"Синий жасмин" - читать интересную книгу автора (Винспер Вайолет)

Глава 8

В тот же вечер, после обеда в grande tente,[35] Лорна вдруг особенно остро осознала тигриную красоту и грацию принца. В его глазах еще сияла радость победителя, а в голосе, когда он обращался к ней, появилась нотка снисходительности.

— У меня есть для тебя подарок, — сказал Касим.

— Подойди, я покажу тебе.

Девушка оторвала взгляд от французского журнала, который лениво просматривала. Принц держал длинную нитку жемчугов, молочно поблескивавших на его смуглых опаленных солнцем руках.

— Подойди же! Брось свой журнал и дай мне взглянуть на тебя в этих жемчугах.

Драгоценностями Касим одаривал ее впервые, хотя бывали минуты, когда он так любовался и так ласкал мочки ее ушей и стройную шею, словно уже видел на них украшения.

— Я… я не ношу ожерелий, — нервно произнесла Лорна. — Они мне мешают.

Она чувствовала на себе его взгляд, пристальный, жадно вбиравший в себя и бархатную тунику и шелковые шальвары, в которых девушка выглядела гораздо более соблазнительной, чем ей хотелось быть в обществе этого мужчины. Бабуши плохо держались на ее ножках, и они, белые, босые, утопали в пышном ворсе ковра, на котором она лежала со своим журналом.

— Я хочу видеть тебя в этом ожерелье. — На этот раз в его голосе прозвучала приказная нотка, так что гончая Феджр даже поднял голову с колен хозяина.

— Не тебя, малыш. Я обращаюсь к этой petite,[36] которой хорошо известно, что я могу заставить ее слушаться.

— А что ты сделаешь? — Вопрос прозвучал издевательски. — Набросишь мне на шею петлю и силой добьешься моего подчинения?

— Да, жемчужную петлю, — язвительно ответил принц. — Так что, велеть Феджру гнать тебя ко мне? Только смотри, пес ведь может принять эти изящные щиколотки за газельи: он же гончая на газелей.

— Скотина! — Девушка отшвырнула журнал и медленно направилась к Касиму. Безмолвно, словно статуя, встала она перед диваном, но мужчина с силой притянул ее к себе и заставил вытерпеть его прикосновения, пока надевал ей на шею жемчуга. Каждая жемчужина идеально подходила к другой.

— Наверное, искусственно выращенные, — пробормотала Лорна, специально рискуя вызвать его гнев.

Принц улыбнулся почти угрожающе.

— В один прекрасный день, голубушка, твои дерзости меня доведут. На каждую из этих жемчужин целая арабская семья могла бы существовать несколько месяцев.

— Вот и отдай их своим арабам! — Лорна попыталась сорвать ожерелье, но он немедленно перехватил и сильно сжал ее поднятые руки. Его желтоватые тигриные глаза больше не смеялись — они угрожающе мерцали.

— Если ты осмелишься снять жемчуга, я наставлю синяков на твои руки, процедил принц. — Это мой подарок, и ты не посмеешь оскорбить меня отказом.

Лорна тоже сжала зубы, поскольку его пальцы вцепились ей в руку и причиняли боль.

— Т-т-ты — тиран, — произнесла она. — Всегда добиваешься своего.

— Сожалею. — Он опять насмешливо улыбался. — Но, может быть, мне все-таки будет позволено подарить драгоценности моей кадын?

— Н-н-не смей меня так называть! — Девушка чувствовала, что задыхается и от этих жемчугов и от этого слова, которым он ее обозвал и которое означало «рабыня».

— Но ты же назвала меня тираном.

— Тебе это подходит!

— В самом деле? — Касим не отрываясь смотрел ей в глаза. — В таком случае, разве ты не моя рабыня?

— Ты сделал меня рабыней, и я тебя ненавижу за это!

— Что ж, пчела летит на мед, мотылек — на пламя, а мужчину притягивают чары обольстительной женщины. — В его глазах снова заискрился смех. — Любая другая женщина была бы просто в восторге, если бы на нее надели жемчужную цепь.

— Я — не любая другая. — Скривив губы, Лорна посмотрела на жемчуга и подумала, с чьей же шеи они были сорваны давным-давно. А сомневаться в этом не приходилось, поскольку ожерелье не только очень красивое, но и явно очень старинное. Его можно было носить и на голове, и на шее, и на талии.

— Разумеется, ты не любая другая, — согласился Касим. — Слишком многие женщины щеголяют своей красотой и обаянием. Ты же, как я постепенно понимаю, наоборот, очень медленно, осторожно приоткрываешь лепестки тайн с цветка своего сердца. — Он прикоснулся к груди девушки как раз у сердца и трепещущими пальцами погладил ее шею. Она подняла руку, как бы отгораживаясь от этих прикосновений, и принц заметил синяки на ее обнаженной руке.

— Моя работа?

— А чья же еще?

— До чего ты нежна, просто как цветок. — Он губами коснулся отметин. Позволь мне сначала закрыть их поцелуями, а потом… браслетами.

Из резной шкатулки достал широкий золотой браслет с голубыми вставками.

— Это — ляпис-лазурь, — прошептал он, защелкивая на ее изящной руке браслет рабыни.

Потом принялся изучать девушку, облаченную в шелк и в эти языческие драгоценности. Взгляд его бродил по ней, от макушки до маленьких ступней с высоким подъемом.

— Говорят, — его дыхание коснулось мочки ее уха, — что роза помнит почву, на которой произросла. Разве мы — не все те же первобытные существа, даже и ты, со своей прохладной кожей и глазами, как синие цветы?

Лорна чувствовала его прикосновение даже через шелк своей одежды. В глазах Касима, пристально смотревших на нее, горел такой огонь, который не могла загасить даже ее холодность.

— Интересно, какова ты будешь в страсти? — шепнул он. — Зажечь в тебе страсть, amiga?[37]

Это ласковое слово, произнесенное по-испански, почему-то особенно поразило девушку. Его лицо, такое смугло-прекрасное, нависло над нею; глаза, опушенные угольно-черными ресницами, своим пронзительным выражением притягивали к себе ее взгляд; губы были страстными и жестокими одновременно. Никогда раньше по своей воле она не прикасалась к нему, а теперь ей вдруг безумно, до головокружения, захотелось погладить это лицо, словно отлитое в теплой бронзе.

Лорна закрыла глаза и попыталась изгнать из души его образ, с отчаянием осознавая, что ее врожденное чувство красоты, которым она так гордилась, на сей раз сослужило ей скверную службу. Девушка ощущала его губы на своих закрытых глазах, слышала, как он повторяет ее имя по-французски, и вся трепетала в его жарких, сильных объятиях.

— Пойду, пожалуй, взгляну, хорошо ли устроили на ночь моего золотистого жеребца. — Принц нежно поцеловал ее в ямочку на щеке. — Какой красавец, а? Я разрешу тебе прокатиться, когда он станет посмирнее. Ты будешь замечательно смотреться на нем.

Прежде чем Лорна смогла вымолвить хоть слово, он поднялся и вышел из шатра со свойственной ему бесшумной грацией. Ее окружила тишина и аромат сандалового дерева, все еще горящего в лампах. Она тихо перебирала пальцами жемчужины; в лазури браслета, защелкнутого на ее руке, отражался свет. Все-таки странный он человек. То угрожает и ставит синяки, то потом обещает дать проехаться на золотистом жеребце.

Девушка откинулась на диванные подушки, и налитые тяжестью веки закрылись сами собой. Завтра Касим уедет в лагерь к другу, где, по его же словам, намеревается пробыть несколько дней. Эта мысль приятно волновала ее. В душе вдруг зародилась безумная, дикая надежда. Может быть за эти несколько дней ей, наконец, удастся сбежать отсюда!

Подаренные жемчуга оттягивали нежную шею. Очень хотелось снять ожерелье, но Лорна не осмеливалась, помня, какой гнев это вызвало у него. Чтобы принц спокойно оставил ее здесь, нужно убедить его, что все в порядке.

Когда Касим вернулся в шатер, в его волосах запутался свежий ночной ветерок; он поднял ее на руки, и девушка не сопротивлялась.

— Да ты уже спишь, а? — Смеющимися глазами он ловил ее взгляд. — Отнести мою маленькую бынт[38] в постельку?

Сердце Лорны бешено заколотилось у самой его груди. Чем ближе ночь, тем больше она начинала бояться этого красивого варвара. Ее бросило в дрожь от его улыбки, от мурлыкающего голоса.

— Мы отправимся на рассвете, — сказал Касим, укладывая ее на постель рядом с изящной ночной сорочкой. — Каид намерен несколько дней наслаждаться охотой, так что я не могу взять тебя с собой.

Лорна чувствовала, что принц смотрит на нее, и, уловив в его голосе нотки беспокойства, поняла, что Каид может и не одобрить поступок своего молодого друга, похитившего девушку у ее соплеменников, подобно соколу пустыни, камнем падающему на нежную голубку.

— Если ты сделаешь какую-нибудь глупость, Ахмед, будет жестоко наказан, добавил он.

— Не сомневаюсь, что Ахмед будет следить за каждым моим шагом глазами ястреба, — откликнулась Лорна. — Ему ведь было ведено, не так ли? Меня будут держать здесь до тех пор, пока я не надоем тебе.

Смуглая рука легла на ожерелье, петлей окружившее ее шею. Принц притянул девушку к себе и заставил смотреть в свои серьезные, вопрошающие глаза.

— Заблудиться в пустыне — удовольствие маленькое, смею тебя заверить, Лорна. Одиноких путников выслеживают и хищники и разбойники. Кроме того, существуют арабы, которые и своих-то собственных сестер продают в гаремы мужчин, гораздо более жестоких, чем я, и гораздо менее любящих горячую воду с мылом.

С мягким смешком он опустил ее обратно на постель и направился в альков, чтобы вымыть руки. Лорна вся дрожала, снимая ожерелье с браслетом; она слышала, как Касим мурлычет свою любимую песенку. Нет, ей необходимо избавиться от него… во что бы то ни стало.

Когда шейх со свитой отправился в поход, еще сияли последние звезды и пальмы темнели на фоне бледнеющего неба.

Оберегаясь от прохладного утреннего воздуха, Лорна закуталась в плащ и вместе с Касимом ехала на несколько ярдов впереди всех. Пески холодновато поблескивали в предрассветном тумане; по ним пробегали легкие тени, и вся эта красота вызывала у девушки ощущение чуда, какую-то восторженную дрожь. Не впервые ей приходилось рассветным утром ехать рядом с этим мужчиной, но сегодня она намерена попрощаться с ним… возможно, навсегда.

Ее глаза под шешем[39] сверкали, словно сапфиры, и она радовалась, что шейх не торопится, поглощенный зрелищем этих безбрежных пространств, которые любил больше всего.

Среди закутанных в плащи арабов, ехавших за ними, находился и Ахмед доверенное лицо хозяина, его адъютант, от бдительного ока которого Лорна решила во что бы то ни стало ускользнуть. В ее головке даже сформировался план. Завтра она притворится прихворнувшей и останется в постели. Во время сиесты,[40] когда весь лагерь словно вымирает из-за жары, она прорежет заднюю стенку шатра ножницами, которыми перекраивала свои восточные одеяния, и ускачет на любой подвернувшейся лошади.

— Что-то ты притихла. — Лорна вздрогнула, когда шейх заговорил с ней. Строишь какие-то планы?

Сердце у нее чуть не выпрыгнуло из груди. Этот человек просто читал ее мысли! Вот еще одно посягательство на ее личность и свободу, которую она ценит превыше всего.

— Рассвет в пустыне всегда зачаровывает меня, — пришлось ей ответить. — В нем есть что-то загадочное, вечное… Я всегда думаю: Адам и Ева тоже видели его таким?

— Да, он вечный, но в то же время всегда разный. — Его проницательные глаза пристально разглядывали ее светлое личико, окруженное тонким муслином. Я ведь уже говорил тебе, что пустыня похожа на женщину, но, в отличие от нее, она никогда не надоедает. Ты будешь скучать по мне, когда я уеду?

— Тебе нужен честный ответ? — поинтересовалась Лорна.

— Нет. — У него вырвался едкий смешок. — Я знаю, ты вздыхать обо мне не станешь, но неужели тебе не интересно, буду ли я скучать по своей маленькой бынт с солнечными волосами и бурным сердечком?

— Полагаю, твой друг Каид предложит другие удовольствия, которые гораздо больше придутся тебе по вкусу. Ты ведь, принц Касим, человек не чувства, а действия. Для тебя я — всего лишь существо, которое нужно укротить. Раз уж тебе удалось склонить мою голову…

— Ты знаешь, зачем я увез тебя, — прервал ее шейх, — и почему держу здесь… В этом белом шеше ты словно сестра рассвета; смотри, он разливается над пустыней, словно румянец смущения, медленно, постепенно окрашивая бледные пески в нежно-розовый цвет…

Это было дивное зрелище, вызывающее благоговейный трепет: от величественно выплывающего солнца на небе образовалась красно-золотая дуга, постепенно увеличивающаяся и высвечивающая песчаные холмы и фиолетовые тени, расплесканные у их подножий. Звезды исчезли все, кроме одной, горевшей прямо над головой, словно она была прикована к золотящемуся небу.

Глаза Лорны сияли. Стремление к необычному было у нее в крови, и она вспомнила об отце, который любил писать такие ландшафты во время своего пребывания в пустыне. У нее вырвался вздох.

— О чем ты вздыхаешь?

— Ах! — Она избегала его взгляда. — О яичнице с беконом и чашке чая.

— Ты не перестаешь меня удивлять, — произнес шейх со смехом, затем пришпорил коня и на секунду оба они, конь и всадник, словно отпечатались темным силуэтом на фоне восхода. Касим поднял руку и, когда все остановились, сообщил, что они на час встанут здесь лагерем, показав на скалы из песчаника, изъеденные пустынными ветрами и имевшими самую странную форму.

— Лелла желает позавтракать в пустыне.

Люди переглянулись. Ясно было, что они и не надеялись на остановку раньше полудня. Лорна заметила, как все заулыбались и понимающе закивали друг другу. Не раз она слыхала перешептывания, что шейх просто околдован ею.

Пока они мчались к скалам, Лорна рассматривала его, вспоминая всякие смешные мелочи, с ним связанные. Как нередко ему удавалось очаровать ее своим разговором. Как он то принесет неуклюжего, потешного щенка салуки[41] — этакий меховой комочек, — чтобы она поиграла с ним, то войдет в шатер своими широкими шагами, неся на плечах хохочущего смугленького ребенка…

— Я и сам проголодался, — признался Касим, улыбаясь. — Это, очевидно, наш пустынный воздух так действует.

Доехав до скал, все спешились. Кого-то отрядили рубить тамариск,[42] и вскоре уже весело пылал пахучий костер и грелись кофейники. Распаковали большую сковороду, и вскоре на ней уже жарились котлетки из ягнятины и лук, распространяя такой аромат, от которого текли слюнки.

Лорна вдыхала запах еды, пряный аромат которой поднимался, казалось, из пор самой пустыни. Нет, ей никогда не забыть этой картины: песчаные волны, безбрежное синее небо и на фоне всего этого — высокий мужчина, сидящий у скал. Мужчина безжалостный и непредсказуемый, как сама пустыня.

Хлестнув плетью по кусту, она вдруг заметила, как что-то темное выползает из расщелины в скале, у которой сидел шейх, в этот момент как раз прикуривавший сигарету. Он не видел ползущей к нему твари, а Лорна уже поняла, что это — черный скорпион, укус которого смертелен.

Ужаль он этого человека — и сегодня же девушка стала бы свободной… навсегда. А из этого стройного, великолепного тела ушла бы вся жизненная сила… и тоже навсегда.

— Касим! — Это имя вырвалось у нее совершенно неожиданно. — Рядом с тобой ползет скорпион!

Шейх увидел и в ту же секунду ткнул в него горящей сигаретой. Черная тварь упала на землю и сразу же была раздавлена сапогом, ибо даже умирая, скорпион может выпустить свой яд, смерть от которого очень мучительна.

Медленно поднял шейх глаза и долго смотрел на Лорну, не говоря ни слова. Затем произнес:

— Почему ты предупредила меня? Эта отвратительная тварь стала бы куда более верным средством, чем плохо нацеленный кинжал.

Девушка пожала плечами. Пальцы ее сжимали плеть.

— Я не пожелала бы и своему худшему врагу умереть в агонии от укуса скорпиона.

— Твой худший враг выражает тебе свою благодарность. — Он приблизился к Лорне и взял ее за руку. Инцидент со скорпионом ускользнул от внимания людей, но зато множество глаз увидело, как Касим поднес ее руку к своим губам.

— Не надо! — Девушка отдернула руку. Один из свидетелей этой сцены от неожиданности даже выронил кофейник. Принцу Касиму никто не смел ни в чем отказать, а уж меньше всего этого ожидали от маленькой бынт. Однако, к всеобщему удивлению, хозяин спокойно воспринял отказ, только иронически усмехнулся.

Они вместе вкусно позавтракали, а потом он сказал, что ему со свитой пора уезжать и что Ахмед проводит леллу обратно в лагерь.

Шейх притянул Лорну к себе и крепко сжал пальцами ее запястье, чтобы она не смогла ускользнуть.

— Ты должна дать мне слово, что не сбежишь от Ахмеда и не затеряешься в песках. Ты ведь даже толком не знаешь, как позаботиться о себе в таком опасном месте. С тобой что угодно может случиться.

— Я уже поняла это, mon maitre,[43] — прошептала она в ответ.

— Вот глупышка! — Ему, похоже, хотелось встряхнуть девушку как следует, но он сдержался.

— Если ты не дашь такого обещания, то придется взять тебя с собой, а тебя, по-моему, не слишком-то прельщает пребывание под одной крышей с кучей чужих женщин, пока я буду на охоте с Каидом. Смотри же сама, выбор остается за тобой!

Лорна сразу же поняла, что лишается возможности убежать, и потому произнесла с видом полной безнадежности:

— Обещаю быть хорошей! Пожалуйста, только не заставляй меня ехать с тобой… Мне это будет очень трудно.

— Да, я понимаю твои чувства. — Шейх взял ее за подбородок и пристально взглянул в глаза. — Поэтому и сомневаюсь, стоит ли оставлять тебя. Ты так порывиста…

— Я уже поняла, принц Касим, что твоя воля — закон, — прервала она. Неужели ты будешь так жесток, что возьмешь меня к совершенно незнакомым мне людям, меня, твою английскую бынт, которой не хватило ума не попадаться на глаза конокраду и…

— Gardez bien.[44] Лучше бы ты этого не говорила!

— Его пальцы больно стиснули запястье девушки.

— Совсем недавно ты спасла мне жизнь, и я у тебя в долгу. Возвращайся с Ахмедом. Можешь ездить с ним где хочешь. Все остальное — в руках судьбы.

Шейх отвернулся и расправил складки плаща. В нем появилось какое-то отчужденное спокойствие, сродни скорее смирению, нежели гневу. Жители пустыни глубоко верили в кисмет.[45] Лорна знала, что и Касим не был исключением.

Дав команду «По коням» и посадив девушку на ее лошадь, он сам взлетел в седло и сухими смуглыми руками натянул поводья. Раздувающимися ноздрями вдыхал Касим пряный воздух пустыни, желтоватыми глазами обводил окружающий ландшафт мерцающий песчаный океан, вздымающийся золотистыми волнами.

— Пустыня не всегда так спокойна, — заметил он.

— И кстати, такое спокойствие часто бывает в преддверии бури.

— Сейчас она великолепна, — ответила Лорна.

— Многое из того, что нам кажется великолепным, содержит в себе угрозу. Глаза шейха не отрывались от ее взгляда, и прямая темная линия бровей лишь подчеркивала их блеск. «Au voir»,[46] — вот и все, что сказал он на прощание. Лорна, выпрямившись в седле, смотрела, как Касим, не оглянувшись, рванулся вперед, оставив ее на попечение Ахмеда. За всадниками тяжело бились на ветру плащи и клубилась пыль. Тогда девушка пришпорила и свою лошадь.

— Поехали, — сказала она Ахмеду и по его нахмурившемуся лицу поняла: не очень-то он доволен тем, что его оставили присматривать за нею.