"Повесть о художнике Айвазовском" - читать интересную книгу автора (Вагнер Лев, Григорович Надежда)

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Маленький Ованес проснулся сегодня раньше обычного. Сквозь закрытые веки он ощутил солнечные лучи, упрямо пробивавшиеся в щели закрытых изнутри ставен. Они и разбудили его.

Ованесу не хочется открывать глаза. Утром так сладко спится! Малыш решил перехитрить солнышке и спрятать лицо в подушку, но при этом, движении он окончательно проснулся и широко открыл глаза.

Тогда ему захотелось поймать солнечные лучи. Они так весело подпрыгивали золотистыми зайчиками по свежевымытому поду и по голубой полотняной скатерти на комоде!

Чтобы лучше разглядеть их игру, а потом поймать, малыш подвинулся на край кроватки и свесил голову. Ему казалось, что лучи пляшут совсем рядом. Он весело рассмеялся и потянулся к солнечным пятнам на полу.

Движение оказалось слишком порывистым, и Ованес свалился с кроватки.

Шум от падения и его внезапно раздавшийся плач разбудили братьев, спавших на большой кровати в другом углу комнаты.

Первым вскочил Гарик, который был старше Ованеса на четыре года и в свои семь лет чувствовал себя покровителем младшего брата.

Ованес быстро умолк и начал смеяться, когда Гарик и Гриша подняли его с пола и понесли в большую кровать.

Лишь по воскресеньям Ованесу и Гарику разрешалось кувыркаться у Гриши в постели и даже забираться в отцовскую кровать.

— Что, сегодня разве воскресенье? — тихо спросил малыш у Гарика.

Гарик рассмеялся и громко ответил:

— Какой же ты забывчивый, Оник! Вчера вечером мама примеряла тебе новую рубашку и сказала…

Вспомнил, вспомнил! — радостно закричал Ованес, хлопая в ладошки. Сегодня я родился, и у нас сегодня мой праздник.

В радостном возбуждении мальчик в одно мгновение соскочил с постели, увлекая за собою Гарика, и начал вместе с ним кружиться по комнате, приговаривая:

— Сегодня мой праздник! Праздник, праздник, праздник!

В эту минуту дверь из соседней комнаты отворилась, и на пороге появилась мать. У нее в руках были только что срезанные цветы.

Мать сегодня надела свое самое лучшее платье, которое она надевала только по большим праздникам. На нем были вышиты такие же яркие, красивые цветы, как те, которые она теперь держала в руках.

Молодая женщина обошла малышей, кружившихся по комнате, и поставила цветы в старинную вазу на комоде — единственную дорогую вещь, уцелевшую в их доме. Потом она открыла ставни и широко распахнула окна.

— Оник, мой милый мальчик, поди сюда!

Ованес кинулся к матери. Она схватила малыша на руки и начала покрывать поцелуями его лицо и кудрявые волосы.

Мать достала из комода голубую рубашечку, сшитую третьего дня, и надела ее на разрумянившегося от радости мальчика.

Ованесу теперь не терпелось взглянуть на себя в зеркало. Громко топоча босыми ножками, он помчался в другую комнату, где на стене висело небольшое овальное зеркало; там он проворно пододвинул стул и быстро вскарабкался на него.

Ованес понравился себе в обновке. Он поворачивался во все стороны, чтобы лучше себя разглядеть. Зеркало отражало блестевшие от счастья детские глаза.

Константин Гайвазовский вернулся домой в полдень. Он постарался раньше закончить все свои дела, чтобы этот день провести в семье.

Его дети играли в это время у ворот в увлекательную игру — морских разбойников.

Братья и их товарищи сегодня впервые приняли Оника в игру, Мальчик сиял от счастья. Он изображал маленького принца, которого старый пират берет в плен и разлучает с матерью.

Изображать красавицу королеву Гарик и Гриша уговорили свою мать.

Маленький Ованес совсем вошел в роль. Когда его разлучали с матерью, у него от обиды и негодования слезы закипели на глазах, и он, глядя в упор на «старого пирата», гордо пригрозил:

— Вот вернется мой папа, он тебя убьет!

И вдруг, как бы продолжая игру, раздался громкий голос:

— Я вернулся, мой сын, и не дам тебя в обиду… Константин Гайвазовский уже с минуту наблюдал за игрой.

Все были настолько увлечены, что не заметили, как он тихо поднимался по склону холма и остановился у ворот с какими-то свертками в руках.

— Папа! — радостно закричал Ованес, бросаясь к отцу.

— Тише, тише! — защищался отец, у которого были заняты обе руки. Но потом он присел на корточки и дал сыну обнять себя за шею. — Ну, Оник, зови всех к нам в дом. Сегодня твой праздник, и ты должен приглашать гостей.

Константин Гайвазовский осторожно освободился из объятий сына и поднялся. Сыновья и их товарищи окружили его, шумно выражая свой восторг таким необычным завершением игры и с нескрываемым любопытством оглядывая его многочисленные кульки.

Когда жена хотела освободить его от покупок, он запротестовал:

— Нет, нет, не трогай. Веди лучше детей в дом.

Все шумно вошли в калитку. Густой виноградник превращал небольшой дворик в уютный зеленый шатер.

Там уже стоял длинный стол, накрытый белоснежной полотняной скатертью, и возле него — две длинные деревянные скамьи.

Когда все уселись, отец положил таинственные свертки рядом с собой и сказал, обращаясь, к жене:

— Ну, мать, ставь на стол все, что бог дослал.

Вскоре на столе появились вкусные армянские блюда: густой маслянистый мацун, голубцы, завернутые в виноградные листья, и разные печенья, таявшие во рту.

Дети с нетерпеливым восторгом смотрели на всю эту невиданную снедь.

Ованес потянулся было ручонкой к посыпанному маком печенью, но отец остановил его:

— Погоди, сынок, не торопись. Раньше посмотри, что здесь. Мальчики затаив дыхание следили за тем, как отец не спеша взял самый большой сверток и начал его разворачивать.

Под плотной бумагой оказался узкий деревянный ящик. Любопытство детей возросло. Мальчики от волнения начали громко сопеть. Мать и та с любопытством склонилась над ящиком.

Ованес стал коленками на скамью и уперся локотками о стол, напряженно вытянув шею и следя за руками отца.

Когда отец снял крышку с ящика, все ахнули: перед ними был небольшой, но настоящий бриг.

Такие военные корабли иногда заходили в Феодосию и стояли на рейде день, другой.

Константин Гайвазовский рассказал, что этот игрушечный бриг вырезал из дерева лучший феодосийский резчик Ваган Арутюнян. Он вынес его для продажи на базар, но, узнав, что сегодня день рождения младшего сына Константина Гайвазовского, старый мастер упросил принять этот подарок для мальчика.

Гайвазовский-отец долго отказывался. Он знал, что за такую тонкую работу нужно дорого заплатить. Но резчик настаивал: полгода назад Константин Гайвазовский помог ему отсудить старый долг у скряги-купца.

Маленький бриг переходил из рук в руки. Мальчики завидовали Ованесу. Малыш сразу вырос в их глазах.

После праздничного обеда дети снова стали весело играть. Ованес от них не отставал.

Отец и Мать наблюдали за резвящимися детьми и счастливо улыбались. Редко могли они доставить своим мальчикам такую радость!

Как будто совсем недавно в зеленом дворике Константина Гайвазовского сели за праздничный стол, а солнце уже повернуло на запад и с моря повеяло легким свежим ветерком.

В эти часы тянет к морю, где так легко, привольно дышится в предвечернее время.

Константин Гайвазовский поднялся из-за стола. Он решил повести сыновей и их друзей в бухту на Карантине — излюбленное место купания феодосийских ребятишек. Но неожиданно за воротами кто-то громко запел под аккомпанемент скрипки.

— Хайдар, Хайдар! — закричали ребята и опрометью побежали на улицу.

За воротами на старом коврике, разостланном на выжженной солнцем траве, сидел странствующий музыкант. Он был в рубище, с открытой темно-красной от загара грудью. Свою скрипку он поставил на левое колено. Это была восточная манера, позволяющая музыканту одновременно играть и петь.

На юге в те времена было много таких странствующих музыкантов, которых называли рапсодами. Они переходили из деревни в деревню, от жилья к жилью. Они первые узнавали, в чьем доме праздник. Народ любил этих бродячих певцов, своим пением и музыкой скрашивавших жизнь людей.

Во всем Феодосийском уезде Хайдар был самым любимым рапсодом.

Хайдара охотно зазывали на свои пиры богатые феодосийцы, и хотя у них можно было получить хорошее угощение и золотую монету в награду, музыкант предпочитал радовать бедняков своей игрой и обходиться их медяками.

Окончив песню, Хайдар поднялся и поклонился Константину Гайвазовскому и его жене:

— От резчика Вагана я узнал, что у вас сегодня в доме праздник. Вот я и поспешил к вам из дома титулярного советника Попандопуло…

Мальчуганы окружили Хайдара.

Гайвазовский и его жена пригласили рапсода к столу.

Ованес не отходил от Хайдара, пока мать угощала музыканта. Несколько раз малыш робко погладил футляр скрипки.

Кончив есть, Хайдар снова заиграл.

Скрипка звучала тихо, заунывно, как будто кто-то жаловался на свою судьбу.

Все притихли, слушая тоскливую, жалобную песню.

— Так пели невольники на турецких галерах, — пояснил Хайдар, опуская смычок. — А теперь послушайте, как танцуют малороссы на свадьбах. Эту песню я услышал на базаре от слепцов-бандуристов. Они приехали сюда с чумаками. Чумаки прибыли в Крым за солью, а старцы — утешить крымчан задушевными песнями.

Звуки скрипки закружились в неистовом вихре веселого плясового мотива, а Хайдар напевал:

Всем стало опять весело и легко. Мальчики и сам Константин Гайвазовский подпевали певцу и притопывали в такт ногами, а Ованес сорвался со своего места и завертелся, уморительно подпрыгивая и напевая вслед за Хайдаром:

Гарик тоже вскочил и присоединился к братишке. Тут и остальные ребята не выдержали и пустились в пляс кто как умел. А над веселым ребячьим гомоном властвовали скрипка и неутомимый голос рапсода.

Хайдар давно кончил играть, а дети и радушные хозяева не отпускали его. Наконец рапсод, взглянув на солнце, уже склонившееся к закату, заторопился.

— Мне нужно спешить, — сказал он. — Сейчас на берегу, наверно, весь народ. У нашего бывшего градоначальника именитые гости — генерал Раевский с детьми. На рейде уже стоит военный бриг. На базаре говорили, что генерал сегодня отплывает на Юрзуф.

Сообщение музыканта вызвало волнение среди детей. Они начали упрашивать отца повести их на берег — посмотреть как бриг будет уходить из бухты.

— Сходи с ними, Константин, — поддержала детей мать, — пусть уж они сегодня нарадуются всласть. А я останусь дома, приберу все.

Хайдар оказался прав: в порту уже собралось много народу. Феодосийцы, как все южане, были любопытны. А тут еще выдался такой случай: у них, в Феодосии, находится легендарный герой недавней войны с французами. Как же не взглянуть на него!

В толпе вспоминали, как в двенадцатом году генерал Раевский не только сам был впереди, но и двух своих юных сыновей вывел на переднюю линию огня.

Какой-то пожилой человек при этом начал выразительно читать стихи Жуковского, облетевшие всю Россию:

Кто-то сообщил новость: с генералом путешествуют его дочери, младший сын и еще какой-то молодой человек с курчавыми волосами.

Нашлись такие, которые видели этого молодого человека сегодня рано утром на берегу, недалеко от сада бывшего градоначальника Семена Михайловича Броневского. Он стоял там тихо, как зачарованный, и смотрел на восход солнца. Потом он вынул из кармана записную книжку и стал в ней что-то писать. Слуга Броневского говорил на базаре, что этот юноша — известный сочинитель и выслан из Петербурга самим царем…

Константин Гайвазовский в беседе не участвовал, но слушал внимательно. На руках у него был Ованес, а старшие дети и их товарищи держались рядом, не отходя от него. Он выбрал удобное место, откуда хорошо был виден бриг.

Ждать пришлось недолго. Вскоре со стороны набережной показались экипажи.

Раевский и Броневский ехали вдвоем. Оба они уже были в летах, но сохранили бодрую осанку.

Горожане любовались этими почтенными уважаемыми людьми.

Раевский был гордостью отечества.

Но феодосийцы гордились своим бывшим градоначальником, несправедливо отстраненным от должности царской администрацией.

Семён Михайлович Броневский — человек справедливый и просвещенный, проявлял заботу о Феодосии. Благодаря его стараниям в городе были открыты уездные училища и музей.

Увидев большое стечение народа, Раевский и Броневский вышли из экипажа и приветливо поклонились горожанам.

Дочери генерала тоже вышли из другой коляски. Старшие дочери шли среди расступавшейся перед ними толпы спокойно и непринужденно, как будто не чувствуя на себе любопытных взглядов. Но младшая, Маша, девочка-подросток с глубокими черными глазами и длинной темной косой, не скрывая любопытства, разглядывала теснившихся вокруг людей.

Не дойдя до причала, она задержалась и отстала от сестер.

Подождав, пока к ней подошли брат Николай и его молодой спутник, Маша сказала, обращаясь к нему:

— Взгляните, Пушкин… Вон там, направо, на руках у пожилого человека кудрявый мальчик. Он чем-то похож на вас…

Пушкин посмотрел в ту сторону, куда указывала Маша Раевская, и увидел смуглого малыша с широко раскрытыми, сияющими глазами.

Константин Гайвазовский заметил, что его сыном любуются, С отцовской гордостью он прижал к себе мальчика и тихо шепнул ему:

— Посмотри, Оник, вон туда, на барышню в белом платье, Ованес завертел головенкой, и на одно мгновение его глаза встретились с голубыми глазами невысокого, худощавого молодого человека.

Бриг вскоре отчалил. Феодосийцы долго глядели ему вслед, пока он не скрылся за горизонтом.

Солнце зашло. Синевато-сизый вечерниц туман начал медленно окутывать горные отроги и море.

С палубы корабля Раевский и его спутники смотрели на исчезающую из глаз Феодосию.

Они ушли в каюты только после того, как совсем растворились в тумане очертания древних генуэзских башен.

Один Пушкин оставался на палубе всю ночь. В эти тихие ночные часы он создал одно из своих лучших произведений — стихотворение «Погасло дневное светило».

Через шестнадцать лет Пушкин вспомнит Феодосию и эту ночь на корабле, когда при свете мерцающих южных звезд он один шагал по палубе и читал самому себе только что написанные строки.

Все это он вспомнит, когда в Петербурге на выставке картин познакомится с молодым художником Иваном Гайвазовским.