"Я еду домой!" - читать интересную книгу автора (Круз Андрей)

22 марта, четверг, вечер. Округ Юма, Аризона, США

Дорога до Уэлтона была на этот раз вообще пустой. Ехали только я и следом за мной «Сатурн» Паблито, который решил не откладывать дела в долгий ящик и направился на склад за фургоном. У нас был большой «исудзу» с кузовом-«ящиком», на котором Паблито частенько доставлял товар заказчикам. Я тоже решил ему помочь, хотя бы прикрыть в силу моей здорово возросшей огневой мощи. Однако в Уэлтоне было тихо, даже выстрелов не слышно. Что-то горело к северу от города, но что именно, я так и не смог понять – в тех местах, кроме песка, и нет ничего. Чему там гореть?

Охраны на складе не было, естественно. Ворота закрыты, и даже офис не разорен. Поэтому процедура изъятия фургона прошла рутинно – Паблито взял ключи в трейлере, пересел в него, выгнал на улицу, я запер ворота, и мы разъехались. А я направился прямо к дому: во-первых, не терпелось убедиться, что он на месте, во-вторых, хотелось разобраться с оружием, а то, к моему позору, «зиг» даже не был заряжен. Хорошо, что догадался натолкать патронов в ружье, в магазин и в патронташ на прикладе.

Едва я перескочил через мост над шоссе и проехал чуть дальше, к мостику через узкий канал, как наткнулся на пикет из двух «шевроле» управления шерифа округа. Они расположились прямо за мостом, да еще и под прикрытием кучки фундаментных блоков, которые сюда явно притащили волоком за машинами, судя по глубоким шрамам на асфальте. Там стояли четверо депьюти[30] и еще трое гражданских в разномастном камуфляже, среди которых я узнал толстяка Марка.

Один из депьюти повелительным жестом остановил меня. В руках у него был карабин с оптикой, и вид вполне решительный.

Остановившись, я опустил стекло машины. Дробовик лежал на виду, но если честно, то я решил уже плюнуть на это. Все равно никто не догадается, что он незаконный, а сейчас все с оружием, кто может и имеет. Дробовиком в машине в Аризоне и в мирное время никого не поразишь – сигареты и то реже увидишь в салоне.

– Простите, сэр, – подошел ко мне второй депьюти, с серебряной звездой на коричневой форме и в песочного цвета ковбойском «стетсоне». В руках у него был армейский М-4. – Вы живете в Койотовой Купальне или у вас там дела?

– Живет он здесь, – влез в разговор Марк, проталкиваясь к машине.

Депьюти посторонился и показал жестом, что претензий не имеет. Марк задержался, с любопытством посмотрел на фургон, ничего не сказав, спросил:

– Не смог улететь? Попал в заварушку в аэропорту?

– Уже знаешь? – удивился я.

– Есть у кого спросить, и даже по ТВ показали, как оттуда люди разбегались, – усмехнулся толстяк. – А ты еще удачно разбежался, как я вижу. Что будешь делать?

– Не знаю, думать пока, – пожал я плечами.

Говорить вслух, что буду ломиться в Москву любыми средствами, не хотелось. Да и не придумал я еще, какими именно средствами.

– Мы здесь что-то вроде самообороны организовываем. Присоединишься? Если есть винтовка, конечно.

– Есть винтовка. К кому обращаться?

– Иди прямо к Тому домой, там вроде штаба пока. Или в «Десятую лунку» – там тоже наши ребята собираются.

– Много вас?

– Пока полтора десятка, но вот еще шериф своих прислал, он тоже у нас живет. Если десятка два наберем, то сможем перекрыть все подходы.

Я прикинул, как это будет выглядеть, и кивнул. Койотова Купальня отделена от шоссе довольно глубоким каналом. Между каналом и дорогой метров пятьсот идеально плоской песчаной пустыни, откуда незамеченным разве что скорпион заползет, каких здесь множество. И со стороны Уэлтона к нам можно заехать на машине исключительно по одному мосту. А с другой стороны от нашего поселка нет ничего, кроме еще одного канала, Мохаук, а дальше – пустота, причем на много-много километров. Только пустыня и скалы. Горная гряда Фортуна прикрывает нас от того же Фортуна Футхиллз, а на восток лишь аэропорт в пяти километрах, где неизвестно что сейчас творится.

– А что в городе? – спросил Марк. – Как тебе показалось?

– Если честно, то хуже и хуже, – подумав, сказал я. – Начали много и часто стрелять, пытаются перекрывать улицы, но никакой пользы от этого не видно.

– Понял, – мрачно кивнул он, закусив нижнюю губу, отчего его лицо вдруг стало еще толще.

Я подумал, что так и не увижу его глаз – он и сейчас был в глухих черных очках и панаме. А если он их снимет и я его встречу, то даже не узнаю.

– Ну что, поговоришь с Томом? – спросил он.

– Не вопрос. Дайте только время разобрать вещи… – похлопал я по черной сумке, стоящей рядом со мной, – …и я в вашем распоряжении.

– Отлично. Увидимся, – сказал он, отходя от машины и помахав толстой рукой.

А я поехал дальше, петляя по улочкам поселка. Теперь здесь стало даже оживленно – машины на дорожках, люди, стоящие на улицах и что-то обсуждающие, – кажется, оцепенение, так поразившее меня до этого, уже закончилось, у всех прорезалась жажда деятельности.

Подъехав к дому, я увидел Тома, стоящего у себя на лужайке и что-то объясняющего двум мужикам с винтовками в руках. У тротуара был припаркован большой «Кадиллак Эскалейд» – наверное, одного из них. Когда я остановился, Том замахал мне рукой, но я показал ему жестом, что вернусь, и заехал в гараж. Потом выволок все имущество из фургона и затащил в дом.

Дом встретил меня тишиной, почему-то ставшей странной и непривычной. Я сбросил куртку, скрывавшую доселе кобуру, повесил на вешалку. Огляделся, прислушался. Чего это я? Кто сюда мог войти в мое отсутствие? Сигнализация в порядке, я даже код набирал… Или это у меня началась перестройка сознания на «боевой режим»? Тогда, может, оно и к лучшему?

Стыдясь самого себя, я не удержался, достал из кобуры пистолет и быстро прошел по всем комнатам, даже заглянул в подвал. Естественно, нигде никого не было. Тогда я направился на кухню, таща по ламинатному полу тяжелую сумку, налил воды в чайник и включил его. Сел за стойку. Все, дома. Хоть и временно, и дом не свой, но это передышка и возможность обдумать положение.

Я теперь вооружен. Это раз. Хорошо вооружен – это тоже раз, а заодно и два. Я не пойму, куда все катится. Это три, и это плохое три, от которого должны спасать «раз» и «два». Военное положение – чего от него ждать? Это хорошо или это плохо? Летают ли еще самолеты вообще, пусть даже не из Юмы? Уточню вопрос: летают ли они в Россию или хотя бы в том направлении? Летят ли самолеты, плывут ли пароходы, бегут ли поезда? А олени… хрен с ними, с оленями. С поездами тоже хрен, все равно им, куда мне надо, не добежать. Что делать? Включать ноутбук – хотя бы на предмет узнать, есть ли еще этот самый Интернет?

Интернет был. На домашней страничке висела карта мира, покрытая красными язвами. Сплошь. В Африке красных язв почти не было, разве что в ЮАР – она была лишь бледно заштрихована красным. И пояснение, что сведения оттуда больше не поступают. Россия покрыта язвами вся, кроме севера и малонаселенных районов Сибири. А там и зомбироваться некому. В Америке была почти такая же картина. Оказывается, я нахожусь на границе относительно благополучного района. Вспышки «гобблерства» у нас здесь есть, но их куда меньше, чем, скажем, на Восточном побережье. Или в Калифорнии, которая просто покрылась красным, как лужей крови.

Я включил телевизор, наткнувшись сразу на новости. По всем каналам шли одни новости или ток-шоу, посвященные все той же катастрофе, больше ни о чем не говорили. Было много видео. Надо отдать должное американским репортерам, которые лезли в такие места и такие ситуации, что я бы не рискнул этого сделать ни за какой рейтинг и ни за какие деньги. И никто ничего не замалчивал, обо всем говорили прямым текстом.

Чайник закипел, и я заварил себе крепкий чай с сахаром, что необычно – я всегда пью без сахара. Энергии не хватает, что ли? А вообще пора делом заняться, раз уж уселся телевизор смотреть.

Достал из сумки винтовку, быстро смонтировал на ней холосайт. Приложился пару раз, включил прицел. Нормально, быстро, удобно. Ярко-красная точка легко наводится на цель, да и целишься почти инстинктивно. Хорошо. Распаковал пакеты с магазинами, четыре новых сложил попарно, скрепил каплерами.[31] На дно каждого второго магазина натянул резинку с маленькой петлей – «пуллаут», специальная такая штука, за которую легко вытаскивать их из карманов разгрузки. Хоть секунду, но сэкономит.

Затем вытащил одну двухсотпатронную упаковку, вспорол ее ножом. На столешницу посыпались пачки из картона, глухо побрякивающие. Вскрыл одну, начал набивать магазин, продолжая глядеть в телевизор.

«…В Лос-Анджелесе количество гобблеров на улице превзошло всякие пределы. Полиция и городские спасательные службы организовали периметр вокруг Беверли-Хиллз и не подпускают никого на винтовочный выстрел. Город буквально запружен гобблерами!»

Репортер сидел на краю крыши какого-то высотного здания. Оператор стоял рядом, то наводя камеру на него, то стараясь снимать улицы внизу, где действительно творилось нечто ужасное. Людей было мало, и в основном они бежали. А мертвецов на улице было много, и они медленно брели во всех направлениях, вдруг оживляясь при виде потенциальной добычи. Тогда они начинали стремиться к единому центру, каким являлась мечущаяся человеческая фигурка. В большинстве случаев людям удавалось уворачиваться, а угол у камеры был не самый удобный, чтобы проследить весь их отчаянный бег, но мысли это навевало мрачные.

«…Обращаюсь ко всем! Держитесь подальше от Лос-Анджелеса и окрестных городов. Выжить здесь невозможно! Нас высадили на эту крышу с вертолета и должны были забрать уже три часа назад, но вертолет по-прежнему не прилетел и не отвечает на запросы. Мы будем вести репортаж, пока хватит батарей в камере и в передатчике. Карл Хоффман для Четвертого канала».

Патроны с маслянистыми щелчками влезали в свой новый дом один за другим. Первый, второй, третий, и так до двадцатого. Затем шуршание открывающейся пачки, стук раскатившихся по столешнице патронов – и вновь один, второй, третий…

«…Нам поступил видеосюжет, предоставленный частной компанией по вопросам безопасности «Ромео-Лима-Зулу». Сейчас мы вам покажем его…»

Вид у ведущего был усталый, не похоже, что он вообще не покидал студии. По крайней мере, он был в том же костюме, в котором я его видел вчера, без галстука и пиджака, воротник мятой белой сорочки расстегнут. Время от времени он снимал очки в тонкой оправе и тер пальцами надавленную до красноты переносицу.

«…Мы представляем вам возможные тактические схемы защиты от нападений зомби, или, как их еще принято называть, гобблеров. Есть твердая уверенность, что зомби руководствуются простейшими инстинктами, движет ими голод, а к сложной мыслительной деятельности они не способны. Поэтому они всегда идут прямо на вас и в этот момент представляют собой прекрасную мишень…»

Говорившему было за сорок, худое, загорелое до черноты лицо, волосы седоватым ежиком. В руках «глок», ствол направлен в землю, палец на предохранительной скобе. За ним стоят еще какие-то люди, перед ним клетка, в которой вцепились в прутья несколько мертвецов.

Я отодвинул очередную пару магазинов в сторону, взялся за следующую. Один, два, три, щелк, щелк…

«…Видите? Он бежит прямо… на меня. Вот, упал! Нога ему нужна так же, как и мне, и вам! Но поставить точку может только выстрел в голову! Вот! Видите? Возможно, вас будет останавливать ваше гуманное мировоззрение цивилизованного человека. Например, вам будет сложно выстрелить в женщину или в знакомого. Запомните – перед вами не женщина и не знакомый, а просто ваша смерть. Видите? Дайте мне женщину-зомби!..»

Он кричал хриплым голосом, то отворачиваясь от направленного микрофона, то вновь поворачиваясь к нему. Мешал ветер, выстрелы слышались как непонятное бульканье. Помощники мужика вытолкали из клетки здорово разложившуюся женщину в джинсах и клетчатой рубашке, а сами отбежали. Она поначалу агрессивно и растерянно заоглядывалась по сторонам, потом бросилась на мужика и получила два быстрых выстрела в голову – мужик стрелять умел, это бросалось в глаза. Да и вообще весь его вид и вид его приятелей, хорошо вооруженных и экипированных, позволял верить, что уж они-то выживут. Не вопрос.

Все, с магазинами закончил, теперь надо закрепить ремень на карабине. И на прикладе, и на цевье несколько петель – цепляй, как тебе удобно. А без него нельзя: и руки устанут, и точность упадет. Хороший стрелок локоть передней руки всегда в ремень в распор вставляет. А если ремень закреплен правильно и оружие висит как надо, то его в готовность к стрельбе привести с ремнем можно быстрее, чем без него.

«…И никогда не ходите поодиночке! Если вы застигнуты атакой группы зомби, причем с разных сторон, уже втроем вы всегда можете отбиться, если действуете дружно и слаженно!..»

Вот так удобно. Разделяем лямки ремня: одну из них через плечо, руку в петлю, оружие вешаем на грудь, приклад к правому плечу, ствол у левого бедра. Нет, чуть укоротить надо, так будет лучше.

«…Все готовы? Выпускайте всех!»

Тем временем к мужику присоединилась спортивного вида тетка в полувоенной одежде с помповиком в руках и невысокий, испанского вида мужик лет тридцати с бородкой «готи». Зомби у них в запасе оказалось еще около десятка, в трех клетках с разных сторон, которые открыли разом. Затем началась сплошная стрельба, все крутились, падали на колено, и в конце концов все гобблеры были перебиты – до бравой троицы никто не дошел.

Я отложил винтовку к магазинам, решив, что с ней закончил. Отпил чаю с бергамотом, начавшего остывать, начал распаковывать дополнительные подсумки. Разложил их, померил, как в них входят спаренные магазины. Затем начал компоновать подвеску всего на своей разгрузке – новенькой, передавленной по сгибам и пахнущей синтетикой.

«…В Атланте, в центре по контролю за инфекционными заболеваниями. Мы покажем выступление доктора Ву полностью».

Доктором Ву оказалась полукитаянка лет сорока в светло-сером строгом костюме с короткой прямой юбкой, открывающей кривоватые ноги и толстые щиколотки. Она вышла на маленькую трибуну под логотипом центра, разложила бумаги, после чего заговорила хорошо поставленным голосом прирожденного оратора. Ничего нового я для себя не узнал. Она рассказывала, как заражают зомби, говорила о том, что встает любой труп, даже если он не укушен, – в общем, говорила об очевидном, но это было первое официальное заявление о происходящем. До этого все было из разных источников, а атлантский центр – учреждение федеральное. Если они сказали, значит, такова позиция властей. А власти признали катастрофу.

Я повесил подсумки под пистолетные магазины повыше слева, а еще выше прицепил карман под радио, вместо которого у меня там мобильный лежал. Рация у меня тоже была, впрочем, взятая с порося в аэропорту, но связываться по ней пока не с кем, да и зарядника к ней не было. Ниже закрепил пистолетную кобуру, чуть наискосок – теперь там самое место «таурусу». Маленький револьвер пойдет на брючный пояс, чтобы мне вообще с ним не расставаться, даже если придется снимать разгрузку.

Доктор Ву продолжала перекладывать бумаги, описывая возможные временные промежутки до смерти и превращения. Получалось, что, если тебя ухватят за руку так, что нанесут рану, не требующую наложения швов, у тебя остается пять-шесть часов жизни. Отмечены случаи, что люди с совсем маленькими повреждениями прожили почти сутки или даже больше. Подвергшийся же атаке с повреждениями основных сосудов умирает в пределах часа. Промежуток времени между смертью и воскрешением составляет от трех до пяти минут.

Вот так. В среднем пять минут на то, чтобы дать человеку покоиться в мире, а не восстать в виде мерзостной твари.

Маленький револьвер – немедленно на пояс. Это спасательный крут, как я говорил, последний шанс. И расставаться я с ним не буду даже в туалете или ванной. С этой самой секунды. Ночью – под подушку. Благо револьверам осечки не страшны, и забыть снять их с предохранителя невозможно. А с другой стороны на пояс – маленький подсумок под патроны к нему. Россыпью, даже без скорозарядника, исключительно на всякий случай, десять штук.

Картинка на экране вновь сменилась картой страны. Казалось, пятна появляются ежесекундно. Наверное, так и было. Америка – страна большая, и сейчас в каждом ее углу кого-то едят, а кто-то об этом сообщения ждет.

Опять вид в студию: все тот же усталый ведущий, бумаг перед ним целая кипа. Видать по всему, он там все взял в свои руки, потому что читает с листа, а не с телепромптера.

«…На связи находится наш лондонский корреспондент, ему слово…»

Два подсумка для ружейных патронов – пусть хранятся полными вместе с «моссбергом». Но набить их надо. Распотрошил коробку, высыпал толстые пластиковые патроны на стол.

«…Из центра Лондона, от ворот Грин-Парка, что на Пикадилли. В Лондоне продолжаются массовые нападения восставших мертвецов на живых людей. Известны многочисленные случаи проникновения гобблеров в дома… А это кто?»

Журналист крикнул, показывая куда-то пальцем. Камера обернулась, но ее немедленно сбило толчком. Раздались крики, изображение на экране повернулось набок, и в кадре были видны лишь ноги корреспондента, бросившегося сначала сюда, к нам, а потом обратно. А перед камерой начало растекаться большое красное пятно.

Я просто онемел. Вот тебе и показали вид на Пикадилли. И куда смотрели, кстати? Не видели, бараны, как мертвяк к оператору сзади подошел? Или откуда он взялся? А с Англией вовсе беда: там оружия ни у кого нет вообще никакого. Не любит английская власть оружие у населения. Одна двустволка на тыщу человек – хорошо, если найдется. Двустволка – там признак аристократизма, прямо как клюшка для поло. В России и то гладкоствола на руках полным-полно, система покупки оного у нас, чего уж врать, проще некуда, на трудность лишь совсем ленивый жалуется. Мне понадобилось в свое время – и через две недели я купил два ружья. А кто остальным мешает?

Мысли перескочили на семью. Глянул на часы – в Москве четыре часа ночи, звонить не надо. Скучаю. Домой хочу. Хоть бы у них там все хорошо было, а я доберусь. Обязательно доберусь, тут и спорить не о чем.

Ладно, надо идти. Если уж решили тут самооборону организовать – надо участвовать. Дело это хорошее – глядишь и отобьемся в нашей деревеньке. Лишь бы процент людей толковых был больше процента балласта. Посмотрим.

Я встал с табурета, закинул чашку из-под чая в мойку, пошел в гардеробную. Рубашка-поло, брюки для «аутдорз»[32] многочисленными карманами из плотной ткани песочного цвета с вентиляцией, крепкие туристические ботинки из светлого нубука. Разгрузка. Черная. Жарко будет, но других нормальных у Хесуса не было – это все же ломбард, а не магазин. Кепка для гольфа вроде бейсболки, но с эмблемой производителя клюшек «Тейлор мэйд». Очки стрелковые – в специальную сумочку: могут и пригодиться, это не дурь и не блажь. Песка вокруг много, ветры частые, так что глаза подчас защищать приходится. Я без них на стрельбище вообще не хожу.

«Таурус» в кобуру, попробовал – легко ли вынимается? Четыре магазина к нему и пять к карабину – по подсумкам. Есть, упаковался. Покрутился, понаклонялся – удобно.

Карабин на грудь, попробовал – правильно ли, нащупал большим пальцем переводчик огня, указательным – защелку магазина, после чего подумал, что башку надо оторвать тем, кто придумал выбрасывать магазин из винтовки кнопочкой, как у пистолета. Да еще так расположенной, что при малейшей затычке, чтобы приложить дополнительное усилие, ты вынужден будешь винтовку перехватывать поперек, теряя время. Нет, для того чтобы разумно проектировать оружие, надо воевать, причем так много, как воевали мы. И так же жестоко. Для этого швейцарцы плохо подходят. Они воюют все больше в тирах, а применение оружия для них – это когда команда SWAT взад-вперед гуськом ходит, как в танце летка-енка. Хотя черт его знает, этот карабин в Америке сделан, может, для Европы у них все по-другому?

Ну да ладно, привыкну, все же неплохая винтовка. Том, ты меня еще ждешь?