"Триптих" - читать интересную книгу автора (Луговская Майя)

2. Лёша

Мне кажется, что тётушка моя с этой своей Леночкой совсем спятила. Может только об одном этом говорить и без конца говорить. И ко мне вдруг прониклась такой нежностью. Всё приглашает. А я заранее знаю — придёшь, так она только об одном. И надоело мне это до чёрта. Сама виновата, нечего было связываться. Я ей сразу, как только увидел Ленку, сказал: «Не будет она учиться, не для того приехала». Как она ещё тогда возмутилась, чуть из своей квартиры меня не выгнала. Ну, а сейчас — «Лёша, Лёша!» — как будто я главный механик по её печалям. Ей грустно, а я должен её утешать.

Тётушка моя ведь страшная эгоистка. Это и в семье у меня все отлично знают. В жизни ей, надо сказать, повезло, мой дядька, женившись на ней, всем её обеспечил. Квартиру огромную оставил, сама деньги большие зарабатывает. Привыкла, чтобы вокруг неё всё вертелись: «Ах, Татьяна Павловна, Татьяна Павловна». Мой дядя при жизни тоже, конечно, ей потакал. Ну, так и сохранилось это.

Женщина она в общем очень практичная, я до сих пор забыть ей не могу, как однажды позвонил и говорю:

— Тётя Таня, дайте взаймы четыреста рублей, дублёнку продают, очень хочу купить.

Но она мне:

— Я денег не одалживаю тем, кто не отдаёт долги.

Видали! Я действительно года два тому назад взял у неё сто рублей, и как-то всё не получалось отдать. То денег не было, то ещё что-нибудь… Могла бы и забыть, ах ты, черепаха, столько у тебя денег, племяннику не можешь на дублёнку одолжить, долг сто лет помнишь. Ну, а с Ленкой зато просчиталась она, и, может, этот просчёт у неё первый раз в жизни получился. Так ей и надо!

Она очень умела свои дела делать. Всегда понимала, что к чему, в этом ей отказать нельзя. Интересно, кому она нужна будет, когда вообще на пенсию выйдет?.. Сто двадцать рэ, и всё. Плюс, разумеется, сбережения, а сбережения немалые. Жадная как чёрт.

Но Ленка ей дала прикурить. Она до сих пор ещё расхлёбывает. Мне тут жаловалась на днях, что Ленка повсюду растыкала, запрятала квитанции на междугородные переговоры. Из её квартиры звонила туда-сюда, во все города своим хахалям — в Тбилиси, Ригу. Даже в Париж талон за разговор тётушка нашла. Видали? Триста рублей вместе с пенями уплатила. Телефон у неё выключали, квитанции разыскать не могла. Ну и смех!

Денег ведь она на неё потратила немало, тоже, наверное расстраивается. Надо сказать, что тётушка моя хоть прижимистая, но на Ленку не жалела и всё потому, что рассматривала её как предмет в своём доме. Вещи у тёщи очень неплохие, мебель и всё другое. Ну, вот и Ленка в её доме вроде мебели — должна была быть прилично одета.

Она думала, будет Леночка рядом, нарядит она её, и это вроде ей тоже молодости придаст. Сама станет попривлекательнее. А в результате состарилась за это время так, что её узнать нельзя. Конечно, даже иногда жалко её бывает, уж как я ни забронирован от всякой такой чувствительности, всё равно.

Ленка — это уж точно — штучка, понять её трудно. Я до сих пор толком не могу в ней разобраться. У неё свои цели были приезжать в Москву. Но какие?.. Тётушка считает себя такой проницательной, всё, видите ли, она понимает. Ну, а как тут попалась на удочку? Может, потому, что хотелось ей так думать. Всюду водила за собой, в дома, к самым важным людям. Со всеми её перезнакомила. «Леночка, Леночка». В общем играла в дочки-матери. Но не так это, видать, просто получается — я думаю, материнство надо всё же выстрадать. На чужой каравай рот не разевай. Вот и доигралась тётушка. А Ленка, такая оторва, на этих знакомствах отхватить себе хорошего жениха решила. Да тоже не вышло. Дураков теперь нет, все умными стали.

Знакомства, конечно, у тётки большие. Она очень умела всегда отбирать знакомых — соблюдала ранги. К нашей семье, ещё и дядька был жив, она всегда — свысока. И меня-то в дом пускать стала недавно. Когда мальчишкой был, совсем её не интересовал. Понятно, ей хотелось, чтобы и я диссертацию защитил, это для неё обязательно, и даже стесняется она, по-моему, что я простой радиотехник, а не какой-нибудь там конструктор или учёный. А мне, между прочим, так спокойнее, времени у меня хватает, и читаю я, наверное, не меньше, чем она. Все журналы, во всяком случае, выписываю и одет не хуже её знакомых (знаменитых), а может даже и получше.

Когда Ленка в первый раз меня увидела, на мне был новенький костюм джинсовый «Лии Страус», так эта дура сразу на меня упала, решила, что тоже из чьих-нибудь сынков. Стала она липнуть. Повёл я её в кафе, потом зашли ко мне.

Я её спрашиваю:

— Ленка, неужели ты так со всеми?

— А что такого? Чего ты удивляешься? Ты мне понравился, вот и всё. Женись на мне. Очень надоело мне у твоей тётки.

Я ей говорю:

— На что ты мне нужна? Да и я тебе не нужен. Ты что думаешь, у меня денег, что ли, очень много? Я только на себя заработать могу. А тебя прокормить, ой-ой-ой, сколько нужно, и прокормить и одеть.

— Ну, женись, хотя бы, чтоб мне прописаться, а потом разведёшься. Я у тебя даже жить не стану. Мне московская прописка нужна, хочу быть самостоятельной.

Как-то говорю ей:

— Дура ты дура. Тётушку не слушаешься, раздражаешь, она на тебя всё больше и больше сердится, а к ней-то ведь ты так подмазаться могла бы, что она тебя не только прописала бы, но и завещание на тебя составила бы. Самостоятельности захотела! Да нет в тебе никакой самостоятельности, вот что я тебе скажу. И терпения никакого нет.

— Терпения у меня нет. Но всё равно я знаю, что Танечка скоро меня выгонит.

— Почему?

— Да так. Чувствует моя душа, что так оно и случится.

Но мне она тогда ничего больше не сказала и по поводу того, что в институт не поступила, — молчок. Всё врала, говорила, что занимается, ходит каждый день учиться. Я ещё ей предлагал:

— Деньги хочешь иметь? Давай устрою тебя реставратором. Подучишься — хороший заработок. Иконы будешь реставрировать тем, кто успел нахватать.

Думаю, рисовать она может, приятели у меня в этом деле есть. Даже повёл её туда.

Походила она, походила и перестала. А потом ребята мне говорят:

— Повертелась она у нас, в мастерской, запросто смогла бы научиться. Искусства, говорит, у вас здесь никакого нет, шарашкина фабрика, а денег у меня и так навалом. Отец мой, что захочу, то и достанет. Но всё это мне не нужно, потому что я хочу только самостоятельной жизни.

Надо же, как заливает!

Я, конечно, тётке про мои делишки с Ленкой не рассказывал, да и сейчас не расскажу. И рассказывать-то не о чем. Да и Ленке всё на свете до лампочки, будто ничто её не касается. А поступает так для формы, вроде всё так, вот и она, не отстаёт от других. Такое у меня впечатление, что в жизни ей ничего не жалко, и себя не жалко. Своё она запросто может отдать, глазом не моргает. Как-то день рождения у меня был, прибегает:

— Подарок тебе принесла.

Открываю коробку — замшевые ботинки мне отгрохала. Говорю:

— Ленка! Откуда это у тебя такие деньга?

— Ничего, ничего. Пусть это тебя не волнует. Достала, и всё.

Думаю, ну если она их, эти деньги, у тётки стянула, тогда ещё куда ни шло, той так и надо. А если кто-то деньги эти ей дал, а она мне… Всё же как-то неприятно. Так она и не призналась. Может, и ботинки эти у кого-нибудь уволокла? Черт её знает?! Во всяком случае, ботинки привозные. Фирма! В продаже таких не было.

Вообще пошиковать она любила. Как-то тётка была в отъезде (она постоянно в командировках), Ленка меня пригласила и такой приём отгрохала, прямо как в посольстве. Научилась у тётушки. Та пыль в глаза пускать умеет. Какие она приёмы устраивает, так никто никогда не подумает, что она скупая и каждую копейку учитывает. Вот Ленка у тётушки манеры и переняла, хозяйничает, угощает. Все мы так надрались, чего там только не было, и вина, и коньяк, еды хватило бы и на три дня. Я ещё подумал тогда, где же она такие деньги берёт? Кто теперь ей деньги даст, все жадные стали. Значит, прав я, у тётушки ворует. Но как та могла не заметить?.. А потом уже тётушка мне рассказала, что Ленка за неё по переводу гонорар получила, даже по нескольким переводам. Паспорт тёткин показала, почтальон ей поверил, так вот она, значит, все эти деньги на нас и размахала.

Страстная она девчонка, понять её трудно. Как-то она мне вот что говорит:

— Знаешь, Лёша, Танечку ты никогда не бросай. Плохо ей будет одной, когда она состарится. Пожалей её. Она ведь не такая уж плохая. Думаю, может, и не плохая, да сухарь. Я ей крови-то попортила. А без меня, ей тоже плохо будет. Мне, говорит, всегда маленьких очень жалко бывает, а стариков ещё жальче, потому что никому они сейчас не нужны.

И правда, стариков как-то совсем перестали жалеть. И не понимаю я, почему это происходит? Вот был у меня дедушка, очень старенький, а как его все уважали, как ценили. А сейчас и старики какие-то совсем другие стали. Может, поэтому они никому и не нужны? Какие-то суетливые, и каждый ведь не хочет согласиться, что он состарился. Все в молодые лезут. Я раз с одним очень умным человеком об этом говорил, и он мне сказал, что это техническая революция так влияет. Потому что раньше старик мог своим опытом поделиться и на производстве, на заводе там, и учёный… А сейчас всё, что старики знали, никому не нужно, потому что опыт-то совершенно другой, старики новых машин не знают и узнать не могут и поделиться им совсем нечем. Вот поэтому и происходит, что уважения к ним никакого. А они понимают, что не нужны, но нет того, чтобы скромно себе сидеть. Всё — к молодёжи, к молодёжи тянутся, а понять её не могут. Ну, всё-таки слова Ленки я помню, и, по-моему, это хорошие слова она тогда оказала.

Тут она перед самым своим отъездом, перед тем, как тётка её совсем довела, ко мне забегала и портфельчик свой у меня забыла. Нашёл там её дневник или что-то вроде, галиматья какая-то, записки, но я всё-таки прочитал. Всё у неё там путаное, как и она сама, ничего не разберёшь. Может, я не понял. А что, если тётушке, Татьяне Павловне, их подсунуть?! Пусть прочтёт и задумается.