписание и лишний час, который я при этом выиграла, позволил мне успеть к самолету на Вашингтон.

Дальше полетели недели постоянных переездов, интервью, приемов, банкетов, выступлений по радио и телевидению — как все это было непохоже на мир, где осталась Пиппа!

Я очень волновалась за нее и за малышей, но меня успокаивали письма помощника: он писал, что все идет прекрасно и я могу спокойно продолжать свое путешествие; в случае чего он вызовет меня телеграммой. И я странствовала целый месяц. Пересекла с востока на запад Соединенные Штаты и вернулась в Кению через Австрию, ФРГ и Швейцарию. (Все это было связано с рекламной кампанией фильма «Рожденная свободной».)

Печально встретил меня наш лагерь. О малышах никто ничего не знал. Сама Пиппа появилась возле Скалы Леопарда, но ее оттуда прогнали, и несколько дней она держалась около лагеря, однако вот уже три дня ее никто не видел. Я тотчас же отправилась искать ее, но так и не смогла найти следов и вернулась ни с чем.

В лагере Джорджа меня ожидало еще большее огорчение: бедный У гас потерял глаз. Когда у него уже почти прошли обе язвы и роговица стала прозрачной, его угораздило налететь на острый шип, который повредил сетчатку. Угас чуть не обезумел от страшной боли, и наши друзья Харторны срочно удалили безнадежно поврежденный глаз. Операцию сделали всего несколько дней назад, и швы очень беспокоили Угаса. Он не мог найти себе места и, стараясь почесать зудящий глаз о что-нибудь твердое, два дня назад сломал загородку и вырвался из своего вольера. Необходимо было как можно скорее поймать его, пока он не навредил себе еще больше. Мы помогли Джорджу починить вольер и мясом заманили туда Угаса.

В свой лагерь я вернулась уже на закате. Там меня ждал егерь с сообщением, что Пиппу видели возле Кенмер-Лоджа. Это было самое неподходящее для нее место, и я не мешкая поехала туда, купив по дороге цыпленка, чтобы заманить ее в лендровер.

Звать ее мне пришлось недолго. Она вышла из зарослей — в сумерках она казалась маленькой и растерянной. Все время беспокойно оглядываясь назад, она словно не знала, как ей быть. Что же случилось с ее детьми?

Вдруг она замурлыкала, лизнула мне руку и прыгнула в машину. На цыпленка она не обратила никакого внимания, не сводила тревожного взгляда с кустарника и наконец выскочила в окно и исчезла. Я положила цыпленка на траву и стала ждать. Уже почти стемнело, когда мне удалось разглядеть, как Пиппа снова вышла из кустов и быстро утащила еду. Больше ничего не было видно, и оставалось надеяться, что она понесла цыпленка малышам. Я взяла козу из нашего кенмерского стада и поехала домой, надеясь, что утром Пиппа вернется в лагерь.

Она явилась на рассвете, когда мужчины еще не успели забить козу, повалила ее на землю и очень умело разделалась с ней: сомкнула челюсти на ее морде, так что она задохнулась. Когда Пиппа съела почти всю козу, я пощупала ее соски: молока в них не было. В тот день малышам исполнялось семь недель. Смогут ли они жить без молока? Все утро Пиппа пробыла в лагере, мурлыкая и облизывая меня; обычно я очень радовалась этим проявлениям любви, но на этот раз они меня тревожили. Почему она не возвращается к малышам? Наконец она пошла вдоль реки, и мы с Локалем последовали за ней, но она очень ясно дала понять, что Локаль ей неприятен. К сожалению, он должен был сопровождать меня, потому что иногда выстрелы в воздух спасали от серьезной опасности: можно наткнуться на спящего зверя или на мать с детенышами, и животное, не зная куда деваться или стремясь защитить детей, часто нападает. Поэтому Локаль все-таки пошел за нами, правда, на некотором расстоянии, старательно прячась за прибрежными кустами. Пиппа наконец успокоилась, даже уселась, и я играла с ней, пока ей не вздумалось напиться. Тут она и обнаружила Локаля. В другое время она бы подбежала к нему, приласкалась, но сейчас зарычала, явно недовольная тем, что он оказался так близко. Перейдя реку, она пропала в зарослях. Я терялась в догадках. Если малыши еще здесь, она вряд ли бросила бы их на такое долгое время, а если они погибли, почему она так опасается Локаля?

Я попросила его остаться в моем лагере и показать мне те места, где Пиппа прятала своих малышей. Но напрасно мы брали ее в длинные прогулки по местам, где, как уверял Локаль, могло быть ее семейство, — она всегда возвращалась с нами домой. Трижды мы видели след молодого гепарда вместе со взрослым, и я стала надеяться, что это уцелевший котенок с самцом, но Пиппа всем своим поведением показывала, что она окончательно бросила свой выводок. Пришлось привыкать к мысли, что бедные малыши погибли.

Несколько дней Пиппа не отходила от меня и была гораздо ласковее, чем обычно. Можно было подумать, что она и меня боится потерять. Как раз в это время мой помощник отпросился на два дня в Найроби — и больше не вернулся. Потом он совсем уехал из Кении. Его заменил молодой индиец Аран Шарма. Пиппа и Аран были давно знакомы, даже дружны, и он, приезжая к нам, никогда не пропускал случая укрепить эту дружбу.

Вскоре мы опять увидели след самца гепарда на равнине возле Кенмера и, судя по частым отлучкам Пиппы, решили, что это ее друг. Мы, конечно, попытались выследить ее, но она редко попадалась нам на глаза, зато рядом с ее следом мы всегда находили след этого самца. Заходя в лагерь после очередного загула, она далеко не всегда брала мясо, которое я ей предлагала: похоже было, что она просто забегала сказать: «Привет!» Неужто она снова влюблена? И правда, завести новых детей было бы для нее лучше всего. Судя по всему, Пиппа не теряла времени даром: скоро стало совершенно ясно, что она опять беременна.

На одной из прогулок мы наткнулись на гадюку, убитую медоедом. Судя по следам борьбы, даже этому энергичному и бесстрашному зверьку пришлось нелегко, пока он не расправился с ядовитой змеей. Он прокусил гадюке шею позади головы, распотрошил ее и съел внутренности, а остальное не тронул. Это был один из редчайших случаев, когда я видела, что млекопитающее съело змею — да еще гадюку! После смертельно опасной мамбы я считаю гадюку самой опасной из африканских змей. Но я должна сказать, что всеобщий ужас перед змеями безусловно преувеличен: по статистике из всех укушенных змеями людей в Восточной Африке гибнет всего один процент. За тридцать лет, которые я провела в Кении (по большей части — в пеших сафари и в легких сандалиях на босу ногу), у нас была всего одна потеря от укуса змеи — и то это был мул. Змей я не люблю и стараюсь держаться от них подальше или убивать их, если это необходимо, но считаю, что мы, люди, вполне заблаговременно предупреждаем змей о своем приближении — они слышат шум, чуют наш запах и, как правило, стараются убраться с дороги. А ленивая гадюка слишком инертна, чтобы спасаться бегством, и, если на нее нечаянно набредешь в густой траве, разит, как молния. Пиппа всегда помнила о змеях и часто узнавала о них каким-то непонятным мне образом, потому что никогда не попадала в беду, хотя все время вынюхивала что-то в траве.

Примерно в это время меня пригласили на встречу с правлением парка Меру и чиновниками Департамента по охране диких животных и Управления национальных парков, в котором принимали участие члены Комитета Эльсы и директор парка. Речь шла о будущем заповедника Меру. До сих пор правление Меру делало все возможное для его развития, но не хватало средств да и опыта было маловато, и парк все еще считался на последнем месте в стране. Мы надеялись, что положение исправится, если правление согласится передать заповедник в ведение Управления национальных парков. Председательствовал на собрании недавно назначенный директор Управления Перес Олиндо, которого я встречала несколько лет назад в США в Мичиганском университете, где он учился. Уже тогда мне очень нравилась его искренность. Перес принадлежит к племени мараголи, и его живой ум и сообразительность чрезвычайно помогли нам всем убедить правление в пользе перемены. Хотя пришлось разрешить несколько довольно каверзных вопросов, собрание в общем закончилось нашей победой. Конечно, на разные формальности уйдет несколько месяцев, но пока что все мы были довольны. А я чувствовала себя просто счастливой. Фонд Эльсы поддерживал заповедник уже три года, и на этом собрании мы постановили продолжать помощь еще два года, но теперь мы были убеждены, что этот чудесный парк вскоре не только сможет сравниться с другими национальными парками, но и станет лучшим в Кении, а благодаря своим водным ресурсам и экологическому разнообразию будет настоящей приманкой для туристов.

Моя радость объяснялась еще и тем, что у Скалы Леопарда появилась Пиппа. Она пропадала десять дней (если не считать короткого визита в лагерь шесть дней назад) и была голодна, но выглядела отлично — несомненно, ее кормил самец или же она сама научилась охотиться. Она с готовностью прыгнула ко мне в машину, и мы поехали домой. Там она плотно пообедала, а потом стала обнюхивать все знакомые места; казалось, она вне себя от радости, что мы снова вместе, — все время лизала мне руки и мурлыкала нежно и ласково. Но как только стемнело, Пиппа исчезла, а егерь сообщил, что видел большого темного гепарда возле Кенмера.

Было уже 1 июня, и я попыталась вычислить, когда ожидать нового выводка. Пиппа часто убегала к своему другу, так что определить время зачатия было довольно трудно, но у меня получалось, что она должна родить где-то в середине августа. Поэтому я очень огорчилась, когда директор парка заявил, что забирает Локаля на несколько месяцев для выполнения особого задания, заменяя его на это время Гаиту. И хотя мне очень хотелось, чтобы Локаль был с нами, когда появятся малыши, делать было нечего. Оставалось только надеяться, что его преемник тоже полюбит Пиппу и станет ее другом.

Гаиту оказался красивым малым из племени тарака. Это племя живет на границе заповедника и славится браконьерством. Гаиту уверял меня, что он лишь изредка лакомится подвернувшимся птенчиком, хотя всю жизнь, не считая лет, проведенных на войне в Индии, был браконьером. Он рассказал мне о своих приключениях и даже о том, как несколько лет назад, когда мы с Джорджем жили в лагере Эльсы, он следил за нами, стараясь не попадаться нам на глаза, чтобы Джордж не посадил его в тюрьму за браконьерство. Теперь же, по его словам, он совершенно исправился, женился и стал честным егерем. Впрочем, его темное прошлое пошло мне на пользу: он оказался почти таким же прекрасным следопытом, как Локаль.

Первые три дня, когда Гаиту поселился в лагере, Пиппа приходила только поесть и недоверчиво обнюхивала его. Через четыре дня она как будто привыкла к Гаиту и на прогулке ему в первый раз удалось дотронуться до нее. Потом она повела нас в лесок возле Кенмера и села, ласково заигрывая с нами, даже лизала ноги Гаиту. Недалеко был каменистый откос, на котором росли высокие деревья; под одним из них мы несколько раз видели следы друга Пиппы. Когда мы попытались подойти к этому дереву, Пиппа уселась у нас на пути, не глядя в нашу сторону. Нам стало ясно, что туда нас не приглашают, и мы пошли домой. Четыре дня она не появлялась, а после ее возвращения мы по следам узнали, что она пришла из того леска, где распростилась с нами в прошлый раз. Все последующие дни она оставалась в лагере только на время обеда, но постоянно держалась поблизости. Иногда, правда, она приходила на вечерние прогулки, но большей частью мы гуляли без нее. Она уже совсем привыкла к Гаиту, и я была уверена, что она пропадает не из-за него.

Недалеко от нас, возле известнякового порога, поселились три молодых питона по 8 футов длиной. Они были очень красиво расцвечены и подолгу лежали не двигаясь в мелкой воде, но молнией исчезали в камышах, стоило только нам подойти чересчур близко. Пиппа старалась держаться от них подальше. Если нам нужно было перейти реку, она перемахивала с камня на камень, только бы не замочить лапы. Питоны так привыкли к нашим визитам, что оставались в этом месте до самых дождей. Когда река вышла из берегов, они куда-то пропали.

Однажды вечером, когда мы собирались на прогулку, приехал один из наших друзей. Я пригласила его пройтись с нами, но ничего хорошего из этого не вышло: Пиппа как сквозь землю провалилась. Так что на будущее я приняла жесткое правило: никакие гости не допускаются в лагерь, если Пиппа поблизости, — как бы мне ни было скучно и одиноко.

В свое время я обещала двум друзьям из Англии показать некоторые заповедники Восточной Африки. И так как они должны были скоро приехать, я тщательно составила план нашей поездки, чтобы вернуться к тому времени, когда ожидался второй помет Пиппы. Аран согласился присмотреть за Пиппой и лагерем во время моего отсутствия. Пиппа любила играть с ним, когда бывала в лагере, и я надеялась, что все будет в порядке. Мы договорились, что, если что-нибудь случится, он свяжется со мной по радио. Во время нашего путешествия сигнала SOS не было, так что я смогла отсутствовать целых три недели, впервые за несколько лет позволив себе отдохнуть. Но, как говорится, «таксист весь отпуск катался на такси» — мне нужно было посмотреть, как идут дела в заповедниках. Мои друзья никогда не бывали в Восточной Африке, и я с интересом следила, какое потрясающее впечатление производили на гостей великолепные пейзажи и дикие животные на свободе. Но я все больше начинала осознавать трудности, ожидающие нас с увеличением числа туристов.

Конечно, мы радовались, что все больше и больше людей приезжают посмотреть на диких животных, да и доходы от туризма очень нужны, но как сохранить в целости ту атмосферу Африки, ради которой, собственно, и стремятся сюда все эти люди? Я имею в виду ту полную жизни тишину зарослей, которую только изредка нарушают шорохи или голоса диких зверей. Но стоит седокам одной машины заметить животное, как к этому месту несутся десятки других машин и животное оказывается в кольце — впрочем, оно давно уже привыкло считать этих безвредных четвероколесых уродов частью окружающего пейзажа. Как можно приветствовать этот неуклонно растущий поток туристов и в то же время не дать им превратить парки в огромную помойную яму? Пока что с этим удается справляться, потому что в комфортабельной гостинице может остановиться не больше сотни гостей, пристанищ подешевле, куда нужно ехать со своей провизией, не так уж много, а мест для палаточного лагеря и совсем мало.

А долго ли ждать того времени, когда туристы наводнят заповедники и те превратятся в зоопарки без решеток? Единственное, что может предотвратить это, — организация новых заповедников.

Национальные парки Кении в настоящее время могут обеспечить сохранность только 50 процентов существующих там видов, и хотя бы по этой причине совершенно необходимо увеличить их число. Я твердо решила, что средства из Фонда Эльсы пойдут в первую очередь на создание новых парков. Каждый раз, возвращаясь в свой лагерь, я все больше и больше радуюсь при виде нетронутой природы. Мне удивительно повезло, что я живу (конечно, ради Пиппы) в парке Меру, на этой пока еще девственной земле, которая ждет того времени, когда сможет сравняться с другими парками.

Вскоре после моего возвращения в лагере появилась и Пиппа. Она громко мурлыкала, пока я чистила ее щеткой, ласково лизала мою руку, а потом схватила щетку и стала с ней играть. Соски у нее были очень тяжелые, живот тоже — окотиться она должна была не позже, чем через три недели.

Мы пошли пройтись, но скоро она отстала и исчезла. Аран сказал мне, что у нее теперь такая привычка. Хотя она приходила в лагерь почти каждый день, но никогда не задерживалась, управившись со своей порцией мяса. Она, безусловно, была в прекрасном состоянии, и я горячо поблагодарила Арана за то, что он о ней так хорошо заботился. Пока меня не было, он однажды встретил Пиппу с ее другом и шел за ними некоторое время; видел, как она гналась за буйволом, а другой раз — за шакалом. Он часто находил ее след вместе со следом самца возле речки Мулики; дважды эти следы приводили к тому дереву, где она родила первых малышей, но в последнее время все чаще — в лесок на полпути от лагеря к Кенмеру; там же встречались и следы самца.

Два дня Пиппа не показывалась. Вернулась она как раз в то время, когда Гаиту нашел возле Кенмера отпечатки лап ее друга. После основательной трапезы она пошла вниз по реке, прямо на двух слонов, — я подумала, что она это делает нарочно, с расчетом, что слоны помешают мне пойти за ней, и вышла попозже, но нашла ее на том же месте. Она охотно пошла гулять, привела меня к лесочку возле Кенмера, а там почти сразу же удрала. Я не очень удивилась — вся земля была покрыта свежими следами самца; меня даже позабавили ее уловки: она кралась в высокой траве, почти доставая брюхом до земли, и мгновенно испарилась, когда заметила, чт о я ее вижу.

С этого времени мне стало ясно, что она мирится с нашим присутствием только потому, что мы ее кормим; она почти не позволяла мне прикасаться к ней. Иногда, затаившись, она ждала, пока мы уйдем искать ее, а потом быстро пробиралась в лагерь и успевала поесть до нашего возвращения. Ей было уже трудно двигаться; она никогда не уходила далеко от лагеря, а однажды появление льва заставило ее даже провести несколько дней с нами. Я заметила в ее экскрементах членики ленточного глиста — возможно, этим и объяснялся ее чудовищный аппетит. Не очень-то мне хотелось гнать глистов, пока она была на сносях, но они могли ей повредить, и я написала ветеринару, чтобы он порекомендовал лекарство, безопасное для кормящей матери. Тем временем я кормила ее до отвала. Она снова ушла на два дня, судя по следам, на равнину за лесом. Это место, видимо, казалось ей достаточно безопасным, и она часто там бывала.

17 августа Пиппа явилась в лагерь в семь часов утра, съела сытный завтрак и ушла через дорогу на равнину. Немного погодя мы увидели ее совершенно в другой стороне, ниже по реке, на стволе дерева. Часов в пять она подошла к лагерю и осталась сидеть на термитнике, следя за нами, а как только мы подошли поближе, убежала. Но она, должно быть, была голодна, потому что вернулась в лагерь вместе с нами. Шла она на некотором расстоянии и была очень раздражена. Я попыталась заговорить с ней и услышала в ответ рычание. Тогда мы решили оставить ее в покое.

Ночью к моей палатке совсем близко подошел слон; я включила фонарь, и он совершенно бесшумно исчез. Утром я нашла жалкие обломки щита с объявлением «Экспериментальный лагерь — вход воспрещен». Как будто мне хотели напомнить, кто здесь на самом деле распоряжается всеми входами и выходами.

Мы пошли по следу Пиппы — он вместе со следами ее друга вел в лесок. Почва здесь была каменистая, и следы потерялись. Мы их так и не нашли. Прошло еще несколько дней, а мы все никак не могли разыскать следы. Я стала волноваться и поехала к Джорджу — просить его помочь нам найти Пиппу. Он напомнил мне, что после первых родов Пиппа не приходила восемь дней, а сейчас прошло только четыре.

Потом он показал мне телеграмму из Лондона. Нас обоих просили приехать в Найроби, чтобы встретить председателя Комитета Эльсы и обсудить по телефону какой-то важный контракт. Мы должны были сообщить наше решение в Лондон не позже 23-го. А сегодня уже 21-е. А так как мое присутствие было совершенно необходимо, то мы решили, что Джордж заедет за мной завтра пораньше и, если нам повезет, мы вернемся в лагерь в тот же день — хотя дорога туда и обратно должна занять не менее 14 часов.

Чтобы успокоить свою совесть, я вместе с Гаиту на рассвете пошла искать Пиппу. Не успев далеко уйти, мы встретили грузовик, ехавший из Кенмера. Шофер сказал, что вдоль дороги к нашему лагерю идет Пиппа. Я оставила Гаиту встретить ее, а сама быстро села в машину, съездила за мясом и приехала как раз тогда, когда она появилась. Она казалась очень тощей и маленькой. Я гладила ее, а сама все время беспокоилась о малышах. Тут Пиппа довольно бесцеремонно показала мне, что хочет есть и ей не до нежностей. К несчастью, мясо было несвежее, и она его не тронула. Не захотела она и прыгнуть в машину. Поэтому я поехала одна, чтобы приготовить для нее еду, когда она с Гаиту придет в лагерь. Но как тольк о я уе хала, Пиппа пошла к реке напиться, а потом вернулась в лесок по своему следу.

Гаиту рассказал мне об этом, когда приехал Джордж; мы отложили на несколько часов выезд в Найроби и пошли искать Пиппу. Джордж — отличный следопыт, и мы втроем просмотрели каждый камешек, каждую сломанную ветку или листок, прочесали дюйм за дюймом всю местность, где должна была скрываться Пиппа, повторяли ее имя, пока не охрипли, — и все напрасно. Так и не найдя ее след, мы прекратили поиски.