"Святой: гарпун для Акулы" - читать интересную книгу автора (Зверев Сергей Иванович)

Глава 2

Добираться до полка Рогожину пришлось несколько дней: где подсаживаясь на броню попутных колонн, а по большей части — на «вертушках». Новый взводный, лейтенант Новиков, оказался бывалым воякой. Он оборвал на полуслове рапорт Рогожина о прибытии, жестом руки предложив садиться.

По дрожащим рукам и черным кругам под глазами было видно, как мучается лейтенант от страшной головной боли — обычного следствия тяжелой контузии и сильного сотрясения мозга. Лимонно-желтый цвет кожи говорил о лихорадке, которую взводный, должно быть, подхватил в какой-нибудь низине, кишащей малярийными комарами.

Перекатывая тлеющую сигарету из одного угла рта в другой и почесывая грудь под десантским тельником, он с достоинством цедил слова. Как и положено боевому офицеру.

— Хорошо, Рогожин, что ты нюхнул пороха. У нас времени на обкатку нет. От свиста пуль над башкой не отвык?

— Если и подзабыл, то быстро вспомню!

— Лады! — Лейтенант плеснул в жестяную кружку водки.

Рогожин привез бутылку «Столичной», купленную за чеки у пронырливого фельдшера.

Первая порция «Столичной» сняла с Новикова груз усталости.

— Ввожу в курс дела, сержант! «Духи» воюют по всем правилам. Доблестной Советской Армии, которая восемь лет гробит своих солдат неизвестно зачем, противостоит не сброд бандитов и дикарей, вооруженных кремневыми ружьями. С нами сражаются регулярные части, использующие методы партизанской войны. Американские да пакистанские инструктора натаскали афганцев как положено. Оружия у «духов» хватает. Мало того, что из Пешавара постоянно караваны идут, так и свои продавать начали.

Это было что-то новое для Рогожина.

— Мы «духам» вооружение передаем?

— Не передаем — продаем, — подтвердил Новиков. — И не мы, а те, кто большие звезды носит. Тебе, сержант, не наливаю, не положено. — Он снова плеснул водки в алюминиевую кружку. — Белодед, командир третьей роты, в кишлаке склад нашел. Штук двести управляемых противопехотных мин…

— «МОН-100»?

— Нет, новых, «трехсоток»! — Новиков залпом выпил содержимое кружки, поддел гнутой вилкой кусок тушенки и проглотил его, не разжевывая. — Короче, солидный склад.

И среди всего прочего новые огнеметы «РПО-А». В заводской смазке, упакованные. Мы таких еще не видели. Стреляет капсулой, а не струей. Звук как у гаубицы. — Разошедшийся лейтенант грохнул кулаком по столу. — У нас таких нет, а «духи» имеют! Улавливаешь, сержант?

До Рогожина доходили слухи о нечистых делах, проворачиваемых в ограниченном контингенте. Говорили о гробах. где вместо «двухсотых» лежал гашиш, о сокровищах Кабульского музея, бесследно исчезнувших сразу же после штурма дворца Амина. Но Рогожин считал все это выдумками, плодом больного воображения уставших от войны людей.

И спорить с лейтенантом ему не хотелось…

Афганская кампания приближалась к своему бесславному финалу. За Амударью, в Среднеазиатский военный округ, вывозилась масса оружия и боеприпасов. Огромные склады под Душанбе, Ферганой, Ташкентом заполнялись практически не учитываемым оружием.

И ни Рогожин, ни его взводный лейтенант Новиков даже в страшном сне не могли представить, что пройдет совсем немного времени, и Афган повторится, но уже по ту сторону желтых вод Амударьи, на земле, которую они считали своей Родиной.

С командиром взвода, рассудительным и спокойным мужиком, Рогожин быстро нашел общий язык. Незначительная разница в возрасте не была помехой. Бесконечные рейды, сидение в засадах на караванных тропах и блокпостах позволяли узнать человека, что называется, до донышка.

Потеряв в бою первого командира. Рогожин принял для себя внутреннее обязательство — оберегать Новикова, действовавшего, по его мнению, порой слишком рискованно.

Понимавшие друг друга с полуслова сержант и старлей вскоре оказались в эпицентре событий, ставших финальным актом бесславной афганской кампании. Пытаясь переломить ход событий, командование ограниченного контингента приняло решение о проведении молниеносной операции по разблокированию дороги на Хост — центр одноименной провинции.

Город, окруженный кольцом мятежников, держался исключительно поставками продовольствия и боеприпасов по воздуху. Его окрестности были усеяны клочьями фюзеляжей сбитых самолетов. Они белели, разбросанные по красноватой каменистой почве, как куски погребального савана.

Взвод Новикова проводил разведывательные рейды под Хостом. Десантники накрыли три «Тойоты», груженные ящиками с китайскими ракетами «земля воздух», сами чуть не угодили в засаду и, отступая, забрели на территорию Пакистана, отогнав наседавший пограничный наряд залпами из гранатометов.

Ориентируясь на Черную гору, Новиков вывел отряд к реке Кайту, откуда их и забрали «вертушки». Командир полка особо разведчиков не ругал, хоть переходить границу строжайше запрещалось.

— Мы, солдаты, должны выигрывать конкретный бой.

Политические тонкости оставим дипломатам. Объяви, лейтенант, своим разведчикам благодарность от моего имени, — лаконично заявил полковник, передавая начальнику штаба карту с нанесенными Новиковым новыми сведениями.

Двадцать пять километров отделяли Хост от границы с Пакистаном. Двадцать пять километров, покрытых тайными караванными тропами, замаскированными огневыми точками, напичканных минами. Самый «горячий» провинциальный город во всей стране…

— Новиков, вы меня не слушаете! — Командир полка проводил совещание в преддверии широкомасштабной операции. — О чем размечтались? О серенадах поповским дочкам? — Полковник почему-то любил помянуть непонятных поповских дочек.

— Никак нет! — Новиков встал под насмешливыми взглядами офицеров.

— Так о чем же?

Набрав в грудь побольше воздуха, Новиков отчеканил:

— Не повторится ли под Хостом кошмар Пандшера!

Представитель штаба армии, подполковник в форме с общевойсковыми красными петлицами, презрительно хмыкнул:

— Офицер ВДВ, а выражаетесь словно кисейная барышня. Кошмар… Слово-то какое вспомнил!

— Вас, товарищ подполковник, там скорее всего не было.

Рекомендую, слетайте на экскурсию или побеседуйте с сержантом из моего взвода! — резко ответил Новиков. — Там на скалах вмерзли в лед трупы наших ребят, и рюкзаками драными все усыпано…

— Лейтенант! — попытался остановить его начальник штаба, но командир полка наступил ему под столом на ногу.

— Вокруг города тройное кольцо окружения. Вдоль дороги полно зенитных установок. И «стингеров» «духи» не станут жалеть! — Немного смягчившись, Новиков продолжал:

— Я за себя не боюсь. Ребят жалко. Необходимо засечь огневые точки противника и подавить их огнем артиллерии.

Те, которые невозможно достать артиллерией, штурмовать группами десантников. Иначе потери будут неоправданно высокими!

— Артиллерия отработает по разведанным целям! — подал кто-то голос.

— Этого недостаточно! — не сдавался лейтенант.

— Сукин сын! — испытующе посмотрел на него командир полка. — У тебя в башке есть идея, а ты тянешь кота за хвост!

— Надо высадить ложный десант! — выпалил Новиков и замолчал.

— Как это понять? — спросил полковник. Лоб у него собрался в складки и стал похожим на гармошку.

— Сбросить куклы! Подключить к операции батареи звуковой разведки артполков, поднять в воздух самолеты-разведчики, вычислить все огневые позиции «духов» и, не оставляя времени для смены мест дислокации, отработать артиллерии, штурмовым группам. А затем и основным силам можно вступать в дело!

Командир полка цокнул языком:

— Стратег! Ганнибал, понимаешь, а не командир взвода!

— Одну минуту! — оборвал его представитель штаба армии. — Предложение лейтенанта не лишено здравого смысла. Я обязан доложить командующему. Он, собственно, и прислал меня выслушать офицеров-десантников, посоветоваться.

Когда дверь за штабным подполковником захлопнулась, командир полка бросил в сердцах:

— Что ж ты сидел, молчал все время, индюк надутый! Небось этот побежал прямо к высокому начальству, крыса штабная! Орден Ленина ему гарантирован!

— Да хоть десять! Лишь бы план прошел… — широко улыбнулся Новиков.

«Ми-8» рассекал воздух лопастями винта. Залитые водой рисовые поля блестели в лучах ослепительного южного солнца.

— Хрен с ним, с этим Хостом! — перекрывая рокот двигателя, кричал пилот. — Хотят «духи» сделать его своей столицей, ну и пусть. Ты как считаешь, сержант?

Святой не отвлекался. За его спиной в грузовом отсеке находились десять парней, которым скорее всего придется в буквальной смысле на землю спуститься с небес и принять бой. Вторая десятка под командованием Новикова должна была десантироваться километров на восемь южнее.

— Пять минут — и начну сбрасывать! — Летчик постучал ногтем по стеклу часов.

— Ниже сойди! — попросил Рогожин.

— Не могу. Приказ! — мотнул головой пилот. — «Духи» могут достать.

— Целее будем! «Духам» сейчас не до твоей бандуры.

— Восемьдесят первый, — засипела рация, — приготовьтесь… Подарки пошли.

Белые купола парашютов огромными ромашками расцветали в небе. Самолеты опорожняли свое чрево и, заложив крутой вираж, уходили ввысь.

Глухо затукали зенитные установки. Пилот вертолета потянул на себя рукоять набора высоты.

— Начинаем концерт по заявкам, — усмехнулся он.

Сполохи разрывов заполнили небеса. Вертолет, точно гигантская желто-зеленая стрекоза, летел над землей, отбрасывая тень на рисовые чеки, тропы, холмы и пустынные равнины.

— Купились «духи», — удовлетворенно хмыкнул Рогожин. — Расстреливают манекены.

По одиноко кружащему вертолету моджахеды огонь не открывали — слишком незавидная цель.

«Лишь бы засекли большинство точек, — повторял про себя Рогожин, — лишь бы засекли».

Он и сам передавал координаты обнаруженных пулеметных гнезд, окопов с задранными стволами скорострельных пушек, блиндажей, из которых выбегали люди с трубами реактивных управляемых ракет на плечах.

— Четвертый! Я Восемьдесят первый! В шестом квадрате «духи» ставят две «эрушки»… Да… Уверен… — докладывал Рогожин в штаб полка. — Снимают с джипов и монтируют…

Да… По-моему, нашелся ушлый курбаши, усек, что мы их накололи…

Шестой квадрат — место высадки одного из подразделений полка — брался под прицел двух реактивных установок типа «град-5». Залп из двадцати четырех стволов перевернул бы каждую песчинку в квадрате и не оставил ничего живого.

— Четвертый! Я достану «духов»! Разрешите десантироваться?.. Понял! Сделаю все аккуратно, без шума и пыли!..

Ребята! Приготовиться к высадке!

«Вертушка» зависла над пересохшим руслом заброшенного канала. Десантники выпрыгивали прямо в ров и исчезали в клубах пыли.

— Все, сержант! — доложил младший сержант Гена Маркин, пересчитав людей.

— До «духов» километра три! — Рогожин специально определил место высадки чуть в стороне. — Идем по руслу канала. У начала полей возьмешь двоих бойцов и по-пластунски обойдешь гадов. Сигнал к атаке я подам выстрелом.

Будут дергаться — долби из гранатометов. Только нас не задень. Установки старайся не повредить, авось пригодятся.

Маркин обреченно вздохнул:

— Потопнем среди полей. Мы же десантура, не подводники.

— Отставить разговоры! Бегом марш! — скомандовал Рогожин, уверенный, что Маркин выполнит все как надо.

Канал вывел группу прямиком к установкам. Моджахеды уже успели установить цельнометаллические станины, смонтировать трубообразные стволы. Афганцы раскрывали ящики, доставали из них сигарообразные ракеты и заряжали установки.

— Шестнадцать «духов». Двое в джипах сидят, на рациях дежурят! шепотом доложил ефрейтор Липин.

— Снайперам есть работа! — Рогожин жестом подозвал двоих солдат. Снимите этих в машинах. Они не должны ни одного слова в рацию хрюкнуть!

— Маркин со своими дочухал! — сказал ефрейтор, возбужденно дыша. Могут засветиться. Поле хорошо просматривается.

— Ставь, Липин, «керогаз». Чуть что, прикроешь!

Ефрейтор сорвал чехол, освободил треногу автоматического гранатомета. Второй номер расчета подключил магазин, наполненный похожими на разварившиеся сосиски гранатами.

Внезапность атаки парализовала афганцев. Они суетливо метались под перекрестным огнем, словно перепуганные овцы при виде волка, забравшегося в кошару. Гортанные вопли заглушали крики раненых.

Но от установок афганцы не отступали.

— Короткими перебежками за мной! — поднял десантников Рогожин и сразу же пожалел об этом. Рядом с ним перевернулся через голову и упал солдат. С противоположной стороны продвигалась группа Маркина.

Всхлипывающими, воющими звуками отозвался гранатомет Липина. Одна из гранат попала в джип. Машина дрогнула, как загарпуненный кашалот, и осела, задрав радиатор к небу…

Пленные душманы сидели на корточках с заложенными за голову руками. В глазах у афганцев не было ни страха, ни боли. Одно лишь чувство светилось в них: ненависть.

— Рома Павлин убит… — утирая пот с лица, говорил Маркин. — Ваську задело…

— Сильно? — спросил Рогожин и стал рассматривать захваченные трофеи.

— Ногу пулей перебило. Кость торчит!

— Пойдем посмотрим! — Рогожин зашагал к краю поля, где вокруг раненого бойца хлопотали товарищи. — Придется Василию потерпеть. Двадцать минут до главного удара осталось.

Закусив зубами ворот куртки, чтобы не кричать, закрыв руками глаза, высокий, под два метра, десантник корчился на земле. Бисеринки пота серебристой сетью покрывали его лоб. Перебитая кость сахарным осколком выглядывала из рваной штанины, успевшей выше колена пропитаться кровью.

— Держись, Васек! — Рогожин потрогал лоб раненого.

— Я ничего… — простонал солдат искусанными в кровь губами.

— Жгут потуже затяните! — приказал Рогожин, не отводя глаз от страдающего парня.

Афганцы сбились в кучу и обреченно ждали. Многие шептали молитвы.

— К Аллаху торопятся! — повел стволом в сторону пленных Маркин.

— Отставить, — устало одернул его Рогожин.

— Что, до полка басмачей потянем? — недовольно поинтересовался Маркин.

— Угадал! — Сержант расстегнул верхние пуговицы «афганки», подставляя грудь под едва ощущаемый ветерок.

— Наши их парандоевцам[1] передадут. А те сородичам «чайники» поотрезают. Как пить дать открутят им «банки», — уверенно заявил младший сержант. В его глазах плясали хищные огоньки.

— Предлагаешь облегчить мучения «духов»? — усмехнулся Рогожин.

— У нас трое убитых, двое ранены. Надо бы отплатить за ребят. Куда нам такое стадо гнать? Оставим парочку для штаба, а остальных отправим к ихнему Аллаху!

— Заткнись, Маркин! — Рогожин поставил автомат на предохранитель. Стрельбы больше не предвиделось. — Сходи потрогай мозоли у них на руках. От оружия таких не бывает. Они против нас целыми кишлаками воюют: от мала до велика…

— Знаю, знаю… — разочарованно протянул младший сержант. — Всенародная партизанская война в тылу врага…

Проходил «Войну и мир» в девятом классе. — Он встал в позу чтеца-декламатора и с завыванием начал:

— Поднялась дубина народной войны и пошла гвоздить врагов по котелку…

— Грамотный! Выучили вас на свою голову, — проворчал Рогожин, с трудом сдерживая улыбку.

Маркин засвистал какой-то очередной шлягер и двинулся к машине. Это была потрепанная «Тойота» с бахромой над лобовым стеклом, побитыми подфарниками, погнутым бампером. Обычная афганская «бурбухайка», годная, чтобы возить овощи на городской базар и реактивные установки на огневые позиции.

Дверь джипа приоткрылась, и Рогожин успел увидеть залитое кровью лицо, а также вытянутую руку с пистолетом.

Два выстрела прозвучали почти одновременно.

Перед тем как упасть, Маркин успел обернуться, как будто хотел попрощаться с командиром. Его недоуменный взгляд переместился на грудь, где с левой стороны на накладном кармане «афганки» чернела точка.

— Мама, достали! — ровным, отчетливым голосом произнес младший сержант и упал.

Десантники хлестали по джипу длинными очередями.

Кто-то попал в бензобак. Клуб огня вырвался к небу рыже-черной шапкой.

— Прекратить огонь! — кричал Рогожин и сам продолжал исступленно палить из автомата, словно отдавал погибшему младшему сержанту последние воинские почести.

— Командир! «Духи» ломятся! — заорал ефрейтор Липин, выпучив глаза, и тыкал пальцем в ровную линию горизонта.

С юга приближалось облако пыли. Пять машин неслись по степи, точно волки, загоняющие добычу.

— Передал, гад! — воскликнул ефрейтор, прижимая к груди автомат, словно тот был палочкой-выручалочкой.

— Ох, блин, засекли!

— К установкам, быстро! — крикнул Рогожин.

— Как стрелять из этого металлолома? — пробормотал ефрейтор. — Ни буссоли, ни прицельных устройств. Каналом уходить надо… Сматываемся, сержант!

Рогожин уже взял себя в руки. Опасность действовала на него отрезвляюще.

— Не ори, Липин! Пальнем по «духам», да так, что их яйца до Пакистана лететь будут.

Уверенность командира передалась остальным десантникам. Белозубые улыбки засветились на запыленных, загоревших до черноты лицах.

— Так, парни. Берите пленных — и к установкам!

— «Духи» в своих стрелять не станут! — не унимался Липин.

— Сделать петли! Набросить им на глотки и перекрыть кислород! — отдавал лаконичные приказы Рогожин.

Десантники удивленно переглядывались, не понимая замысла командира.

— Вешать пленных, что ли? — робко переспросил ефрейтор.

— Дурак! — Рогожин выразительно постучал себя по лбу. — Они же мусульмане. Для них, воинов Аллаха, смерть без крови — что для тебя служба без дембеля. В рай не попадут. По своим «духи» пулять, конечно же, не станут, но отпугнуть — отпугнут! Давайте!

Пленные, трясясь от страха, глазели на приготовления десантников.

— Только не до смерти! Осторожно! — предупредил Рогожин.

Машины приближались. Раненный снайпером моджахед, воспользовавшись замешательством, успел предупредить своих о дерзком захвате установок, и сейчас «духи» торопились наказать зарвавшихся «шурави».

— Алла… — истошно вскричал тощий афганец, которого первым подвергли испытанию.

Он тяжело, с ефрейтором на спине, обхватил сапоги сержанта и затараторил, пуская слюни и сопли. Свою речь воин ислама сопровождал выразительной восточной жестикуляцией.

Рогожин склонился над ним.

— Шугани разок своих. Иначе… — Он чиркнул ладонью по горлу.

— Не улавливает! — констатировал Липин и крутанул удавку.

Афганец зашелся в кашле. Его тонкие губы стали на глазах синеть, на них выступили белые хлопья пены.

— Ослабь! — Рогожин хлопнул ефрейтора по плечу. — И поставь его на ноги!

Теперь покачивающийся душман был похож на марафонца после финиша. Он уткнул глаза в землю и часто дышал широко открытым ртом, в котором по-собачьи подергивался язык, точно просил отпустить его наружу.

Рогожин сбил с пленного грязную чалму и повернул голову «духа». Приставив к его глазам бинокль, сержант показал на машины. Потом указал на установки и сделал жест руками, словно отгонял от себя назойливую мошкару. Афганец замычал, отрицательно тряся головой.

— Петлю, Липин. Потуже! Время уходит! — рявкнул Рогожин.

— Есть! — так же решительно выпалил ефрейтор и снова перекрыл душману кислород.

Пленный бился всем телом, как бьется рыба, выброшенная на лед.

— Сержант, кажись, мой согласен! — Один из десантников подвел смуглолицего пожилого афганца в просторных полотняных штанах и длинной рубахе.

— И мой дошел до кондиции! — ухмыльнулся Липин.

Его подопечный уткнулся лбом в землю и стучал рукой, давая понять, что согласен…

Как они наводили установки. Рогожин так и не понял. Но залп получился отменный. Установки дрогнули, затем залились огнем, и от протяжного воя снарядов, вырвавшихся из стальных труб, заложило уши.

В бинокль Рогожин видел, как черная стена разрывов выросла на безопасном расстоянии от машин. Моторизованный отряд притормозил, заложил резкий вираж и быстро начал удаляться, не дожидаясь очередного залпа.

— Перелет сделали, блин! — горестно выдохнул ефрейтор, подводя результат.

— Порядочные «духи». Не предатели… — рассмеялся Рогожин. — Дай-ка водички попить. У меня, видишь, фляжку пробило…

Последняя крупная военная операция Советской Армии в Афганистане снятие блокады с Хоста — проходила строго по установленному плану. Огневые точки моджахедов были нанесены на карты, переданы в батареи и дивизионы, вертолетные полки и эскадрильи фронтовой авиации. Расчеты занимали места у орудий, артиллеристы реактивных установок следили за красными флажками в руках своих комбатов.

Как слабая искра приводит в движение поршни двигателя, так команда, отданная с главного КП этой войны, заставила повернуться десятки ключей стрельбы, взреветь моторы БМП, танков и БТР, подняться в воздух «вертушки», истребители-штурмовики.

Ахали гаубицы «Д-30», вторили им самоходные орудия с нежным названием «Гиацинт», завывали, выпуская огненные стрелы, реактивные «бээмки». Вертолеты огневой поддержки, утяжеленные снаряженными по максимуму подвесками, грязно-зелеными мухами уходили к горизонту, а матушка-пехота выдвигалась на передовые позиции…

Десантники спрятались в русле старого канала. Артиллеристы работали аккуратно, но Рогожин решил не искушать судьбу. Уж слишком близко катилась страшная лавина огня и металла.

— Подкорректируйте пушкарей! — кричал он в ларингофон рации. Близехонько к нам забирают… Я говорю: пусть не шпуляют сюда. У нас чисто…

Стены канала тряслись от разрывов, осыпаясь тысячами ручейков песка. Десантники инстинктивно прижимались друг к другу, словно плечо товарища могло уберечь их от шального разрыва.

На лицо погибшего младшего сержанта Маркина все время оседала пыль. Рогожину то и дело приходилось смахивать ее. Маленькая дырочка слева на груди закрылась корочкой запекшейся крови и стала похожей на большое родимое пятно.

Дым стлался над рисовыми полями, степью, закрывал солнце. Он полз по дну старого русла, обволакивал десантников серо-коричневыми космами. От него першило в горле и щипало в глазах. Казалось, всю планету заволокло этим дымом.

— Да-а, бардак! — прокомментировал ефрейтор Липин.

Он сидел у глинистой стены канала, обхватив стриженую голову руками. Рядом прикорнул пленный афганец — недавняя жертва ефрейтора. Русский десантник и солдат повстанческой армии были одинаково слабы и беззащитны перед огненной бурей, созданной людьми и безумствовавшей на десятках квадратных километров.

Яркая точка ракетницы зависла в небе.

— Поднимаемся! — бросил Рогожин бойцам. — «Такси» свободно. Эх, прокачу!

«Бээрдээмки» их батальона ждали десантников у шоссе.

Стволы семимиллиметровых станковых пулеметов были повернуты в сторону рисовых полей. Раненых, пленных и убитых погрузили внутрь разведывательных машин. Десантники устроились на броне — так было безопаснее. Если «бээрдээмка» подорвется на мине, можно отделаться контузией.

Колонна двигалась вперед по петляющей дороге. Рогожин сидел у башни, держась за ствол пулемета, и дымил сигаретой. Изрытая воронками степь с редкими островками зелени угрюмо молчала.

— Вернусь домой, возьму пузырь водяры — ив лес! — мечтательно произнес ефрейтор Липин. — Растянусь на травке, буду лежать целый день и пить. К ночи ужрусь, засну… Проснусь и опять буду пить. У нас на Брянщине леса, товарищ сержант, обалденные! Задолбал меня этот Чучмекистан!..

Добравшись до полка. Рогожин узнал, что взводный ранен. Осколок гранаты ударил в глаз и застрял под надбровной дугой. Вместе с другими ранеными взводного отправляют в кабульский госпиталь, где ему предстоит операция.

Рогожин отпросился у комбата и поспешил к самолету.

Загрузка шла полным ходом. Летчик-транспортник торопил.

Ему хотелось побыстрее убраться из Хоста, пока «духи» не очухались и не вернулись на свои огневые точки в горах.

Новиков лежал на носилках, прикрытый до пояса синим солдатским одеялом. Правая сторона его лица была скрыта под маской из бинтов.

— Здоров, Кутузов, — попытался пошутить Рогожин, но тут же осекся.

Лейтенант страдальчески сморщился.

— Обидно, Димка! — по-родственному назвал он Рогожина. — По глупости схлопотал. Был десантник Новиков и весь вышел. — Лейтенант тяжело вздохнул. — Жаль, семьей не успел обзавестись! Трудноватенько небось одному на дачке ковыряться будет… Ты, Дмитрий, своих ребят береги!

За что им тут гибнуть? Влезли, идиоты, в чужую страну и удобряем ее собственными костями…

Откуда-то с гор донесся хлопок.

— Миномет! — равнодушно определил лейтенант. — Отрыгнется, Дмитрий, нам Афган. Всему Союзу…

Двое хмурых солдатиков в застиранной форме подхватили носилки.

— Куда укладывать? — крикнул один из них, а второй равнодушно отозвался:

— Санинструктор покажет!

— Прощай, Дмитрий! — Новиков мигнул уцелевшим глазом, и на ресницах его блеснула мутная от аэродромной пыли капелька слезы.

Рогожин провожал взглядом самолет, пока тот не скрылся из виду.

У КПП части его встретил Липин.

— Я говорил! — тараторил ефрейтор, стараясь попасть в ногу с сержантом. — Порешат «духов»…

— Кто? Каких «духов»? — не понял Рогожин. Все его мысли были о взводном.

— Наших пленных! Ты уехал, а комбат их «педикам» передал… захлебывался Липин. — Они пленных вывели к арыку, рядком построили и как свиней… — Ефрейтор глотнул воздуха и продолжал:

— Один идет, за волосы башки поднимает, второй ножом глотку подрезает. Скотобойня, блин… Димыч, перебазарь с зампотылом, тельники новые пусть выдадут дембелям. Домой ведь скоро. Ехать не в чем разведчику-десантнику…

— Скажу, Липин! Скажу, дорогой…

Ночью Рогожину приснился сон. Будто огненный вал, дойдя до канала, в котором они прятались, повернул обратно. И вроде пронесся этот смерч над Кабулом, Салангом и Пандшером, перевалил через Гиндукуш, замутил воды Амударьи и ринулся в глубь России. А он, Дмитрий Рогожин, бежал вслед за смерчем по руслу старого канала, проваливаясь в вязкую почву, как в трясину, и ничего не мог сделать, чтобы остановить смертоносный ураган.

Вывода ограниченного контингента ни Рогожин, ни его взводный не дождались. Подошел дембель, и Рогожин направлялся домой.

По дороге Дмитрий навестил командира в ташкентском госпитале. Обрадованный визитом, Новиков моментально организовал застолье. Пошептавшись с улыбчивой медсестрой-узбечкой, он заполучил ключи от кладовой и, заговорщицки подмигнув, поманил Рогожина за собой.

Уединившись, боевые товарищи, вольготно расположившись на стопках белья, пропустили по чарке, закусили сочными янтарными среднеазиатскими дынями, и неторопливая беседа потекла как ручей.

— Тошно тебе будет дома! — неспешно цедил Новиков. — Отвык ты от гражданки! Здесь, в Афгане, мы понимали друг друга с полуслова! А там… Он неопределенно махнул рукой.

Рогожин согласно кивал головой.

— В Союзе никому ни до кого нет дела. Народ какой-то психованный стал. Торчит в очередях и грызется между собой. Ты, Дмитрий, возвращайся в армию. Поступай в училище, продолжай семейную традицию. У тебя на роду написано военным быть. С таким послужным списком тебя куда угодно примут, выстраивал лейтенант сослуживцу планы на будущее.

Поговорив о перспективах, они пропустили еще по одной и предались воспоминаниям, не забывая помянуть погибших да поднять чарку за здоровье живых. Особенно живо обсуждали не битву за дорогу на Хост, а предшествующий ей рейд.

Взвод Новикова передали под командование подполковника-контрразведчика. Подполковник, выражавшийся исключительно матюгами и короткими, рублеными фразами, дал несколько минут на сборы. Сам, не разъясняя задачи, забрался под броню разведывательной машины десанта, засекая время по часам швейцарского производства. Чтобы приобрести такой хронометр, нужно было бы собрать чеки всех офицеров полка и добавить еще столько же.

Форсированным маршем группа добралась до отдаленного кишлака, оставленного жителями. Люди убежали от ужасов войны в соседний Пакистан, забрав с собой скот и нехитрый скарб. Там, в заброшенном селении, подполковник поставил перед десантниками боевую задачу.

Оказалось, что начальник штаба мотострелкового батальона дал деру к «духам», прихватив оперативные карты. Его ловила чуть ли не вся армия. Перебежчик давно установил контакт с афганцами и все тщательно продумал. Моджахеды прикрывали отход беглеца тремя крупными группами. Но контрразведчики пронюхали, что предатель будет уходить в Пакистан по подземным каналам, из которых специально спустят воду.

Необходимо было взять перебежчика до того, как он спустится в каналы. Взвод Новикова пятеро суток просидел у колодца-входа безрезультатно. Люди устали, продукты заканчивались, а подполковник-контрразведчик все сторожил колодцы в кишлаке, словно пес на цепи.

Даже получив сообщение о том, что беглец добрался до Пешавара и раздает интервью западным журналистам, подполковник не снимал засаду. Десантников поражало тупое упрямство контрразведчика, не желавшего признать поражения. Поразмыслив, Рогожин и Новиков пришли к выводу, что, возможно, так и должно быть. Упрямство порой единственный путь к достижению цели.

Настойчивого контрразведчика, не снимавшего засады до последнего, звали Петр Михайлович Банников. С солдатами он общался свысока, постоянно подчеркивая свою значимость. Крупный, физически крепкий подполковник, несмотря на излишек веса, хорошо переносил жару и недостаток питьевой воды, выдаваемой строго по норме.

Он часами просиживал на солнцепеке у глинобитного полуразрушенного колодца, бывшего входом в обезвоженные каналы. Иногда подполковник вскакивал на ноги. Сгибался, навалившись грудью на осыпающееся ограждение колодца, и вглядывался в черный непроницаемый туннель.

В такие мгновения Банников походил на огромную хищную рыбу, приготовившуюся к атаке. Сходство усиливали идеально прямой нос и широкий рот со скошенными книзу уголками губ. Но, пожалуй, самыми удивительными были округлые глаза Банникова. Холодные, чуть навыкате, они не отражали никаких эмоций. Такие глаза могли принадлежать осьминогу или скорее акуле, чем человеку. За высокомерие и повадки хищника десантники наградили подполковника кличкой Акула, намертво приклеившейся к Банникову.

Долгое сидение в заброшенном кишлаке закончилось безрезультатно. После возвращения в часть подполковник растворился, словно его и не было. Вскоре началась кутерьма с деблокадой дороги на Хост, и о Банникове окончательно забыли.

— А знаешь, этот хмырь-контрразведчик резко рванул на повышение! Получил еще одну большую звезду на погоны и теплое местечко в структурах Генерального штаба! Далеко пойдет! — несколько туманно выразился Новиков, кроя на дольки очередную дыню остро отточенным ножом. — Возможно, Акула будет моим непосредственным начальником.

Малозаманчивая перспектива, но мы люди военные, приказы обязаны выполнять!

Рогожин сочувственно пожал плечами.

Прощальное застолье прервалось самым неожиданным образом. Прибежала запыхавшаяся медсестра-узбечка и с порога завопила:

— Сворачивайте банкет, мальчишки! Начальник госпиталя прибыл в отделение. Незапланированная проверка. Ой, намылят же мне голову!

Как полагается настоящим джентльменам и просто мужчинам, умеющим оценить серьезность ситуации, они скоренько ликвидировали следы трапезы. Полупустая бутылка была спрятана в сапог, а дынные корки, выброшенные со второго этажа, удобрили цветочные клумбы госпиталя.

Немного хмельной лейтенант проводил Рогожина до ворот. Постояв в тени, перекурили, оттягивая момент прощания.

— Сколько до самолета? — выпуская едкий дым сигареты без фильтра, спросил Новиков.

— Часа три. Еще успею добраться до аэропорта.

— Значит, расходятся наши дорожки? Свидимся ли еще когда-нибудь?

— Свидимся, командир! Не нагоняй тоску! Войне скоро каюк, так что поживем, поездим друг к другу в гости! Ну, Виктор, до скорого! — Рогожин впервые назвал командира по имени и протянул ладонь для рукопожатия.

За воротами раздалась трель автомобильного гудка. Из здания контрольно-пропускного пункта выскочил дневальный — солдатик в застиранной добела форме. Открыв ворота, он взял под козырек, отдавая честь офицерам, сидевшим в «уазике». Машина въехала на территорию госпиталя.

«Уазик» со снятым брезентовым верхом проехал мимо, а затем, притормозив, сдал назад.

Офицер, сидевший рядом с водителем, по-видимому, знал Новикова в лицо. Он весело улыбнулся:

— Как здоровье, лейтенант?

— Заживает словно на собаке! — бодро откликнулся тот, не выпуская ладонь Рогожина.

— Тогда собирайся в столицу. Москва ждать не любит.

Хватит бока пролеживать! Пора карьеру делать!

Офицер-балагур тронул водителя за плечо. Подняв облако пыли, «уазик» рванул к корпусу, где располагалась администрация госпиталя.

— Новиков, подгребай оформлять бумаги на выписку! — привстав в машине, выкрикнул офицер, зазывно махнув рукой.

Машина скрылась за поворотом. Товарищи по оружию крепко обнялись. Расставание не было печальным. Скорее наоборот. Позади оставались кровь, пот, изматывающие рейды, свист пуль над головой и бессмысленная война. Так по крайней мере казалось двум десантникам, прошедшим ад Афгана. Они прощались с прошлым, надеясь на будущее.

Судьба разводила дороги сержанта Дмитрия Рогожина и старлея Виктора Новикова, чтобы свести их вновь в совсем иной стране, в другое, жестокое, время перемен.

Будущее никому не дано предугадать.