"Беглянка" - читать интересную книгу автора (Грэм Хизер)Глава 1Джаррет Маккензи приметил эту женщину, едва та переступила порог старой таверны на пристани. Сам он не сразу разглядел незнакомку, да это было не так уж легко: темный плащ с капюшоном закрывал с головы до пят. Однако по изящным изгибам тела, по грациозным движениям Джаррет понял, что это молодая женщина. Ее почти сразу окликнул Гарольд Иствуд, хозяин заведения. Кто же она? Новая служанка? Тогда, наверное, станет одной из привлекательных и доступных ночных бабочек Нового Орлеана… Джаррет, заинтересованный незнакомкой, с нетерпением ожидал, когда та снимет плащ. Что ж, если она действительно будет работать здесь, класс этой паршивой забегаловки повысится. Впрочем, таверна не так уж плоха, пожалуй, даже лучшая из подобных заведений здесь, в доках. Сюда заглядывают деловые люди из этой части штата Луизиана, совершают сделки и не стесняются упоминать о таверне Гарольда Иствуда при своих женах. Здесь всегда вкусно накормят, приятные девушки споют вам несколько песенок под аккомпанемент спинета; выпивка самая разнообразная, женщины к вашим услугам, а порою можно принять участие в хорошей драке или поглазеть на нее. Таверна находится почти в самом центре порта Новый Орлеан, на берегу великой Миссисипи, и тут перебывала уйма всякого люда, который занимается чем угодно – от торговли и службы до разбоя. Джаррет любил этот город, основанный больше сотни лет назад французами. Потом им владели испанцы и снова французы, пока президент Томас Джефферсон не предложил Наполеону Бонапарту, чтобы тот продал ему всю Луизиану, и сделка состоялась. Джаррет впервые попал сюда еще юношей, в 1815 году, когда генерал Эндрю Джэксон командовал американскими войсками, защищая город от англичан, и с тех пор полюбил его узкие улицы, бегущие к реке, разнообразные дома во французском, испанском и американском стиле; литые чугунные балконы, маленькие сады, величавую Миссисипи и пеструю оживленную жизнь на ее берегах. Ему нравилось захаживать и к Иствуду, в то не слишком почтенное заведение, где он и увидел сейчас женщину, явно не принадлежащую к этому кругу… – Я горю, – со вздохом произнес Роберт Трит, друг и партнер Джаррета, и бросил карты на дубовый игральный стол. Джаррет взглянул на свои карты. Три дамы. Три четверки. Он перевел взгляд на стол, где лежали деньги: бумажки и золото. Добродушный Джек, богатый креол из недальних мест, сидел напротив него со всегдашней ухмылкой на лице. Черт! Надо ухо держать востро: этот обманет самого святого Петра, если зазеваешься. Тем не менее Джаррет снова посмотрел на вошедшую. Сейчас она разговаривала с Иствудом, маленьким и пузатым. Заметив, что незнакомка выше Иствуда, стройная и изящная, Джаррет с сожалением подумал: «Неужели этот боров говорит ей сейчас, какую цену она может брать и сколько должна отстегивать ему?» Руперт Фюрстенбург, высокий светловолосый немец из Сент-Луиса, кинул на стол пачку денег. – Поднимаю ставку, джентльмены! Сто долларов. – Хорошо, что я сгорел, – пробормотал Роберт. – Сотня! – широко улыбнулся креол. – Подумаешь, карманная мелочь! Принимаю! Джаррет снова уставился на незнакомку. Роберт Трит ткнул его в бок. – Сто долларов! Видишь? – Да. – И он рассеянно отсчитал из горстки монет, лежащих перед ним, нужную сумму. Роберт нахмурился. – Ты следишь за игрой? – Зачем шепчетесь? – Улыбчивый Джек подкрутил темные усы. – Лучше скажи, Джаррет, не хочешь ли поставить на кон свою знаменитую плантацию? – Моя плантация, Джек, стоит так же крепко, как, надеюсь, и твоя, – лениво ответил Джаррет. – Ах, mon cher, – возразил креол, – мы оба владельцы болот, не так ли? Разводим насекомых, аллигаторов… – Он погрозил пальцем Джаррету. – Но у тебя еще семинолы в придачу. Они не прибавляют радости, верно? Все, что я выращиваю, только мое и будет всегда моим. Мой дом стоит уже семьдесят лет. А твой, mon ami? В любой момент… даже, не дай Бог, сейчас… может превратиться в облако дыма. Сгореть! Ты был солдатом и знаешь, что индейцы имеют обыкновение появляться и мгновенно исчезать… А после них частенько остается лишь пепел. Разве не так? Они словно тени в ночи. С ними ты еще нахлебаешься… Попомни мои слова. Старина Энди Джэксон неплохо расправлялся с этими дикарями в шестнадцатом и семнадцатом годах, но, увы, не добил всех. Значит, снова будет где-то и кому-то жарко. Они ловкачи, твои семинолы! Говорят, даже умеют скакать на аллигаторах. Джаррет едва сдержал улыбку, представив себе подобного всадника, хотя слова Джека не доставили ему удовольствия. Впрочем, так же, как этот креол, рассуждали почти все белые. И мало кто понимал переселенцев, обосновавшихся во Флориде. Этот полуостров считали джунглями или топями, где кишат аллигаторы, змеи и прячутся индейцы. Нa самом же деле тамошние земли оказались почти золотым дном для таких, как Джаррет Маккензи. Во всяком случае, урожаи можно было снимать круглый год. А джунгли? Что ж… Джаррет давно уже расчистил свои владения, построил, дом, начал выращивать сахарный тростник, хлопок, зерно. Все, что ни посади, росло и приумножалось. Скот был всегда сыт, ибо травы никогда не засыхали; земля отличалась плодородием, воды было вдосталь. Да, часть земель занята болотами, но зато другая с лихвой окупает любые потери. Это был почти рай, и Джаррет всем сердцем привязался к своему полуострову и много знал о нем – от своего отца и индейцев, да и сам исколесил его вдоль и поперек. Здесь он обрел не только то, что принято считать раем, но и нечто большее – душевный покой. Здесь он любил, и женщина, ставшая его женой, разделила с ним любовь к их общему дому. Но Лайзы больше нет, и его сердце теперь окаменело… Нет, не совсем – в нем осталась любовь к земле. К дикой, еще не укрощенной, по-прежнему бередящей душу, как и неизбывная боль от недавней потери. К земле, которая продолжает бросать ему вызов, угрожать. Эта земля стала для него наваждением. – Маккензи! – окликнул его Улыбчивый Джек. – Слышишь меня? Ты уснул? Зачем ему слушать Джека? Джаррет откинулся на стуле. Карты у него что надо, и его не занимает болтовня партнеров по игре. Куда интереснее смотреть на ту женщину. Кто же она такая?.. Однако надо ответить этому навязчивому креолу – тот, кажется, сболтнул что-то насчет его, Джаррета, дома и плантации? – Готов спорить на что угодно, – сказал он, – на куда большую сумму, чем у нас на столе, что с моим домом сейчас все в порядке… И будет в порядке, уверен! Фюрстенбурга мало интересовали разговоры. – Играем или нет, джентльмены? – Взмахнув рукой, он подозвал темноволосую служанку-креолку. – Еще виски! Джаррет пожал плечами: – Вижу, вы разгулялись, джентльмены. – Он сухо улыбнулся Джеку. – Увеличиваю ставку! Еще сто! И подтолкнул на середину стола новую горсть золотых монет. Фюрстенбург остался при своих, проявив обычную осторожность. Битва разгоралась между улыбчивым Джеком и Джарретом. Креол зарывался, но ему часто везло: половину своего немалого состояния он выиграл в карты. «Сегодня все просадишь, – злорадно подумал Джаррет. – Мне тоже иногда везет». Джек витиевато выругался и бросил монеты на стол. – Надеюсь, вы добавите до нужной суммы, мсье? – осведомился Джаррет. – Здесь, по-моему, немного не хватает. Креол полез во внутренний карман своего элегантного бежевого сюртука, достал небольшую серебряную шкатулку и вынул оттуда недостающую сумму. – Золотишко на столе, мсье. – Он уже не улыбался. – Благодарю вас. – Берете на пушку, Маккензи? – огрызнулся Джон. – Не пройдет! Еще увидим, кто кого! Но Джаррет сейчас видел совсем другое. Женщину в плаще. Она откинула капюшон, и в ее густых золотистых волосах заиграло пламя свечей. Но Джаррету казалось, что это отблески закатного солнца. «Что я выдумываю? – одернул он себя. – Волосы как волосы. Эта молодая женщина – обыкновенная блондинка, каких много. Чего я так глазею?» Но он ошибался. Таких было немного. Он не помнил, чтобы когда-нибудь видел такие великолепные волосы. Ему страстно хотелось прикоснуться к ним. В этот момент незнакомка обернулась, и их глаза на мгновение встретились. Джаррет вдруг понял, что ему трудно смотреть на нее. Не потому, что она так красива, и не из-за цвета ее волос. Появление незнакомки что-то всколыхнуло в нем – он не знал, что именно… может, что-то из детства или из юности… Казалось, между ним и этой женщиной, которая, возможно, нанялась сюда, чтобы стать одной из обслуживающих портовый район шлюх, возникло… Нет, скорее продолжилось что-то, начавшееся гораздо раньше… когда их обоих еще не было на свете… Словом, Джаррет забыл о том, где находится, забыл о своих счастливых картах – обо всем… Он желал смотреть на эту женщину, коснуться ее лица, волос. Впрочем, в полутьме таверны он не разглядел лица незнакомки. Успел увидеть лишь темные длинные ресницы, темные брови дугой и глаза, диковинно сверкнувшие в пламени свечей. О, как хочется прикоснуться к ней, провести пальцами по щекам, по завиткам волос. – Джаррет! – окликнул его Роберт. – Ну же! Что с тобой? Ты бросил вызов партнеру, так открой же карты! Джаррет сделал это, по-прежнему не глядя на партнеров. Роберт, чуть придвинув к себе деньги, снова посмотрел на Джаррета. Что он, в самом деле? Испугался, что ли? Сам ведь напросился. – Ну же! – повторил Роберт. Наконец Джаррет скользнул глазами по улыбчивому Джеку, который откинулся на спинку стула, и отметил, как тот напряжен. – Продолжим? – спросил он. – Сдавайте, mоn ami. – С удовольствием, mon ami. Джек сдавал мастерски. Джаррет полуприкрыл глаза, но видел все происходящее вокруг. Недаром он жил на болотах, в окружении дикарей индейцев. Это научило его не упускать ничего из поля зрения. Тара Брент считала все происходящее с ней, в частности и сегодня вечером, кошмаром. Коротышка Иствуд без устали ворчал, что она задержалась, что такого не должно быть и он этого не потерпит – вычтет из жалованья. О, Господи! Когда же Иствуд замолчит? Зачем только она пришла сюда? Зачем нанялась к этому Иствуду? Нo что делать, если нужны деньги? Много денег и как можно быстрее! Только в них спасение. Заработав, она сядет на корабль и отправится по реке на север. Куда угодно, лишь бы подальше от этих мест! Туда, где можно укрыться, почувствовать себя в безопасности. Где они никогда не найдут ее. Тара добралась сначала до Нового Орлеана, потому что слышала, будто там всегда есть работа и никто не спрашивает, кто ты и откуда. Город многолюден; в нем живут креолы, испанцы, англичане, южане, северяне, французы. Этот город – врата в забвение. Здесь можно затеряться, как песчинка в пустыне. Но все же он слишком близко от тех мест, откуда ей пришлось уйти. Бежать… Как она попала сюда, девушка едва помнила. Спросила о работе у какой-то старухи на улице, и та направила ее в таверну к Иствуду, где она сразу получила место. Как разъяснил хозяин, в ее обязанности входит разносить еду и виски играющим в карты и прочим посетителям. Иствуд обещал хорошо платить и, подмигнув, добавил, что она будет получать куда больше, если не погнушается приглашать джентльменов к себе, в небольшую каморку на чердаке, отведенную для нее. Увидев возмущение девушки, он рассмеялся и сказал, что эти дела она может решать по своему усмотрению, он ей не указ, а берет ее потому, что выглядит она шикарно, ничего не скажешь, такие тут не часто встречаются. Впрочем, ежели девушка против посторонних джентльменов, то, быть может, согласится принимать иногда только одного – своего хозяина. Поняв, что это шутка, Тара ничего не ответила, но выражение у нее было такое… Однако она сдержалась, поскольку Иствуд уже нанял ее. Не начинать же снова поиски! Тара работала здесь уже несколько вечеров, и никто пока не докучал ей. А, сегодня опоздала просто по глупости: бродила по городу, глядела на цветочные базары, на Миссисипи. Вообще-то толстяк прав, что ругает ее. Не следует опаздывать. Да и место не такое уж плохое. Далеко не худшее, как считали многие… Хотя то, что хуже, трудно вообразить без дрожи… Девушка вздрогнула и подавила крик, когда Иствуд внезапно схватил ее за руку. – Ты слушаешь меня, эй? Пока еще я здесь хозяин! И вот что скажу… Ты задрала нос, когда я говорил о клиентах, и я не стал настаивать, потому что твой вид… В общем, твой вид мне подходит. Но я могу и передумать, и тогда… – Уберите лапы! – едва сдерживая ярость, потребовала она. Глаза его гневно сверкнули. – Убирайся отсюда и приступай к работе, если хочешь получить хоть что-нибудь! Именно что-нибудь. Она уже знала, какие это крохи, но они позволят ей куда-то уехать. Ведь вернуться назад невозможно. Это хуже смерти. Значит, придется работать у Иствуда, пока не накопит хоть немного. Сняв плащ, Тара поспешила на кухню. Иствуд внушал ей антипатию, зато оба повара-креола сразу понравились, да и Эмма, толстуха ирландка, главная на кухне. Бог с ним, Иствудом! Как только она накопит денег, ноги ее здесь не будет! «Только бы никто меня не нашел, только бы никто не узнал до этого!» – взмолилась Тара. – А вот и вы, милочка! – приветствовал ее повар Гастон, вынимая хлеб из печи. Он был таким же толстяком, как и Эмма, и напоминал большую подушку. Наверное, обожал свои печеные изделия. – Простите, что опоздала, – смутилась Тара. – Ничего, – отозвался Гастон. – С едой у нас все в порядке. Только за одним из карточных столов то и дело требуют виски. Их там четверо. Вы сразу увидите. Тара пошла выполнять заказ и чуть не столкнулась с Мари, хорошенькой молодой креолкой, работающей и внизу, и наверху. – О, mon dieu! – воскликнула та. – Наконец-то вы явились, дорогуша! Обслужите этих нетерпеливых мужчин, пока тот немец не откусил мне голову! Виски на карточный стол, и поскорее. – Кому виски? – спросила Тара. – Сразу увидите. Этот немец высокий, худой и очень красивый. Настоящий викинг. А еще там. Улыбчивый Джек, жутко опасный тип. Как все креолы! – Рассмеявшись, Мари добавила: – Каждый из них, дорогуша, заплатит вам столько за одну ночь… – она окинула Тару одобрительным взглядом. – …что сможете уехать хоть на край света. Тара, покраснев, подумала: «Неужели она считает, что я способна на это? Малютка Мари явно не понимает, как можно отказаться от больших денег, если они идут в руки. Ведь за несколько часов дают столько, сколько официантка получает за две недели». Сама Мари не бросила эту работу лишь потому, что та позволяла ей находить клиентов. – А если не сразу распознаете немца или креола, – продолжала Мари, – то уж американцев увидите тотчас. Один из них совсем молодой и хорош собой, а другой… Она улыбнулась: – А другой Маккензи. Мари произнесла это имя так, будто оно говорит само за себя. Тара взяла в баре бутылку виски и тяжелые стаканы. Большой зал таверны заволокло табачным дымом, но девушка, присмотревшись, увидела, что в дальнем углу расположилась компания подвыпивших моряков с подружками. Поодаль от них матросы с речного парохода заигрывали с Лизеттой, сестрой Мари, и та задиристо отвечала на их непристойные шутки. За тремя столиками играли в карты. Тара сразу узнала тех, о ком говорила Мари: немца, креола и двух американцев, один из которых был явно Маккензи. Девушка никогда не видела никого похожего на него. Впрочем, что в нем особенного?.. Да хотя бы волосы – черные как смоль, как гагат. Она сразу вспомнила, что это он так пристально смотрел на нее, когда она разговаривала с Иствудом. У него были пронзительные, такие же темные, как волосы, глаза и крупные, грубоватые черты лица: упрямый, решительный подбородок, широкие скулы, прямой нос, широкие брови. Смуглое лицо Маккензи показалось ей привлекательным, даже красивым. Особенно рот – большой, чувственный. Его глаза снова остановились на девушке. Темные, как ночь над морем. Он поймал ее взгляд, и легкая улыбка тронула его губы. Тару словно опалило огнем, но при этом она испытала какое-то странное успокоение. Тара заметила, что на нем белая как снег сорочка, черный сюртук, коричневатые штаны. В руках Маккензи держал карты, сжимая их длинными смуглыми пальцами. – Виски! – воскликнул немец. – Наконец-то! Тара поставила бутылку и стаканы на стол, чувствуя на себе внимательный взгляд темных глаз, который смущал ее. – У вас не осталось золотых монет, Джек, – сказал Маккензи. – Пора кончать игру. Тара сразу определила интонацию южанина. – Нет монет, зато есть имущество, – ответил креол. Тара вздрогнула, когда Джек сжал ей запястье. Однако подавила крик, понимая, что Иствуд выкинет ее на улицу, если она устроит скандал. – Эта девушка, – обратился к Маккензи креол, – будет вашей на всю ночь, если выиграете. – Что?! – Голос Тары почти потонул в общем гуле. – Она не ваша собственность, – возразил Маккензи. – Иствуд кое-что задолжал мне. Я возьму у него – это мое. Девушка на всю ночь против ваших трехсот монет золотом. Идет? – Ни одна шлюха, даже эта, – лениво обронил немец, – не стоит трех сотен! – Его белесые глаза оглядели Тару с головы до пят. – Или все-таки стоит? Тара вырвала руку. – Я работаю у Иствуда, но я не его собственность. Вы не смеете делать на меня ваши проклятые ставки! Девушка рванулась прочь, но креол вцепился в ее юбку. Боже, они хотят сделать ее разменной монетой в их дурацком покере! – Отпустите меня сейчас же! Я здесь работаю… – Вот и поработай ночку с этим джентльменом, милочка. Можно и на столе. Немец расхохотался: – На столе, на полу, на кровати! – А вы… – глаза Тары сверкнули, – идите ко всем чертям! Я позову Иствуда, и он… – Позовите, дорогая… – Джек не мог сдержать смеха. – Он своими руками подтолкнет вас в любую постель, стоит мне слово ему сказать. Иствуд задолжал мне чуть не половину своей паршивой забегаловки! Понимая, что должна… обязана сдержаться, Тара схватила стакан со стола, плеснула виски в наглое улыбающееся лицо и устремилась прочь. Но креол, взревев от ярости, вскочил и задержал ее. Маккензи тоже поднялся. – Отпустите ее, – спокойно бросил он. – Что? Да черт возьми!.. – Отпустите ее, – повторил Маккензи. Джек разжал пальцы, но Тара почувствовала, что ее снова держат. Теперь это был странный американец, или черный ирландец, как назвала его Мари. Его рука опустилась на плечо девушки. Очень высокий, Маккензи казался худым, но от него веяло силой. Тара почему-то поняла, что он не желает ей ничего плохого. – Садитесь. – Маккензи посмотрел на нее немигающими загадочными глазами. Она вздернула подбородок. – Я не из тех, что вы думаете, и никто, слышите, никто… ни одной ночи… Девушка задохнулась от возмущения. Его темные брови взметнулись вверх. – По-моему, я не упоминал ни о каких ночах. – Он понизил голос. – Но триста долларов немалые деньги, мисс. Для любой женщины… Сядьте! – Не хочу! – Благодарите Бога, что я оказался рядом с вами. Слезы заволокли ей глаза. Внезапно Тара ощутила себя почти в его объятиях – он повлек ее к столу, и девушка почти не сопротивлялась. – Пора заканчивать эту чертову игру, – обратился Маккензи к партнерам. И снова понизил голос: – Присядьте, мисс, или мне придется посадить вас к себе на колени. Ужас охватил ее. Да что же это такое? Нет! Ни за что… Стиснув зубы, она опустилась на стул. Второй американец, о котором упоминала Мари, – светловолосый, красивый и самый молодой из мужчин, взял руку девушки и улыбнулся ей: – Все будет в порядке, мисс. Уверяю вас. – Заткнись, Роберт! – оборвал его Маккензи. – Без тебя обойдемся. – Опустившись на стул, он бросил взгляд на креола. – Итак, на кону эта девушка. Ладно, открываю карты. Тара невольно взглянула на них. Тройка, четверка, пятерка, шестерка… О, и семерка! Она не знала толком, но подумала, что карты не очень хорошие. Но, главное, девушка не понимала, кому желает победы. Что для нее лучше? Какой ужас! Она сидит здесь, в этом отвратительном заведении, и ее разыгрывают в карты! Если бы… Нет! Нужно забыть о прошлом. Сейчас все изменилось, и ей придется применяться к обстоятельствам. Например, сейчас ей предлагают… ха-ха… триста долларов. Нет… Может, все, это дурной сон? Креол яростно выругался и швырнул свои карты на стол. Замирая от страха, Тара взглянула на них. Три туза, король, десятка. Кто же выиграл?.. Секунды казались часами. – Снова моя, – услышала она голос Маккензи. – Что ж, Джек, игра окончена. – Да, дьявол тебя возьми, окончена! – рявкнул креол, и Тара, увидев в его руках оружие, вскрикнула и вскочила. Улыбчивый Джек направил револьвер прямо в сердце Маккензи с расстояния не более трех футов. Но выстрела не последовало. Молниеносно, как кобра, Маккензи вскочил на ноги и, сделав почти незаметное движение, вытащил из футляра, прикрепленного к лодыжке, нож. Лезвие, блеснув, впилось в правую руку Джека и пригвоздило ее к столу. Револьвер с громким стуком упал на глиняный пол. – Тебя следует арестовать! – Креол скривился от боли. – А тебя убить, – ответил Джаррет Маккензи. – Ты собирался пристрелить меня, это видели все, и каждый из присутствующих засвидетельствует это. – Ты мошенничал в карты и заслужил смерть! А все из-за этой дерзкой шлюхи… – Как вы смеете… – начала Тара, но ее никто не услышал. – Сукин сын! – орал Улыбчивый Джек. – Тебе это не сойдет с рук! – Просто я оказался проворнее, чем ты. – Джаррет перегнулся через стол и вытащил свой нож из руки креола. Тот молча поморщился. Джаррет наклонился над ним. – Запомни, я никогда не мошенничаю в картах. Ты это знаешь. Скажи спасибо, что остался жив. – Глупец! Ты выиграл в карты, но проиграешь жизнь. Учти это. И, кстати, покажи мне женщину, которая стоит три сотни долларов! – Вот она! Тара с негодованием ощутила, как длинные сильные пальцы Маккензи обхватили ее талию. Господи! Чac от часу не легче! Чего она тут стоит и слушает перебранку? Давно уже следовало удрать. У нее и без них достаточно дел. Опять Иствуд будет ругаться. Маккензи снова обратился к Джеку: – Не сомневайся, твой дружок Иствуд уже осведомлен, что эта девушка заработала триста долларов, львиная часть которых попадет ему в лапы. Поэтому он не слишком разозлится, если она сегодня больше не будет обслуживать посетителей… Мы уходим. Размашистым шагом он двинулся к двери, увлекая за собой Тару. Та вырывалась, что-то лепеча, но Маккензи крепко держал ее. Кричать девушка опасалась, поскольку от хозяина не ждала помощи. Она не заметила, что в таверне воцарилась тишина, когда Маккензи схватился с креолом. Теперь все молча смотрели на нее и черного ирландца. Иствуд тоже пожирал их глазами, с удовлетворением думая, что теперь его долг этому паршивому креолу станет меньше. – По-моему, она стоит три сотни! – прозвучал чей-то пьяный голос. Маккензи снял с гвоздя плащ девушки и накинул ей на плечи. – Подождите… Куда? Я не могу! – Пошли! Нужно убраться отсюда. Его суровый взгляд задержался на лице Тары, и снова легкая улыбка искривила уголки губ. – Глупышка, – прошептал он, – возьмите у меня деньги и бегите с ними куда хотите. Вы же сегодня моя и, значит, свободны на всю ночь. Тара похолодела. Что он такое говорит? «Моя»… «Свободна»… Какова же истинная цена этих денег и такой свободы? Нет, бежать! Кричать, звать на помощь!.. Но кого? Кто поможет ей?.. Здесь, в глухом закоулке порта… В этой жизни… Кому до нее дело? Темноглазый ирландец с железной хваткой тащил ее за собой куда-то в ночь. В ночь, которая принадлежала ему. |
||
|