"Кладбище" - читать интересную книгу автора (Маккинти Эдриан)

12. Кладбище

Мне возвращают мои доспехи, извлеченные со дна моря. Дают в руки какое-то импровизированное оружие. Иди и отплати им той же монетой, говорят мне. Вода обжигает. Воздух комком застревает в горле. В мою залитую лунным светом хижину входит Кит.

Геологи утверждают, что когда-то Ирландия была частью Североамериканского континента.

— Это правда, Кит?

Гренландия соединялась с Лабрадором. Новая Шотландия и Ньюфаундленд составляли единое целое, где-то там же находилась и Ирландия. Голуэй соприкасался с Мэном. Существуют скальные образования, которые начинаются на западе Ирландии, а заканчиваются здесь, в трех тысячах миль от Старого Света, в Мэне и Массачусетсе, так что, если смотреть на вещи с формальной точки зрения, я умираю на своей родной земле, отторгнутой от древней Ирландии движением тектонических пластов и несколькими геологическими эпохами.

Разве это может меня утешить?

Черта с два!

Кит. Я чувствую запах душистого горошка и открываю глаза. Но ее нет. Она не придет. Черт!

Вряд ли я по-настоящему спал. Видимо, бредил, галлюцинировал, грезил наяву. Но теперь с грезами и мечтами покончено. Пора заняться делом. Спаси себя сам, как говорили инструкторы на армейских курсах по выживанию.

Попробуйте представить себе ситуацию, если, конечно, сможете. Тут вам и «Илиада», и «Одиссея» в одном флаконе. Хренова эпопея в миниатюре.

Итак, с чего мы начнем?

Для начала необходимо зажать горлышко бутылки из-под кока-колы между большим и соседним пальцами правой ноги. Не забудьте, что ваши руки при этом разведены в стороны и привязаны к столбам. Верхняя часть горлышка у бутылки отбита, так что если вам удастся взять ее в руку, вы сможете перепилить веревку. Вопрос только в том, как перехватить рукой бутылку, которую вы едва удерживаете пальцами ноги?

Ответ прост. Вам придется задрать ногу на уровень плеча, закинуть на левое предплечье и попытаться перехватить бутылку рукой. Именно попытаться, потому что это нелегко, а второй попытки у вас вернее всего не будет. В момент резкого движения ногой бутылка может вырваться, упасть и разбиться или откатиться слишком далеко, так что вы ее больше не достанете. И тогда вам конец.

Кит не придет... Зато придет Трахнутый. Ошибиться нельзя ни в коем случае. Поэтому вы мысленно репетируете каждое движение, и не по одному разу. Да, это будет непросто.

Кстати, чуть не забыл. Дело в том, что протез, который был у вас вместо левой ступни, у вас забрали, поэтому в течение нескольких секунд, пока ваша правая нога будет лежать у вас на левой руке — при условии, естественно, что вам вообще удастся этот акробатический этюд, — вы будете висеть фактически на одних руках. Веревки врежутся в плоть, затрещат от напряжения сухожилия, а о боли, которую причинят вам вывернутые плечевые суставы, лучше вообще не думать.

Но допустим, вам всё удалось, но это только начало. На то, чтобы перепилить веревки осколком стекла, потребуется немало времени, а времени-то у вас как раз и нет. Вас убьют скорее всего ранним утром, а сейчас, наверное, уже далеко за полночь. В лучшем случае у вас есть часов пять.

Меньше минуты на то, чтобы поднять ногу к плечу, и пять часов, чтобы перепилить веревки.

Упомянем и о том, что против вас действует еще несколько факторов, хотя это должно быть очевидно.

Вы избиты и ранены, у вас вырезали кусок кожи, вам сломали несколько ребер, да к тому же вы почти сутки не ели и не пили.

За вас только одно: если вы не сделаете то, что задумали, вы умрете страшной смертью.

Как видите, все очень просто.

Внезапно я думаю о том, что умереть — не значит просто перестать существовать. Это значит ограбить самого себя.

Да, Майкл, говорю я себе, если ты умрешь сегодня, ты никогда не узнаешь, что припасла для тебя Бриджит, что она готовила все эти годы.

И это еще не все.

Ты не узнаешь, чем закончатся переговоры с мексиканскими властями.

И ты не поедешь ни в Лос-Анджелес, ни в Перу, чтобы семь лет спустя зернуться в родной Белфаст дождливым и ветреным июньским утром.

В общем, Майкл, ты лишишься всех вышеперечисленных удовольствий, если не сумеешь заполучить эту чертову бутылку.

И у тебя только один шанс.

Жаль, что ты не один из тех парней с мускулистыми руками и испачканными магнезией ладонями, которые порхают над гимнастическим конем под молитвы своих румынских тренеров. Умение задирать ноги выше головы сейчас тебе очень бы пригодилось, но чего нет, того нет.

Одна попытка, Майкл.

Соберись.

Быстрый переход к кадрам, снятым дальним планом. Полночь в первобытном мэнском лесу. Черно-белый фильм, снятый в стране мертвых. Тревога разлита в воздухе. Тревога и опасность. Ты чувствуешь ее каждой клеточкой своего тела, как загнанный зверь чувствует приближение охотников.

Но если тебе удастся поднять бутылку...

Что ж, не хотел бы я быть на месте тех, кто спит сейчас в большом доме, когда я окажусь на свободе.

Полная концентрация внимания.

Начинаю обратный отсчет.

...четыре, три, два, один...

...пора!

Я бросаю последний взгляд в крошечное окошко, чтобы убедиться, что в доме не горит свет. В последний раз прислушиваюсь, не идет ли кто-нибудь по дорожке. Никого. Только я, только парнишка в дальнем углу, только снег идет и с шипением тает на горячей трубе дымохода. Уже далеко за полночь, и они спят — бесстрашные наследники Кухулина, вытатуировавшие у себя на коже скверный портрет безумного воина, привязанного к камню. Им бы подумать о другом человеке, который привязан сейчас к столбам коптильни, но нет, они спят и, возможно, даже видят сны.

Хватит! Довольно медлить!

Неторопливым, хорошо рассчитанным движением я протягиваю ногу и зажимаю горлышко бутылки между пальцами.

Крепче, чтобы не выпала.

Ночь словно затаила дыхание вместе со мной.

Если я не сделаю это сейчас, я никогда этого не сделаю!

...десять, девять, восемь...

Ну?!!

Я резко вскидываю ногу. Бутылка едва не выскальзывает, но я сжимаю ее пальцами, точно клещами, не замечая, как стекло впивается в кожу.

Сломанные ребра отзываются острой болью, когда я сгибаюсь в поясе, но каким-то чудом мне все-таки удается поднять ногу к предплечью.

Пальцами левой руки я перехватываю бутылку.

Крепко!

Кажется, держу.

Какую-то долю секунды я еще сомневаюсь. Это мой боевой топор, мой большой меч, мой гребаный избавитель. Точно — держу.

Сжимая бутылку в руке, я опускаю ногу на землю и перевожу дух. Сплевываю. И начинаю тереть веревку острым краем стекла.

Утро пришло угрюмое и мрачное, и в окошке брезжит неверный, серый свет. Белый туман бесшумно плывет над землей, а тишина такая, словно чума выкосила все живое на мили вокруг. Кажется, из тумана вот-вот выскочит легендарная собака, обитавшая когда-то на болотах близ Баскервиль-холла.

Дверь открылась, и мальчишка у стены поднял голову.

Ключ звякнул о поднос в ее руках.

На подносе стояли тарелка с поджаренными гренками и чашка кофе. Я почувствовал запах подтаявшего масла и растворимого напитка «Санка» без кофеина.

Она посмотрела на меня.

— Ты... освободился?! — удивленно проговорила она.

Я знал это и без нее.

— Но... как? Когда?!

Только что.

Ее рот изумленно приоткрылся.

Нужно было действовать немедля.

Время словно остановилось.

Я взмахнул бутылкой из-под кока-колы и ударил Соню по лицу. Удар с плеча пришелся в скулу — я услышал тупой стук от соприкосновения с костью. Размах был настолько силен, что ее нижняя челюсть сломалась с сухим щелчком.

Прежде чем Соня успела отреагировать, я ударил еще раз, с другой стороны. Это был классический апперкот, выбивший ей несколько зубов и вогнавший осколки костей и хрящи в мягкое нёбо. Густая кровь из разбитых десен потекла Соне на подбородок. Покачнувшись, она стала заваливаться набок. Поднос выпал у нее из рук и со звоном покатился по полу.

— С-с-с-с... — просипела Соня.

Два удара должны были оглушить ее, но мне требовалось, чтобы она оставалась без сознания как можно дольше, поэтому я уперся в стену спиной и изо всех сил пнул ее в живот правой ногой. Задохнувшись, Соня упала ничком и ударилась головой о бревно.

На мгновение мне показалось, что она потеряла сознание, и я огляделся в поисках чего-то, что могло бы сойти за кляп, но тут Соня пошевелилась и с трудом приподнялась на локте. К счастью, она все еще была слишком ошеломлена, чтобы позвать на помощь. На мгновение прижав руку к губам, она посмотрела на окровавленные пальцы.

Ни дать ни взять долбаная Мария, королева Шотландская, перед своим палачом.

Наши глаза встретились.

Я поднял бутылку над головой.

Соня набрала полную грудь воздуха, собираясь закричать.

Я понял, что должен убить ее как можно скорее.

Подпрыгнув, я ударил ее по макушке сразу двумя руками, стараясь вызвать сотрясение мозга. Бутылка, которую я все еще сжимал в кулаке, разлетелась на мельчайшие кусочки, прямо как чертова осколочная граната! О господи!.. Битое стекло было везде: острые как бритва стеклянные осколки сверкнули в неподвижном воздухе и разлетелись во все стороны. Некоторые долетели чуть не до дальней стены, некоторые вонзились в меня и в Питера, словно дротики для дартс. Осколки блестели у Сони в волосах, на губах, в складках век, а несколько кусков покрупнее воткнулись в лоб.

— Ыы-ы!.. — застонала Соня и ткнулась лицом в земляной пол. Из многочисленных порезов хлынула кровь, так что уже через несколько секунд она выглядела так, словно ее окунули головой в красную краску.

Я прислушался.

Снаружи — ничего.

Тогда я наклонился и перевернул Соню на спину. Выглядела она скверно, но я знал, что большинство ран — поверхностные, жизни они не угрожают. Соню начало трясти, как во время эпилептического припадка; она то приходила в себя, то снова отключалась. Ее лицо все еще было утыкано стеклом, но самые крупные осколки уже вывалились. Она не кричала и вообще не издавала ни звука, но я знал, что это продлится не слишком долго.

На мгновение я растерялся, не зная, что делать. Связать ее? Заткнуть рот? Использовать веревку, которой привязывали к столбам меня? Или лучше с помощью куска стекла нарезать из ее одежды полос, связать ей руки за спиной и...

Я слишком долго колебался.

Соня очнулась и громко застонала; поднесла к лицу дрожащие руки и попыталась выдернуть несколько осколков, но только сильнее размазала кровь.

Это был настоящий кошмар, и я понял, что должен положить ему конец. Схватив уцелевшее горлышко бутылки, я попытался вонзить острый край в самое уязвимое место у нее на шее. Стекло с треском вспороло кожу, и я удовлетворенно кивнул, но мое оружие оказалось недостаточно острым. Несколько мгновений я тупо водил стеклом взад и вперед, стараясь перепилить или порвать сонную артерию, но у меня ничего не получалось.

Чертыхнувшись, я отшвырнул горлышко бутылки и торопливо нашарил на полу осколок, который показался мне достаточно острым. Схватил Соню за волосы, запрокинул ей голову назад и чиркнул стеклом по горлу, прежде чем она успела издать первый вопль. На этот раз у меня все получилось. Ярко-алая кровь из перерезанной артерии фонтаном ударила в потолок, и я машинально оттолкнул тело, чтобы не испачкаться.

Осторожно выглянув из коптильни и убедившись, что вокруг все спокойно, я вернулся к Соне. Меньше чем через полминуты все было кончено.

Слава богу!..

Но расслабляться было рано: чтобы остаться в живых, нужно было действовать, и действовать решительно.

Перешагнув через Соню, я подковылял к Питеру и сдернул с его головы повязку, закрывавшую глаза.

— Кто? Что?! — спросил он, испуганно моргая.

Перебирая в ладони ключи, упавшие с Сониного подноса, я обнаружил один, похожий на ключ от висячего замка. Взявшись за цепь, которой Питер был прикован к столбу, я вставил ключ в замок. Ключ повернулся, и дужка замка открылась.

Ни объятий, ни благодарности, ни даже вздоха облегчения от Питера я так и не дождался. Парнишка как зачарованный уставился на шею Сони, напоминавшую теперь отходы с бойни — сплошной клубок разорванных мышц и сухожилий. Лужа крови была такая большая, что земляной пол ее уже не впитывал, кровь растеклась по всей коптильне и даже просочилась под дверь.

— В-вы... Что вы наделали? Зачем?! О господи, вы... — потрясенно проговорил он. С каждым словом его голос набирал силу, и в нем зазвучали визгливые, истерические нотки.

Я прервал его, приложив парню палец к губам. Питер замолчал и только растерянно тряс головой.

— Остынь, сынок. А на будущее учти: если мне покажется, что из-за тебя могут убить нас обоих, я сразу тебя прикончу. Поэтому не ори. Без шума, понял? — строго приказал я.

Пит кивнул.

— Вот и отлично.

Сняв замок и размотав цепь, я освободил парня. Питер потер запястья, застонал, посмотрел на меня и, видимо, не в силах удержаться, снова повернулся туда, где лежала Соня.

— Зачем вы убили ее? — спросил он. — Это было... обязательно?

— Нужно было помешать ей поднять тревогу. И это был единственный способ, — объяснил я.

— Но, может быть, ее можно было просто связать или...

— Хватит болтать, — перебил я, награждая Питера взглядом, который заставил его замолчать на полуслове. Мне было ясно, что никакой помощи я от него не дождусь, так пусть хоть не мешает.

Оглядевшись по сторонам, я заметил свои трусы и брюки, валявшиеся в самом дальнем углу коптильни. Натянув их, стал искать протез. У меня была слабая надежда, что и он валяется где-нибудь у стены, но его нигде не было. Должно быть, кто-то из «Сыновей Кухулина» в приступе мелкой мстительности выбросил его в помойку или сжег.

Это осложняло дело, и я задумался. Без протеза я мог либо кое-как ковылять, либо прыгать на одной ноге. Ни то, ни другое меня решительно не устраивало, и все же я опробовал оба этих способа передвижения. Прохромав от одной стены до другой, я развернулся и запрыгал в обратном направлении. Выяснилось, что в первом случае я двигался даже чуть быстрее, а устал меньше.

— Что нам теперь... — начал было Питер, но я отмахнулся от него и замер. Мне послышался какой-то звук снаружи.

— Что ты там уронила, Соня?! — крикнул кто-то от большого дома.

Джеки!..

Бросившись к двери, я чуть-чуть ее приоткрыл. Джеки стоял на крыльце в пижамных штанах, шлепанцах и кожаной куртке. В руке он держал револьвер.

Я посмотрел на Питера.

— Скоро начнется заварушка, — сказал я ему. — Ты оставайся здесь и поглядывай. Как только предоставится возможность — беги в лес. Не останавливайся, не возвращайся назад — просто беги, и всё. Мы находимся примерно в десятке миль от городка под названием Белфаст. Он расположен на побережье, поэтому тебе нужно двигаться на восток. Ты знаешь, где восток?

— Там, где встает солнце.

— Молодец, скоро будешь настоящим следопытом. В общем, беги, пока не попадешь в этот долбаный Белфаст или любой другой населенный пункт. Оттуда позвонишь в полицию. Ты помнишь, как меня зовут?

— Майкл Форсайт.

— Точно. Заставь легавых связаться с ФБР. И пусть во весь дух мчатся сюда — в летний дом Джерри Маккагана. Повтори.

— Позвонить в полицию и в ФБР. Пусть пошлют людей к дому Джерри Маккагана. А... а вы что собираетесь делать?

— Останусь здесь и попытаюсь остаться в живых. Они забрали мой протез, а я без него не ходок. Придется что-то придумать, чтобы продержаться, пока не подоспеет помощь.

— Давайте я тоже останусь и помогу вам. Все-таки нас будет двое — это лучше, чем один. Я учился в военном кадетском корпусе, так что я кое-что...

Я положил ему руку на плечо.

— Спасибо за предложение, но — нет. Я тоже прошел очень тяжелую школу, и мне будет спокойнее, если не нужно будет беспокоиться о тебе. Кроме того, ты должен привести сюда копов, чтобы спасти мою чертову шкуру. В буквальном смысле, — закончил я, поглядев на кровавую рану на груди, где Трахнутый вырезал у меня кусок кожи.

— Что я должен сделать?

— Я же сказал — беги на восток так быстро, как только можешь. Свяжись с полицией. Если они прикончат меня быстро, они бросятся за тобой как бешеные псы.

— Может быть, лучше как-то поговорить с ними, убедить....

Я покрепче уперся в пол здоровой ногой и отвесил ему звонкую оплеуху:

— Слушай меня, Ганди недоделанный, я больше повторять не буду: нужно убить их, иначе они убьют нас. Вот как стоит вопрос. Твоя задача — выбраться отсюда и привести помощь. Выжить. Выжить во что бы то ни стало, потому что от этого зависит и моя жизнь. Ты понял?

Он кивнул.

Я шагнул к чуть приоткрытой двери коптильни и выглянул. Джеки шел по дорожке, что-то бормоча себе под нос и стараясь не замочить шлепанцы в тающем снегу. Он казался совершенно спокойным, хотя ему уже давно следовало встревожиться. Но он ничего не подозревал.

— О'кей, сюда идет один из них. Молчи и не шевелись.

Я разыскал свою изорванную майку и натянул на себя, подобрал с пола тост, стер с него кровь и съел, запив глотком кофе, каким-то чудом сохранившимся в опрокинутой чашке.

— Эй, Соня, у тебя все в порядке? — спросил Джеки, останавливаясь в нескольких футах от двери коптильни. Когда ответа не последовало, он нерешительно переступил с ноги на ногу и поднял револьвер.

— Соня!..

Ну иди сюда, мальчик. Иди скорее!

Джеки оглянулся на дом, потом проверил, заряжено ли его оружие.

— Соня, что случилось? — снова позвал он.

Иди сюда, Джеки-бой!

— Эй, Соня!.. — Он в последний раз окликнул жену босса, и на его лице отразились недоумение и беспокойство. Не дождавшись ответа, Джеки попятился от двери, и я понял, что он не войдет. Он не решался самостоятельно выяснять, в чем дело, и вознамерился позвать Трахнутого. Теперь Джеки был почти испуган и полон подозрений. Кто его знает, что произошло в коптильне! Может быть, этот чертов Форсайт выкинул какой-то трюк. Может быть, у Сони случился сердечный приступ. А может быть, дача уже окружена полицией. Как бы там ни было, Джеки чувствовал, что возникшая проблема в компетенции Трахнутого. Ему самому она была явно не по плечу.

Повернувшись, он зашагал обратно к дому.

Это был мой шанс.

Я уже давно запасся подходящим осколком стекла. Толкнув дверь, я кое-как пробежал по снегу несколько шагов и прыгнул ему на спину.

Правой рукой я вонзил стекло в его руку с револьвером. Левой обхватил голову Джеки, зажав рот, и резко дернул, пытаясь сломать шею. На мгновение я увидел его лицо, выражавшее целую гамму самых разнообразных эмоций, но главной из них был ужас. Джеки не мог произнести ни слова. В следующий миг он поскользнулся на талом снегу и упал на дорожку.

Теперь я не мог сломать ему шею, зато, падая, Джеки выронил револьвер.

Мы покатились по снегу. Джеки продолжал смотреть на меня расширенными от страха глазами и почти не сопротивлялся. Кусок стекла, тускло блеснув в слабом утреннем свете, словно живой метнулся к его горлу. Джеки, похоже, даже не понял, что это моя рука сжимает его в пальцах. Он был до того потрясен и парализован ужасом, что ему и в голову не пришло укусить руку, которой я зажал ему рот, и позвать на помощь. А еще через мгновение стекло со свистом рассекло кожу у него на шее и, отпрянув, словно атакующая кобра, нанесло второй удар.

— Госп... — попытался произнести он, но адская боль и зверская гримаса на моем лице помешали ему договорить. Чуть ниже его «адамова яблока» зиял глубокий разрез. Стекло рассекло Джеки яремную вену.

Тут он словно опомнился и вяло ударил меня левой рукой в бок.

В последние два дня меня так часто били, что я почувствовал удар, только когда Джеки повторил свою попытку.

Тут я вспомнил о револьвере и, оглядевшись, увидел его в нескольких футах от себя. Двинув Джеки локтем по горлу, прямо по кровоточащей ране, отчего он едва не задохнулся, я потянулся к оружию. Он попытался помешать мне, но я ударил его головой в лицо с такой силой, что сломал нос.

В последней отчаянной попытке спастись Джеки рванулся куда-то вбок и едва не вывернулся из-под меня.

Но застать меня врасплох ему не удалось.

Схватив револьвер за ствол, я нанес Джеки три быстрых удара рукояткой по голове.

— Бла-а-а... — выдохнул Джеки и потерял сознание.

Стрелять было нельзя, но я должен был прикончить Джеки как можно скорее. Мы находились на открытом месте, и стоило кому-то из моих врагов случайно взглянуть в окно...

Перевернув Джеки на бок, я лег позади него и обхватил его шею согнутой в локте правой рукой. Левой кистью я взялся за правое запястье и начал сжимать горло в так называемом «стальном захвате». Перед самым концом Джеки на мгновение очнулся и несколько раз судорожно дернулся, задыхаясь, но я уперся ему коленом в спину. Что-то щелкнуло, хрустнуло, и его тело обмякло, но я хотел быть уверен, что Джеки не просто потерял сознание. Отыскав в снегу стекло, я еще глубже разрезал ему горло. Кромка стекла успела затупиться и не столько резала, сколько рвала кожу и мясо, клочья которого оставались на моем импровизированном оружии.

Когда я закончил, Джеки выглядел намного хуже, чем Соня.

Должно быть, тут сыграли роль какие-то личные мотивы, потому что я почти обезглавил его осколком стекла. Горло Джеки было перерезано, что называется, от уха до уха, и голова держалась на одном лишь позвоночнике да нескольких клочках кожи и мышц.

Нехорошо получилось.

Напрасная трата сил — вот что я имею в виду.

Незачем устраивать бойню, будто я — одуревший от фенциклидина подросток. Чтобы остаться в живых, я должен экономить усилия.

Взвесив на руке револьвер Джеки, я крутанул барабан и проверил механизм. Это оказался «Смит-Вессон» калибра .22 — симпатичная маленькая игрушка. Точно такая же была у меня когда-то в Нью-Йорке.

Что ж, пока все складывается удачно. С трудом поднявшись, я захромал назад к коптильне. Питер стоял на пороге, широко раскрыв рот.

— Вот теперь тебе пора, — сказал я. — Беги что есть духу, поднимай тревогу.

— Вы... вы не ранены?

— Ты еще здесь, сынок? Пошевеливайся. Можешь ориентироваться по старой железнодорожной линии — куда-нибудь она да приведет.

— Но я не...

Я отвесил ему еще одну звонкую оплеуху:

— А ну марш!.. Кому сказано?!

Хромая, скользя и спотыкаясь в снегу, Питер бросился к лесу. Вскоре он исчез за деревьями, а я вернулся в коптильню и сел, с трудом переводя дух. На полу я нашел еще кусочек гренка и съел его. Протянув руку за порог, набрал пригоршню снега и отправил в рот. Снег был очень холодный, но я не имел ничего против. Наоборот, мне это было даже приятно.

Потом я задумался, как быть дальше. На мой взгляд, существовал только один разумный способ действий. Мои противники были вооружены ружьями, и они были профессионалами. Трахнутый, во всяком случае, находился в хорошей физической форме и, вероятно, умел неплохо разбираться в следах. Медлить было нельзя. Нужно было атаковать в лоб, воспользовавшись фактором неожиданности.

Убить Трахнутого, завладеть его оружием и вынудить Джерри и Кит сдаться.

Элементарно!

Я отправил в рот еще горсть снега и подполз к трупу Джеки, взглянул на его наручные часы: почти семь утра. В семействе Маккаганов обычно встают рано, но вчера — господи, неужели это было только вчера?! — Джерри спал довольно долго. А Трахнутый должен быть измотан после двух дней заплечного труда. К тому же вчера они выпили и поздно легли.

Я еще раз обдумал ситуацию. Если в доме все спят, это существенно меняет дело. Я могу попробовать бежать. Или, еще лучше, попытаться угнать одну из машин.

А что, идея неплохая!

И главное, чтобы проверить ее, не понадобится много времени.

Я принялся закидывать снегом труп Джеки, чтобы тот, кому придет в голову бросить беглый взгляд из окна, ничего не заподозрил.

Закончив, отступил немного назад. Гм-м... С расстояния в пару шагов можно было различить и очертания тела, и кровавые пятна на снегу, но я надеялся, что издалека моя маскировка производит более убедительное впечатление.

Я проковылял к засыпанному снегом «мерседесу» и потянул ручку дверцы. Дверь была не заперта. Забравшись внутрь, я устроился на сиденье и стал искать ключи. Посмотрел и в перчаточнице, и за солнцезащитными щитками, и в держателе для стаканов.

Ничего.

Стоп!.. Если это машина Сони, значит, на той связке, которую она принесла с собой, могли быть и ключи от зажигания. Даже наверняка.

Я вылез из машины и прикрыл за собой дверь.

— Черт побери, куда все подевались? — донесся вдруг из дома громкий голос Трахнутого. — И где мой кофе?

Насколько я мог судить, Трахнутый уже спустился на первый этаж и теперь разыскивал Соню. Дьявольщина!

К тому моменту, когда я дохромаю до коптильни, возьму ключи и готов буду возвращаться назад, он уже выйдет на крыльцо со своим неразлучным пистолетом и, конечно, пристрелит меня, как только увидит. Я могу попытаться снять его первым, но, если мне это не удастся, «честной» схватке придет конец. Джерри услышит выстрелы, схватит свое большое ружье и выглянет в одно из верхних окон. Я буду у него как на ладони, и уж он не промахнется.

Увы, о «мерседесе» придется забыть.

У меня оставалось только два выхода: либо бежать в лес прямо сейчас, либо все же решиться на штурм, пока двое моих врагов еще спят.

— Ну, что ты выбираешь, Майкл? — шепотом спросил я себя.

Впрочем, я уже знал ответ, и уговаривать себя мне было не нужно. Покончить с Трахнутым — вот чего я желал больше всего.

Однажды, много лет назад, я уже штурмовал в одиночку большой дом, битком набитый моими врагами, и победил. Тогда тоже лежал снег. Любопытное совпадение. Смерть, я и снег, очевидно, созданы друг для друга.

Крепко сжав в руке револьвер, я захромал к парадному крыльцу дачи.

Из неплотно прикрытой входной двери тянуло табачным дымом — душистым, плотным дымом только что набитой сигареты. Прижавшись к щели ухом, я попытался уловить обрывки разговора, но не услышал ни звука. Трахнутый молчал, похоже, его замечание насчет кофе было риторическим.

Но это не значило, что он не насторожился. Скорее наоборот.

Взявшись за ручку, я слегка приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Трахнутый сидел за столом, положив ноги на соседний стул, и листал какой-то журнал. На нем были коричневые брюки и горчичного цвета рабочий свитер. На плечи Трахнутого был накинут вылинявший домашний халат, а седеющие волосы скрывала теплая вязаная шапочка.

Я еще немного приоткрыл дверь и просунул внутрь руку с револьвером.

Трахнутый не пошевелился, когда я вошел, хотя наверняка почувствовал ворвавшийся в помещение холодный воздух с улицы.

Я прицелился.

Трахнутый перевернул страницу журнала и глубоко затянулся сигаретой.

— Вы оба простудитесь насмерть, — сказал он, не поднимая головы.

Я искал глазами его пистолет. На столе валялись газеты и журналы, стоял кофейник, но оружия не было видно. Конечно, он мог лежать и в кармане, но мне почему-то казалось, что Трахнутый немного расслабился и оставил пистолет в спальне наверху. Иными словами, он не был вооружен, что меня вполне устраивало.

Я вошел в дом и закрыл за собой дверь.

Трахнутый перевернул следующую страницу, а я бросил быстрый взгляд в сторону ведущей наверх лестницы. Я боялся, что там могли притаиться Джерри с дробовиком или Кит, но на ступеньках никого не было. Значит, это не ловушка.

Я сделал несколько шагов вперед, оставляя на ковре следы крови и тающего снега.

— Как все-таки насчет кофе?.. — начал Трахнутый и обернулся. В мгновение ока его лицо переменилось: сначала оно выразило удивление, потом — страх, уступивший место мрачной сосредоточенности человека, глядящего в лицо смерти.

Трахнутый опустил журнал на колени. Еще раз затянулся сигаретой.

— Как, мать твою, тебе удалось выбраться? — спросил он.

— С помощью колдовства, конечно.

— Че-го?

— С помощью колдовства, говорю. А теперь, старина, будь добр, подними повыше руки и не опускай, — сказал я.

Положив сигарету в пепельницу, Трахнутый поднял руки и пристроил их на обтянутую шапочкой макушку.

Я еще раз огляделся по сторонам.

— Где Джерри и Кит?

— Спят, — ответил Трахнутый и презрительно качнул головой.

Я понял, что означает этот жест. Они его подвели. В который уже раз подвели... С его точки зрения виноватым всегда оказывался кто-то другой: себя Трахнутый считал непогрешимым.

Несколько секунд мы разглядывали друг друга. Вот Трахнутый прищурился, выдохнул сигаретный дым. На его пересохших от волнения губах вздулся и лопнул пузырек слюны.

— Ну и что ты собираешься делать, Майкл Форсайт, убийца Темного, предатель, агент долбаного Федерального бюро? Арестовать меня?

— Нет. — Я покачал головой.

Мой ответ на мгновение поставил его в тупик, но уже в следующую секунду Трахнутый понимающе улыбнулся. Улыбка у него была широкая, и в ней смешивались ненависть и бравада.

— А-а, понимаю... — проговорил он, растягивая слова. — Это личное, так? Та женщина из Ньюберипорта... Я угадал?

— Угадал.

— Что ж, в тот раз тебе все-таки удалось меня провести. Ведь я был почти уверен, что ты с ней как-то связан, но потом, когда ты помог нам закопать ее на Плам-Айленде и больше ни словом о ней не обмолвился, я поверил, что она для тебя ничего не значила. — Голос его звучал теперь чуть громче.

— Говори потише, Трахнутый, — сказал я. — И не вздумай опускать руки.

Трахнутый снова улыбнулся, на сей раз явно через силу. Его лицо сморщилось, разом утратив по-юношески вызывающий вид. Когда же он послушно поднял руки повыше, я как будто увидел его заново. Налет таинственности исчез, на лице ясно проступили следы прожитых лет, и я увидел перед собой немолодого мужчину, который с каждым годом становится старее, ленивее, глупее и все хуже реагирует на неожиданные удары судьбы — особенно если они принимают облик представителя молодого поколения, который не только перехитрил его, но и собирается убить.

— И еще одно... Ни ты, ни она так и не заговорили. Уж не знаю, как вас теперь готовят, но на меня это произвело большое впечатление. Впрочем, возможно, я просто немного размяк... — произнес он и потянулся одной рукой к сигарете.

— Руки на голову, Трахнутый!

— Извини, Майкл, я забылся, — ответил он и, вернув руку на место, забарабанил по макушке пальцами.

Я сделал еще несколько шагов вперед, пока не оказался достаточно близко.

Я не собирался злорадствовать, оскорблять его, не собирался давать ему чертово последнее слово. Для всех этих мелодраматических эффектов не было времени, к тому же это был не мой стиль. Мне нужно было только получить от него информацию, после чего я немедля избавился бы от Трахнутого.

— Твое оружие с тобой? — спросил я.

— Нет. Можешь мне не верить, но я говорю правду.

— Встань и выверни карманы халата. Только очень медленно, Трахнутый...

Он поднялся и вывернул карманы.

— Я оставил пистолет в туалете на бачке, — сказал он.

— Сядь.

Трахнутый снова опустился на стул и без напоминаний положил руки на голову.

— О'кей. Где дробовик? — спросил я. — Где лежит та чертова пушка, которая вчера была у Джерри?

— Почему ты думаешь, что я тебе скажу?

— Потому что иначе я тебя убью.

— Двустволка Джерри в моей комнате. Я ее чистил, — сказал он.

— Заряжена?

— Да, кажется.

— Ты должен знать точно. Так она заряжена или нет?

— Нет, — признался он.

— Где патроны?

— Там же, в моей комнате. Лежат на тумбочке.

— Которая из комнат твоя?

— Первая комната налево. Через две комнаты от твоей. А на что тебе понадобился дробовик?

Трахнутого я уже решил убить, но остальные двое были нужны мне живыми. Револьвером двадцать второго калибра Джерри напугать было трудно, а мне хотелось, чтобы он сразу понял: у него нет ни единого шанса. Если я застрелю Трахнутого сейчас, Джерри проснется и вполне может успеть добраться до ружья в спальне приятеля. И тогда он с легкостью вышибет мне мозги. Но если я не буду спешить, если отведу Трахнутого наверх и завладею двустволкой, тогда я убью его на месте, а сам отправлюсь к комнате Джерри. Когда он увидит направленное на него крупнокалиберное ружье, у него не будет выбора. Ему придется сдаться. Бросаться на человека с двустволкой — чистое самоубийство, и Джерри не может этого не понимать.

Когда он сдастся, я отведу его и Кит вниз, найду телефон и...

Кажется, неплохо придумано.

— Сними пояс с халата.

Трахнутый вытащил из петель толстый витой шнур с кистями и протянул мне.

— Повернись, руки за спину, — скомандовал я.

— Я думал, ты хочешь меня убить, — сказал Трахнутый вызывающим тоном.

— Это еще успеется, времени у меня достаточно. А сейчас повернись.

Он улыбнулся, сплюнул.

— Побыстрее.

Трахнутый повернулся и заложил руки за спину.

— О'кей, Трахнутый, — сказал я. — А теперь имей в виду: одно резкое движение, и твои мозги вылетят наружу.

На одном конце пояса от халата я сделал скользящую петлю и, набросив ему на запястье, туго затянул. Выждал несколько мгновений: если Трахнутый собирается что-то предпринять, то именно сейчас у него осталась последняя возможность сделать это. Но он стоял спокойно и не двигался. Тогда я сделал вторую петлю, надел на другую руку и закрепил узел, так что между запястьями осталось дюйма четыре шнура, за который я собирался держаться на случай, если Трахнутый решит броситься наутек. Покончив с этим, я развернул его лицом к себе.

— Вот так, дружище. Сейчас мы поднимемся наверх и возьмем ружье. Если будешь вести себя хорошо, может быть, я оставлю тебя в живых, — солгал я.

— Я вижу, ты передумал? Вот что бывает с человеком, который слишком тесно общается с федералами. Он превращается в кисель, в тряпку, — сказал Трахнутый с презрением.

— Думай как хочешь. А сейчас — марш наверх... Если попытаешься подать сигнал Джерри, я тебя убью. Понятно?

— Понятно. — Трахнутый кивнул, и по его лицу скользнуло какое-то странное выражение, значения которого я не понял. Мне, впрочем, показалось, что мой пленник чем-то озабочен.

— Скажи мне одну вещь, Майкл. Этот парнишка, его ты тоже оставил в коптильне?

А-а, понятно... Трахнутый беспокоится о своем протеже.

— Какой парнишка?

— Джеки. Ты привязал его к столбу?

— Извини, Трахнутый, Джеки пришлось убить.

Он судорожно сглотнул и побледнел.

— А... Соню? — спросил Трахнутый, и мне показалось, что он утратил часть своего самообладания.

— Ее тоже. Мне не хотелось, но пришлось. У меня не было выбора.

— Ах ты гнида легавая, фараон хренов, сволочь! — злобно выругался Трахнутый.

— Я сказал — потише. Повторять я не буду.

Трахнутый качнул головой. На его виске набухла и опала какая-то жила, потом он внезапно расслабился. Нет, хороший игрок в покер из него никогда бы не получился. Я сразу понял, что Трахнутый что-то задумал.

Когда-то меня это могло обеспокоить, даже напугать, но не теперь. Я изменился. И я видел Трахнутого насквозь. Он стал мне понятен. Старый, предсказуемый и к тому же связанный, он был мне не страшен. Пусть строит планы, все равно из этого ничего не выйдет.

Я был вооружен и готов к любому повороту событий.

— Давай двигай, — велел я. — Мне нужно это ружье, и, если все пройдет благополучно, ты, быть может, в конце концов окажешься в тюрьме, а не в могиле.

И я слегка подтолкнул его к лестнице.

Да, мы поднимемся в его комнату вместе. Там я возьму дробовик, пристрелю этого сукиного сына, арестую Джерри и Кит, отведу их в коптильню и привяжу к столбам. Потом надо будет вернуться в дом и развязать руки Трахнутому, чтобы впоследствии я мог сказать, будто это была самозащита, а не хладнокровное убийство человека, который мне ничем не угрожал.

Трахнутый начал подниматься по ступеням. Халат болтался у него на плечах, шаги были неуверенные. На полпути он остановился.

— Знаешь, мне как-то не очень хочется в тюрьму, Майкл, — сказал он.

— Боюсь, в данном случае твое мнение никого не интересует.

Он поднялся еще на одну ступеньку.

— Как тебе известно, комедия всегда заканчивается свадьбой, трагедия — смертью, — проговорил он многозначительно.

— А у нас что: трагедия или комедия? — спросил я осторожно.

— Скоро узнаем, — ответил он и, не поворачиваясь, вдруг оттолкнулся от ступенек и бросился на меня всем телом. Я не удержался, и мы покатились по лестнице вниз. Когда мы достигли ее подножия, Трахнутый оказался сверху. Он с такой силой припечатал меня к полу, что у меня из легких с шумом вырвался весь воздух. Револьвер я выронил, и он отлетел куда-то под стул.

Не давая опомниться, Трахнутый ударил меня головой в лоб.

— Вот я тебе покажу!.. — прохрипел он.

Трахнутый прилагал отчаянные усилия, стараясь освободить руки, но я связал его крепко. Мне удалось довольно быстро скинуть его с себя, и он откатился в сторону. В следующую секунду Трахнутый перекинул шнур, которым были связаны его руки, через свою пятую точку, опустил ниже и просунул через петлю сначала левую, потом правую ногу. Должен сказать, что проделано это было на редкость быстро и ловко — особенно для такого старика, каким я его считал. Не тратя времени даром, Трахнутый еще раз попытался развязать узел, но он не поддался. Его руки оставались связанными, но не сзади, а спереди. Теперь Трахнутый был намного опаснее, что он не замедлил продемонстрировать. Он бросился на меня, но я это предвидел и успел приготовиться к атаке. Полутора секунд, которые у меня были, мне хватило, чтобы снова завладеть револьвером и направить на него.

В следующий миг Трахнутый доказал, что он отнюдь не чудом пережил несколько покушений.

Прежде чем я успел нажать на спусковой крючок, он ударом ноги выбил у меня из рук револьвер — тот отлетел далеко в угол. И тут же Трахнутый попытался лягнуть меня снова, но я схватил его за ногу и резко вывернул.

Но он выдернул ногу из шлепанца и, шипя и брызгая слюной, бросился на меня. Я успел ударить его в лицо, сломав нос, так что кровь залила ему глаза. Почти ничего не видя, Трахнутый наугад махнул кулаком. Он метил в голову, но промахнулся. К несчастью для меня, локтем он задел мои сломанные ребра. Жгучая боль пронзила меня, как удар электрического тока. Я был почти парализован и едва мог пошевелиться.

— Ф-фууу!.. — выдохнул я.

Воспользовавшись моментом, Трахнутый прижал мои руки коленями к полу. Накинув мне на шею пояс, которым были связаны его руки, он начал не спеша душить меня, с трудом сдерживая бушевавшую в нем ярость и восторг, которые испытывают все профессиональные убийцы, приканчивая жертву. Его широко раскрытые серые глаза оставались, впрочем, холодными, лишенными всякого выражения.

Так вот что видела Саманта перед тем, как он убил ее!..

— Тебе конец, Форсайт! — проговорил Трахнутый негромким, почти нежным шепотом. Он налегал на пояс всей тяжестью, и я уже чувствовал приближение обморока. Глаза вылезли из орбит, в ушах зазвенело...

Если бы Трахнутый душил меня рояльной струной, проволокой или хотя бы нормальной веревкой, сейчас бы он, а не я, рассказывал эту историю. Но витой шнур, служивший ему поясом, был слишком толстым и эластичным. Трахнутому был необходим больший рычаг, а для этого он должен был захлестнуть шнур вокруг моей шеи и тянуть за концы двумя руками.

Вместо этого он продолжал давить шнуром на мое горло, но я все еще был жив.

— Я все равно тебя убью! — прорычал Трахнутый, и я почувствовал на лице его дыхание. Приподняв мне голову, он продернул шнур между моим затылком и полом. Трахнутый проделал это довольно быстро, но этого хватило, чтобы я успел глотнуть воздуха. Я набрал его полные легкие и, в последнем, отчаянном усилии рванувшись вверх, укусил Трахнутого за щеку, отхватив зубами порядочный кусок.

Трахнутый завопил от неожиданности и боли, и я, пнув его своей окровавленной культей, сбросил его на пол. Трахнутый упал на спину, а я поспешно перекатился и встал на четвереньки.

— Джерри, Джерри, проснись! Тревога! Джерри, Кит, проснитесь! — заорал Трахнутый во все горло и, перевернувшись, пополз ко мне, задрав вверх окровавленное лицо.

Я бросился к револьверу, схватил, взвел курок и выстрелил Трахнутому в живот.

Трахнутый ткнулся лицом в пол и остался лежать.

— Джерри!.. — простонал он.

Наверху послышался шум шагов. Придется бежать со всей мочи, чтобы успеть схватить это чертово ружье!

Получив пулю в живот, Трахнутый уже не мог сопротивляться. Выстрел получился как нельзя более удачным, но я знал, что на оружие двадцать второго калибра нельзя полагаться, поэтому я прыгнул к Трахнутому, ударил револьвером по затылку, пнул под ребра и, прижав коленом к полу, вывернул ему голову набок.

— Я достану тебя, Форсайт!.. — прохрипел Трахнутый.

— Тогда тебе лучше поторопиться, — ответил я и, прижав ствол револьвера к его голове чуть выше уха, нажал на спуск.

Кровь, осколки кости и ошметки мозга забрызгали мне правую руку чуть не до локтя.

— Эй, что там происходит, черт побери?! — заорал наверху Джерри.

Я быстро перевернул Трахнутого на спину и выстрелил ему в лоб. На сей раз пуля пробила аккуратное отверстие над его левым глазом. Наклонившись, я нащупал артерию у него на шее. Пульса не было.

Я выпрямился. Черт, мне необходимо это большое ружье!

Сунув револьвер в карман штанов, я на четвереньках побежал вверх по лестнице.

— Папа?! — позвала из своей спальни Кит.

Я был уже на верхней площадке. Первая комната налево по коридору действительно оказалась спальней Трахнутого. Здесь валялись его куртка, его солнечные очки и номер «Хаслера», но никакого ружья.

Будь ты трижды проклят, Трахнутый!

— Встань позади меня, Кит. Вот так, — услышал я в коридоре голос Джерри. Выглянув в щелку, я увидел его — в черном шелковом кимоно на голое тело и с мощной двустволкой в руках. Из-за его плеча выглядывала Кит, вооруженная пистолетом.

Джерри заметил меня. Я чуть успел отпрянуть назад, как раздался выстрел, и дверной косяк разнесло в щепки.

— Патрон! — скомандовал Джерри дочери.

Я захлопнул дверь и задвинул щеколду. В комнате было жарко: электрообогреватель работал на полную катушку. Я смахнул пот со лба и открыл окно, чтобы посмотреть, смогу ли я выбраться наружу.

Секунду спустя Джерри превратил входную дверь в решето. О господи!

Я направил револьвер на дверь. Нужно с ним поговорить. Хотя бы потянуть время...

— Эй, Джерри, выслушай меня. Трахнутый мертв. Джеки и Соня тоже. Я освободил Питера и позвонил девять-один-один, так что полиция уже мчится сюда. Игра проиграна, Джерри, сдавайся! — крикнул я.

— Пошел к дьяволу, Форсайт! Мы убьем тебя! Выходи и сразись со мной лицом к лицу, как мужчина! — проорал в ответ Джерри.

Но я не собирался никуда выходить. Против двух вооруженных до зубов противников у меня не было ни полшанса.

— Подумай о Кит, Джерри! Тебе уже не выпутаться. Я оставил на яхте записку, и полиция уже знает, что это ты похитил Питера. И даже если сейчас ты меня убьешь, это ничего не изменит: ты все равно не сможешь вернуться к прежней жизни. Питер уже мчится в Белфаст, скоро здесь будут легавые. Все кончено, Джерри. Тебя отправят в тюрьму за соучастие в убийстве, но Кит они смогут предъявить обвинение только в похищении. Подумай о ней, Джерри. Если ты сложишь оружие и сдашься, я позабочусь о том, чтобы она получила не больше пяти лет. Даю слово!.. Как ни крути, пять лет лучше, чем пожизненный срок или смертный приговор.

— Чего стоит твое слово, Форсайт? — прорычал в коридоре Джерри.

— Клянусь, Джерри, я сделаю, как сказал, — не отступал я.

Джерри проговорил что-то вполголоса, потом я услышал голос Кит:

— Нет, папа, мы можем спастись. Мы сядем в машину и уедем в Канаду. Нас там никто не найдет.

Старушка Кит оставалась верна себе. Не умирай, пока живешь, и все такое...

Ее упорство, казалось, укрепило решимость Джерри.

— Эй ты, ублюдок! За всю жизнь Соня никому не причинила вреда. Она настаивала, чтобы мы тебя отпустили, а ты ее убил. Зачем ты это сделал, грязный сукин сын?

Не успел я ответить, как Джерри вышиб ногой остатки двери и втиснулся в дверной проем с двустволкой наперевес. Я выстрелил и впопыхах промахнулся. Джерри только поморщился и вскинул ружье, но в последний момент оступился. Выстрел сразу из двух стволов разворотил деревянный пол довольно далеко от меня, и все же одна-две картечины угодили мне в ногу. Я потерял равновесие и, пробив москитную сетку, спиной вперед вывалился в раскрытое окно. Пролетев футов десять, я рухнул на подтаявший снег.

Приземлился я довольно удачно, счастливо разминувшись с поленницей.

В окне надо мной появилось широкое лицо Джерри.

— Патроны, Кит! — крикнул он.

Кит подала ему два патрона. Джерри переломил ружье и загнал патроны в дымящиеся стволы.

Я попытался встать хотя бы на одну ногу, но падение слегка оглушило меня. Стена дома, Джерри в болтающемся кимоно, Кит в пижамке с котятами («Привет, Китти!») — все раскачивалось и плыло у меня перед глазами.

Черт, если я сейчас же не сдвинусь с места, от меня останется только некролог в газете! Сунув револьвер в карман, я перевернулся на живот и, петляя, как чертова гиена, на четвереньках поскакал к деревьям, благо до них было недалеко. Снова грохнул выстрел, и снова Джерри промахнулся на целую милю. Ему следовало успокоиться, взять себя в руки и не стрелять навскидку, а получше целиться.

Нет, я не собирался давать ему советы. В этот миг я услышал, как выстрелил пистолет Кит.

Бамм-бамм-бамм. Три раза подряд.

Иисус, Мария и Иосиф! Она тоже стреляла в меня, и, судя по звуку, ее пистолет не был детской игрушкой вроде моего. Две пули калибра девять миллиметров взрыли снег далеко справа от меня. Затем Кит скорректировала прицел, и третья пуля ушла далеко влево.

Но вот и спасительный лес. Спрятавшись за дерево, я прижался спиной к стволу. Слегка отдышавшись, сунул руку в карман — револьвера не было. Я бросил взгляд в сторону дома, но оружия не увидел. Револьвер, наверное, зарылся в снег, и теперь мне его не найти.

Раз уж не везет, так не везет!

Джерри и Кит уже не было в окне. Несомненно, они спускались вниз, чтобы прикончить меня. Джерри никогда не отличался проворством, свойственным психопатам-убийцам, но сейчас у него на руках были все козыри: дробовик, исполненная энтузиазма помощница и хороший ночной сон.

Пора сматываться.

И я двинулся дальше, в глубь леса.

Ощущение дежавю нахлынуло на меня. Примерно то же самое я переживал вчера, но с одной существенной разницей: вчера я еще мог бегать, а сегодня едва ковылял на одной ноге. Спрятаться от преследователей я и подавно не мог — выследить меня по кровавым следам на свежевыпавшем снегу было проще простого. С этой задачей не справился бы только слепой.

— Сюда, Кит! — услышал я крик Джерри. — Только держись позади меня, о'кей?

Я обернулся. В просвет между деревьями я видел, как Джерри, отдуваясь, выбежал из дома и, пыхтя, бросился к деревьям. Свою пушку для охоты на слонов он держал наготове. Кит с пистолетом держалась на шаг позади него. На полдороге Джерри поскользнулся в снегу и случайно нажал на курок. Кит, напуганная грохотом, тоже выстрелила куда-то в сторону леса.

Да, не похоже, что в ближайшее время их возьмут в олимпийскую сборную по биатлону.

— Ты не видела, куда он побежал? — спросил Джерри, торопливо перезаряжая двустволку.

Ответа Кит я не расслышал, но мне было ясно: если у них есть хоть капелька ума, скоро они заметят оставленные мною следы. Поэтому я не стал медлить и захромал прочь, задевая ветки и мох, наступая на скрытые под снегом сучья, сосновые шишки и камни. Должно быть, из-за холодного снега я не чувствовал боли ни в ноге, ни в культе и двигался довольно быстрой, хотя, наверное, довольно смешной походкой, будто опереточный Квазимодо.

Вскоре я пересек тропу, которая вела к пруду, и вскарабкался по крутому, скользкому, заросшему молодым ельником откосу.

Здесь я позволил себе немного передохнуть и еще раз оглянуться.

Кит и Джерри даром времени не теряли. Отыскав в снегу широкий след, который я оставлял за собой, они двигались по нему быстро и решительно. Кит больше не пряталась за спину Джерри, а шла почти рядом с ним, и мне в голову пришла неплохая идея. Трюк был старый как мир, но я был уверен, что он сработает. Изобретать что-то оригинальное времени не было — теперь, когда я остался без оружия, мне необходимо проверенное средство.

Оглядевшись по сторонам, я стал искать дерево с растущими низко ветками и с толстым стволом, за которым я мог бы спрятаться. Вскоре я заприметил поблизости подходящую пихту с упругими и толстыми нижними ветвями. Пройдя мимо нее лишних десять ярдов, чтобы оставить след, я вернулся назад и, встав за стволом, потянул к себе облюбованную ветку.

Кит и Джерри приближались, и я напрягал все силы, пытаясь удержать согнутый дугой сук. Вообще-то названия деревьев не задерживаются у меня в памяти, но это я знал: пихта бальзамическая, мать ее... Если все сработает, придется переименовать ее в пихту Форсайта.

— Он пошел дальше, — произнес неподалеку голос Джерри. — Вон его следы. Идем за ним, Кит, только осторожнее.

Я не мог их видеть и должен был ориентироваться только по звуку. Ошибиться было нельзя. Если я допущу промах, Джерри вряд ли позволит мне его исправить.

Я ждал до тех пор, пока моего слуха не коснулось натруженное дыхание Джерри. Когда он и Кит были в двух шагах от моего убежища, я отпустил долбаную ветку.

Резко распрямившись, она с тупым стуком врезалась во что-то или, вернее, в кого-то.

— Твою мать!.. — завопил Джерри, когда я вынырнул из-за ствола.

Упругий сук угодил ему точно в лоб, и он с размаху сел в снег. Кит тоже упала, но ей досталось меньше, и она уже вставала. А вот Джерри был в нокдауне. Ружье и небольшой замшевый мешочек с патронами он выронил, и я, бросившись вперед, быстро ударил Джерри несколько раз подряд, расквасив нос, разбив кадык, повредив правый глаз и скулу.

Все это я проделал с быстротой молнии и, скатившись в снег, схватил Кит за волосы. Поднявшись на колени, я провел такой апперкот, что она отлетела футов на пять и наткнулась на ствол дерева.

Джерри тем временем запустил руку в карман кимоно.

Я наклонился и схватил дробовик.

Джерри вытащил из кармана пистолет. Он пытался прицелиться, но после моих ударов в глазах у него, должно быть, двоилось и троилось. И все же он нажал на спусковой крючок, однако пуля едва не попала в Кит.

— Брось оружие, Джерри! — приказал я, направив на него ружье.

Вместо ответа Джерри снова выстрелил, промахнувшись всего на пару футов.

Я не стал ждать, пока он пристреляется, и выпалил в него в упор из обоих стволов. Оба заряда попали ему в голову и снесли череп, забрызгав нижние ветви деревьев кровью и мозгом. Обезглавленное тело несколько раз конвульсивно дернулось и затихло.

Кит страшно закричала и, не целясь, выстрелила в меня из своего пистолета.

Пуля срезала ветку над самой моей головой.

Я бросился на землю, схватил мешочек с патронами, перезарядил ружье и метнулся за ближайшее дерево. Еще несколько пуль с шипением ушли в снег на том месте, где я только что стоял. Кит оказалась куда лучшим стрелком, чем ее старик. Похоже, она солгала Трахнутому, что не ходила в тир. А может, она просто была способной ученицей. Лично я склонялся к последнему варианту. За что бы Кит ни бралась, у нее все отлично получалось.

Я услышал металлический щелчок. Кит вынула пустую обойму, затолкала на ее место новую и передернула затвор. Потом она снова начала стрелять.

Мою позицию нельзя было назвать удачной. От выстрелов меня защищали только довольно тонкий ствол и несколько веток. На таком расстоянии пуля мощного полицейского пистолета была вполне способна прошить дерево насквозь и задеть меня.

Я оглянулся. Чуть позади меня возвышался небольшой взгорок, поперек которого лежало огромное дерево, сваленное бурей. Это было превосходное укрытие. Ствол дерева был не меньше пяти футов в диаметре и выглядел довольно крепким, почти не подгнившим. Такую преграду никакому пистолету не пробить.

Рискну, подумал я, покатился по земле, вскочил и вприпрыжку заковылял по снегу к дереву. Я почти добрался до него, когда Кит заметила мой маневр и выстрелила, но, к счастью, промахнулась. В следующее мгновение я был уже в безопасности за толстым древесным стволом.

Две пули с тупым стуком вонзились в дерево.

Приподнявшись на коленях, я осторожно выглянул из-за ствола.

И увидел Кит. Она доснаряжала пистолетную обойму. Надежно упершись в дерево локтями, я навел на нее ружье. Моя позиция была превосходна — ее ужасна. Упавшее дерево защищало меня до самой шеи, а Кит остановилась за редким кустом, практически на открытом месте. Снова пошел легкий снег, пусть немного, но все же затруднявший видимость, к тому же ей пришлось бы целиться вверх по склону, а чтобы убить меня, она должна была попасть мне в голову. Чертовски трудный выстрел.

Кит закончила снаряжать обойму, подняла голову и увидела, что я встаю.

Я махнул ей рукой.

Выступив из-за редкого куста, за которым она пряталась, Кит сжала пистолет обеими руками, тщательно прицелилась и выстрелила. Пуля вонзилась в дерево прямо передо мной.

— Кит, брось пистолет. Я не хочу тебя убивать, но, если придется, я выстрелю. Эта штука разорвет тебя на части! Не вынуждай меня стрелять в тебя!

— Ты убил моего отца! — проговорила она дрожащим голосом. — Ты... ты...

— Мне очень жаль, Кит, но я был вынужден. Или он, или я — так стоял вопрос, и я уверен, что Джерри это тоже понимал. Он ведь был солдатом, как и я, и он понимал... Только один из нас мог остаться в живых. Ты — другое дело. Я не хочу, чтобы ты умерла, поэтому положи пистолет на землю.

Я видел, что Кит заколебалась. Закрыла глаза. Вытерла с лица слезы и снежинки.

— Ты убил его, — повторила она и двинулась ко мне, желая сократить дистанцию и бить наверняка.

— Остановись, Кит! Остановись и брось оружие. Сейчас же! — резко приказал я.

— Ты убил папу! — снова выкрикнула Кит, обратив ко мне бледное лицо с решительно сжатыми губами и горящий взгляд кобальтово-синих глаз. — Ты убил...

— Я не шучу, Кит, дробовик — серьезное оружие, он не разбирает. Если я выстрелю, я убью тебя на месте, поэтому положи, пожалуйста, пистолет и подними руки!

— Ты убил моего отца. Кроме него, у меня никого не было!.. — Она истерически всхлипнула.

— Кит, выслушай меня. Джерри... Ему бы не хотелось, чтобы ты погибла. Ты сделала все, что могла, ты сражалась до последнего и проиграла, так что брось свой чертов пистолет и подними руки! — заорал я.

Но Кит не слушала. Целясь мне в голову, она продолжала подниматься вверх по склону.

Ее шаги были твердыми, решительными.

Перешагнув через руку Джерри, Кит на мгновение опустила взгляд.

Она была босиком.

Ее пижама с очаровательными котятами промокла насквозь.

Облака понемногу разошлись, небо посветлело, но на ее плечах еще поблескивали снежинки. Холодный утренний бриз раздувал пряди ее волос.

— Не делай этого, Кит! Если ты выстрелишь, мне придется убить тебя. У меня просто не будет выбора. Пожалуйста, брось пистолет! — Я почти умолял ее, но Кит отрицательно покачала головой. Теперь нас разделяло каких-нибудь десять футов. Пистолет слегка дрожал в ее руке.

— Брось пистолет, прошу тебя, Кит! Пожалуйста, брось!

Кит перехватила левой рукой запястье правой, прикрыла один глаз и прицелилась.

— Прости, Майкл, — сказала она и выстрелила.

Пуля просвистела совсем рядом. Я был в отчаянии.

— Кит, милая, прошу тебя!.. Ты вовсе не одна на свете, твои настоящие отец и мать живут в Нью-Йорке. Их зовут Лили и Гектор Орландес, и они...

Я невольно ахнул — вторая пуля задела руку. На долю секунды я потерял контроль над собой, и, хотя ранение был поверхностным, оно все же заставило меня отреагировать. Повинуясь не разуму, а инстинкту, я дернул спусковой крючок.

Из правого ствола вылетел сноп огня.

Кит все-таки успела выстрелить еще раз, но как раз тогда, когда она нажимала на курок, заряд картечи ударил в нее и сбил с ног, разворотив грудь, горло и живот.

Кит выронила пистолет и кубарем покатилась вниз по склону.

— Кит!!! — закричал я.

Отшвырнув дробовик, я перевалился через ствол дерева и, упав на четвереньки, быстро пополз к ней.

Кит лежала на снегу лицом вверх. Ее грудь превратилась в сплошное кровавое месиво, из которого торчали осколки костей. Снег под ней тоже напитался кровью, и красная лужа продолжала расползаться.

Я сразу понял, что рана смертельна.

Никакой надежды.

Несколько картечин попали ей в сердце — одного этого было достаточно, чтобы навсегда вычеркнуть ее из списков живых.

— Господи, Кит!..

Я сжал ее лицо в ладонях. Она была так прекрасна!

О, Кит, неужели все должно было закончиться именно так?

Я открыл рот, чтобы сказать что-то, как-то утешить, но слов не было. Ее ресницы чуть дрогнули. Из-под них по щеке скатилась одинокая слезинка.

Она что-то прошептала.

Я наклонился ближе и покачал головой.

Я не расслышал ее слов.

— Что, Кит? Что?!

С огромным усилием она наконец произнесла:

— Я тоже люблю тебя, Шон...

Кит светло улыбнулась. Она была рада, что ей удалось мне это сказать. Потом глаза ее закрылись, изуродованная грудь поднялась и опустилась в последний раз.

Встает солнце. Его лучи разгоняют тени. Они больше не будут глядеть на меня, эти мертвецы, и я рад. Их немой укор действует на меня слишком сильно. Кроме того, я замерз. Холодный ветер пробирает до костей, как будто стремится унести меня, вобрать в себя и заставить страдать еще больше в наказание за все, что я совершил.

Солнце встает над лесистыми горами и изгоняет последних вестников Смерти, трубящих в невидимые трубы над местом, где разыгралось последнее сражение. Две женщины, трое мужчин. Одна из женщин была даже не вооружена, но мне все равно пришлось ее убить. Другого выхода я не видел. Зато этот глупый мальчишка выбрался отсюда живым и невредимым.

Ладно, хватит об этом. Главное, они мертвы. «Сыновей Кухулина» больше не существует. Саманта их переоценивала. Эти люди не умели работать скрытно, без шума и пыли. Для этого им не хватало ума. Я даже сомневаюсь, что они знали историю того, чье имя приняли. Мальчик по имени Сетанта получил имя Кухулин, после того как убил страшного пса. Его преобразила пролитая кровь.

Кровь изменила всех нас. А ее было пролито немало. Кровь была подо мной.

Кровавыми были день сегодняшний и день вчерашний.

И я смертельно устал.

Я лежу на земле, одной рукой обнимая ее белую шею и осторожно растирая кожу, чтобы еще на несколько минут задержать трупное окоченение. Моя рука окрашена красным, как цветок скорби.

Подняться нет сил. Я не могу даже пошевелиться. Значит, здесь я и останусь. Полуголый, окровавленный, я неподвижно лежу среди неподвижных деревьев. На взрытом, истоптанном снегу расплывающимися красными мазками написана история сегодняшнего дня — история падения и смерти. Кровь и на моем теле, на моем лице и руках. И в моих глазах, узких, черных и пустых, словно прорези античной маски.

Я останусь здесь.

Под безмятежным, мирным небом.

День набирает силу, гася небесные светильники и желтые огоньки неупокоенных душ. Огромная тяжесть растет в груди. Голова, напротив, кажется легкой-легкой, и я узнаю симптомы кислородной недостаточности. Я потерял слишком много крови, и теперь Смерть хочет заполучить и меня тоже.

В воздухе над нами появляются первые насекомые, почуявшие еще очень слабый запах мертвой плоти. Они садятся на покрытую красным снегом землю, где неподвижно лежат два тела.

Пятеро умерли сегодня. Пятеро за какой-нибудь час.

И еще один человек умер позавчера.

Я моргаю, чтобы стряхнуть с глаз снежинки, которые уже не тают.

Я пытаюсь встать.

Но это слишком трудная задача, к тому же мне гораздо приятнее лежать на снегу, под защитой деревьев, и ждать, пока земля исцелит мои раны. Это намного лучше, чем оказаться среди проклятых, застрять во временном аду, который, словно в насмешку, именуется жизнью.

Если я сумею подняться...

Я знаю, как все будет. Мне придется жить в атмосфере молчаливого презрения и страха, когда, завидев меня, нормальные люди будут стремиться убраться подальше. Они знают, что впереди еще не одно убийство, не одна бойня, потому что отныне я признанный мастер этого искусства. Теперь я — любимый ученик Смерти. Трахнутый был просто подмастерьем. И теперь именно от меня будут бежать все, кто сохранил здравый рассудок, и только череп под низко надвинутым капюшоном будет без конца улыбаться мне.

Нет!

Я не хочу. Я останусь здесь, с Кит.

Задувает сырой и теплый океанский ветер. Перестает идти снег. Холодный фронт пятится, чтобы спрятаться в свою нору — теперь уже до декабря. Погода возвращается к осенней норме, но мир уже не будет таким, как прежде. Я изменил его. И хотя внешне все осталось прежним, качество уже не то. Во всем появился какой-то горький привкус. Я чувствую это, глядя на призраки обступивших меня елей и лиственниц, на облака высоко в небе, на черную кору, на мертвую девушку на красном снегу.

Я трясу головой, пытаясь избавиться от тумана в глазах.

Я не хочу!

Реактивный самолет. Луна.

Сделай это, Майкл. Не вставай. Пусть они не заметят тебя. Теперь-то они могут оставить тебя в покое. Они могут позволить тебе просто быть. Эти тайные голоса... Они бормочут заклинания. Колдуют. Выжидают. Но им придется долго ждать, хотя они вооружены терпением, упорством и сознанием своего растущего могущества, подтверждением которому служит кровь — моря крови, коей обагрены все деяния рук человеческих.

Ты выживешь, Майкл. И на несколько лет они оставят тебя в покое.

Ты выживешь, потому что она здесь, и ты ей нужен. Ее власть растет и будет расти, покуда она не сбросит с палубы последнего из капитанов.

Ты выживешь, потому что и он тоже рядом. Этого никто не знает, но он приближается. Грядет. Ярость, кипящая в тебе, ничто по сравнению с ним — бурлящим потоком, сметающим любые преграды. И освободил его ты.

Да, это опасный мир, Майкл. Останься в лесу. Спрячься. Скройся от федералов, разведки, убийц — спрячься от всех.

Не вставай.

Не вставай, если хочешь себе добра.

Снежинки попадают мне в глаза.

Я смотрю в небо.

Это не самолет.

Вертолет. Сверкают лопасти.

Ревут турбины.

Воют сирены.

Мчатся машины.

Скрипят тормоза.

Хлопают дверцы.

Я слышу голоса.

Шаги...

И встаю.