"Люди с чистой совестью" - читать интересную книгу автора (Вихнин Иосиф Симонович)

ОТГОВОРИЛА РОЩА ЗОЛОТАЯ…

ЛУЧШЕ всех воспринимают новое дураки. Так учил один великий мудрец. И объяснял, почему это происходит: дурак ничем не обременён — ни интеллектом, ни моральными соображениями. Он поэтому не просто свеж в восприятии нового — он полон энергии, он источает оптимизм, словно сочный огурец, в котором ничего нет кроме воды.

Не знаю, как нынче будет с огурцами в верещагинской деревне Толковята — не за этим я поехал к Станиславу Мелехину. А чтобы узнать, как растёт кедровая роща. В народе кедры испокон называют царским деревом — нет более ценной породы на Урале. В кедраче хорошо выживают и ценный пушной зверь, и самые разные птицы, и полезные для человека растения, многие из которых в нашем крае почти что исчезли и занесены в Красную книгу. А ещё кедры — это природная фабрика по производству орехов, которым поистине цены нет.

Надо ли говорить, сколько возникло людской радости и надежд, когда лесники Верещагинского сельского лесхоза посадили на пяти гектарах старых вырубок сотни саженцев кедра — настоящую рощу царских деревьев. Хотя тогда это трудно было назвать деревьями. Три года лесники лелеяли крохотные саженцы в специальных теплицах. И лишь затем высадили их в открытый грунт. Потом ещё пять лет присматривали за росточками. Пропалывали посадки, чтобы не заглушили их сорняки. Помогали слабым побегам выжить в летний зной. И выстоять в сильный ветер. Следили, чтобы лоси не обглодали молодую поросль…

А сейчас кедровым деревцам уже два десятка лет, и они, кажется, крепко вросли в верещагинскую землю. Значит, теперь вырастет кедровая роща? Мелехин выразительно глянул на меня и сказал откровенно:

— Теперь не знаю.

Вот так новость. Столько лет он верил и упорно работал, а теперь сомневается? Но почему? Чего не хватает сегодня леснику Мелехину? Нормального бюджетного финансирования? Нового колесного трактора для лесохозяйственных работ? Ещё одного автомобиля, приспособленного для тушения лесных пожаров? Нет, представьте себе, он вовсе не это считает главным. Но что же тогда главное?

— Чтобы власть была толковой…

Толковой? Я в который раз уже слышу от лесников это слово. А тут ещё машина, на которой мы возвращались из леса, притормозила у дорожного знака с названием деревни Станислава Мелехина. Символично называется его родная деревня: Толковята. Наверное, есть в этом какой-то смысл?

— Смысл прямой, — тотчас отозвался на вопрос заместитель директора лесхоза Алексей Плешивых. — Народ в этой деревне всегда ценил толковую работу.

Оказалось, Алексей Иванович много лет колесит по этой самой дороге: свою рабочую биографию начинал шофёром — каждое утро возил сюда хлеб из городской пекарни. Естественно, сразу начал вспоминать: вот в этом самом месте был когда-то большой гараж. Мелехин кивнул: правильно, здесь совхозная техника стояла. А там располагался зерносушильный комплекс… Тут — ремонтные мастерские. А за тем поворотом дороги — построили кирпичный завод. Его только построить успели, а наладить выпуск кирпича — нет. Потому что в стране как раз затеяли реформы. В результате этих реформ и местный совхоз, и завод, и все остальные сельскохозяйственные предприятия вчистую сгинули.

— Верно, — усмехнулся Мелехин. — А поскольку сельское хозяйство умерло и реформировать здесь уже нечего, то взялись за лесхозы.

Так сказал лесник Мелехин. Впрочем, если говорить официально, то он уже не лесник. Ведь лесник — это смотритель леса, работник государственной лесной охраны. А этой службы больше нет: правительство Пермского края приняло недавно решение о преобразовании государственных лесхозов в сугубо коммерческие организации. Так что лесная охрана, которая существовала в России несколько столетий, — она приказала нынче долго жить. И теперь у Мелехина новый статус. Он теперь работник коммерческой структуры. Теперь ему властью предписано деньги зарабатывать.

Новая, стало быть, политика…


Я, ПРИЗНАТЬСЯ, не поверил. Рассудил, что Мелехин не совсем ещё понял глубинную суть новейших реформ. А потому отправился из Верещагинского района в соседний райцентр Сиву. Именно там находится недавно созданное межрайонное лесничество. Но директор лесничества Николай Мешков говорить о государственной лесной охране был явно не расположен:

— Полегче вопрос задайте.

Оказалось, Мешков накануне объяснялся с прокурором района: вместе сидели на очередном совещании и, естественно, зашла речь о незаконных рубках леса — больно много их стало. И прокурор в который уже раз высказался, что лесничество ослабило охранную работу. А директор Мешков тут же возразил: какой смысл говорить, что они эту работу ослабили, если у лесничеств вообще изъяли такие полномочия? Это раньше лесничие в обязательном порядке имели статус государственного инспектора лесной охраны. Но такой порядок правительство отменило. Поэтому нет теперь у лесничих ни форменной одежды, ни инспекторских удостоверений. И штатным расписанием охрана сейчас не предусмотрена. Может быть, прокурор даст свои конкретные предложения, как при этом раскладе организовать охрану лесов? Нет, таких предложений прокурор не высказал. Сказал только, что в любом случае никто директора Мешкова не освобождал от забот о государственном лесном хозяйстве…

Вот тут он, пожалуй, прав: никто Мешкова от этого не освобождал. Да и кто в состоянии такое сделать, если переживать о судьбах русского леса — это, можно сказать, фамильное дело Мешковых? Довелось мне слышать историю, как один профессор Уральского государственного лесотехнического университета рассматривал список абитуриентов. И увидел там знакомую фамилию. Сразу встрепенулся:

— Мешков? Не пермский ли? Известная фамилия.

Ещё бы не знать екатеринбургским учёным эту фамилию, если Николай Мешков был когда-то в числе самых успешных выпускников Уральского лесотехнического института. Со временем институт стал лесотехнической академией. И диплом этой академии успешно защитила дочь Николая Мешкова, а его сын получал здесь диплом о высшем профессиональном образовании, когда этот уральский вуз стал уже лесотехническим университетом.

Меняются времена. Меняются правительства. И чем дальше, тем больше болит у Николая Мешкова душа за великую лесную державу Россию.

Не так давно эксперты российского парламента специально высчитали, сколько леса ежегодно воруют в стране. Получается, что для перевозки незаконно вырубаемой древесины требуется, по меньшей мере, четыреста тысяч железнодорожных вагонов. Если локомотив этого гигантского криминального поезда поставить, допустим, в Калининграде, то последний вагон окажется во Владивостоке.

В Сивинском лесничестве браконьеры тоже смелеют год от года, варварски вырубают наиболее ценную древесину. Зачастую — вблизи полей, рек и водоёмов, где лесные насаждения выполняют особую защитную и санитарную функцию. В прошлом году официально зафиксировано сто семьдесят два случая незаконной рубки. А объемы ворованной древесины составили примерно восемь с половиной тысяч кубометров. Но это статистика далеко не полная. Ведь если браконьер вырубил не более пяти кубометров древесины, то это расценивается в районе как заведомо мелкое нарушение, которое нет смысла расследовать при нынешнем размахе криминального промысла.

И такую критическую обстановку сочли в правительстве Пермского края как раз подходящей, чтобы упразднить в регионе службу государственной лесной охраны. Браконьеры отреагировали моментально: в нынешнем году объемы незаконной рубки леса выросли в Прикамье примерно на треть.

Вот и удивляйся после этого, если лесник Мелехин сильно засомневался, что сохранит для будущих поколений кедровую рощу, которую столько лет лелеяли в лесхозе.

Да и разве об одной роще речь? Спросите у директора Верещагинского сельского лесхоза Виктора Мальцева. Спросите у его заместителя по лесному хозяйству Алексея Плешивых. Спросите у директора межрайонного лесничества Николая Мешкова. Для них, как и для Станислава Мелехина, эти понятия неразрывны: лес и Родина. Пропадёт лес — окончательно перестанут плодоносить поля, а последние надежды на былое величие России растают, как дым от прогоревшего костра.

Между прочим, ещё три века назад первый российский император Петр Романов в отличие от своих владетельных предшественников осознал, насколько необходима лесная охрана. И потому учредил вальдмейстерскую службу и распорядился взять под государственный контроль ценные лесные массивы, за порубку которых грозила смертная казнь или каторжные работы. А более двухсот изданных Петром указов, распоряжений и наставлений природоохранного и лесозащитного назначения можно считать попыткой внедрить в стране систему рационального лесопользования. А когда после смерти Петра вальдмейстерскую службу упразднили, вырубка лесов стала принимать масштабы национального бедствия. За считанные годы почти безлесными стали вся Украина и Молдавия, берега Свири и Волхова. Гибельным смерчем прошла вырубка лесов на Кубани, Урале и в Сибири, по берегам Волги и Байкала… Неудивительно, что уже вскоре после смерти Петра пришлось не только спешно восстанавливать службу государственных вальдмейстеров, но и значительно расширять их полномочия.