"Аргонавты Вселенной (с иллюстрациями)" - читать интересную книгу автора (Владко Владимир Николаевич)

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,

Если бы кто-нибудь мог со стороны наблюдать приближение межпланетного корабля к Венере, он увидел бы своеобразную, удивительную картину.

Холодное, прозрачное, как кристалл, пространство. Пустота без конца и края. Только безграничный простор во всех направлениях, уходящий в бесконечную черную глубину, далекий черный фон, на котором разбросаны неисчислимые яркие алмазы, яхонты, рубины, многокрасочные звезды-самоцветы Вселенной.

Буйно разливает свои ослепительные лучи гигантское Солнце — и нельзя понять, стоит ли на месте этот вибрирующий огненный шар или мчится куда-то в неизведанном пространстве.

А в потоках горячих солнечных лучей с поразительной быстротой несется в просторе другой, еще больший, как кажется отсюда, шар. Но он темный, закутанный в плотные облака, как в непроницаемую одежду. Шар медленно вращается вокруг своей оси и мчится в неизвестность, пролетая в каждую секунду около тридцати пяти километров. Это — Венера, загадочная планета, спрятавшая свои тайны под густой пеленой облаков.

Рядом с огромной планетой, словно стремясь перехватить Венеру в ее безостановочном движении, несется блестящая крохотная пылинка, сверкающая в лучах Солнца, как искорка. Она явно хочет догнать Венеру, пересечь ей путь. Где тебе, ничтожная металлическая пылинка, и не пытайся! Гигантская планета, неспешно вращаясь в пространстве, раздавит тебя своей массой, уничтожит, даже не заметив этого! Но металлическая пылинка все-таки летит и летит, приближаясь наискось к орбите Венеры.

Миллиарды звезд с удивлением смотрят на странную, отважную пылинку; даже Солнце, могучее и блестящее Солнце, кажется, с интересом посматривает сюда.

А пылинка все мчится — уверенно и неудержимо. Ею управляет человеческий разум. Маленькая, едва заметная черточка, похожая на крохотную сигарку, она упрямо летит по своему пути.

И вот с одной ее стороны возникает едва заметное облачко дыма, медленно тающее в холодном пространстве.

Академик Рындин, не сводя напряженного взгляда с огромного диска планеты, передвинул рукоятку управления ракетными двигателями. Заряд атомита взорвался; огонь и раскаленные газы вылетели из сопла ракеты на правом крыле. Астроплан вздрогнул и чуть заметно изменил направление полета.

Облачко дыма растаяло в пространстве. Его уже нет. Металлическая сигарка почти не изменила своего пути. Она все так же упрямо мчится к окутанной облаками планете.

Над гамаками центральной каюты светилАя большой четырехугольный экран перископа. На нем ярко обозначился светло-серый диск Венеры. Взгляды трех пассажиров общей каюты не отрывались от него. Диск увеличивался, заполняя собою весь экран, — серый, загадочный диск, затянутый сплошной пеленой облаков.

Расстояние между планетой и блестящей сигаркой быстро уменьшалось. Казалось, они вот-вот столкнутся! Еще мгновение — и астроплан разобьется, превратится в пыль, в ничто… Но именно в эту самую секунду с его правой стороны появилось еще одно облачко дыма.

Академик Рындин ощутил, как капли пота скатились по его лбу. Решающий момент приближался. Вот сюда, сюда надо направить корабль, чтобы он пролетел как раз над густыми облаками, не выше и не ниже, чтобы от трения в атмосфере Венеры началось постепенное торможение. Иначе благополучная посадка будет невозможна. Сюда, сюда… Рукоятка управления двигателями снова легко сдвинулась. Взрыв атомитного заряда снова толкнул астроплан. На миг академик Рындин невольно закрыл глаза…

Металлическая сигарка нырнула в туманную пелену, окутывавшую гигантскую планету. Нырнула — и скрылась в этой пелене. Далекие звезды на черном небосводе, казалось, вздрогнули, затрепетали…

На большой экран перископа в центральной каюте астроплана надвинулись серые облака. Бегущими прозрачными струями они молниеносно пересекли экран и через какую-то долю секунды исчезли. И — странно! — диск Венеры будто медленно поворачивался перед взволнованными наблюдателями, открывая их взорам новые и новые слои серых и белых облаков.

Нет, огромный шар планеты не раздавил, не уничтожил астроплан! Блестящая сигарка проскочила над этим шаром, едва коснувшись облачной пелены. И там, где она пролетела, в сером тумане осталась прямая тонкая полоска — след межпланетного корабля. А сам астроплан мчался дальше по эллипсу вокруг планеты, захватившей его силой своего тяготения. Венера несла теперь с собою в космосе корабль аргонавтов Вселенной. На какое-то время астроплан стал ее спутником.

В центральной каюте астроплана радостно прозвучал голос Николая Петровича, усиленный громкоговорителем:

— Друзья, гипербола нашего полета превратилась в эллипс! Мы летим вокруг Венеры! Десять часов и пятьдесят четыре минуты будет продолжаться наш полет вокруг Венеры по первому эллипсу, пока мы не окажемся на том самом месте, где впервые влетели в атмосферу планеты. Расчеты правильны! Можно выйти из гамаков!

Дружные приветственные возгласы были ему ответом. Сокол возбужденно пожимал руку Ван Луну: победа, атмосфера Венеры тормозит астроплан, все в порядке!

Но до конца полета было еще далеко. И хотя от Земли до Венеры астроплан летел более четырех месяцев, последние часы путешествия казались особенно длинными и томительными.

Межпланетный корабль мчался вокруг Венеры по эллипсу, будто стремясь вырваться из него и снова умчаться в безграничные просторы Вселенной. Но именно тогда, когда астроплан удалился на наибольшее расстояние от планеты, ее тяготение начало с неумолимой силой изгибать эллиптическую линию полета. Астроплан плавно закруглял свой путь, описывая широкую кривую, которая должна была снова привести его к Венере, к пелене ее облаков. Первый эллипс заканчивался. Межпланетный корабль возвращался к той самой точке над облаками Венеры, где он пролетал в первый раз.

Академик Рындин напряженно ожидал нужного мгновения, чтобы опять включить ракетные двигатели, если это окажется необходимым. Да, уже первый эллипс показал, что расчеты маршрута были правильными, иначе астроплан не перешел бы с гиперболы на эллипс. Все это так. Но нужно быть готовым к любым неожиданностям: разве не пришлось путешественникам уже несколько раз сталкиваться с ними по пути на Венеру?.. Человек, держащий в руках рули управления астропланом при спуске на чужую планету, обязан быть готовым ко всему.

В центральной каюте астроплана царила тишина. Одна мысль владела всеми: приближается второй, решающий, момент! Межпланетный корабль вновь ринется в атмосферу Венеры, произойдет новое торможение от трения в атмосфере, эллипс уменьшится… Так предусмотрено, так было рассчитано, и все же…

Астроплан пронесся над густыми слоями облаков с такой же молниеносной скоростью, как и раньше, — по крайней мере, так показалось всем. И затем облака опять начали отдаляться. Рындин озабоченно взглянул на циферблат электрического термометра, отмечавшего, как изменяется температура корпуса ракеты снаружи. Да, как и следовало ожидать, супертитановая оболочка несколько разогрелась. Но ничего угрожающего нет: это — нормальное повышение температуры для тела, которое с огромной скоростью пронеслось сквозь слои атмосферы. Однако теперь эта скорость заметно уменьшилась — сопротивление атмосферы постепенно гасило ее. Все идет правильно.

— Вступили во второй эллипс, — известил спутников Рындин. — Скорость девять с половиной километров в секунду. Продолжительность полета по второму эллипсу — четыре с половиной часа.

— Значит, второй эллипс вдвое меньше первого? — обращаясь к Вадиму, спросила Галя Рыжко, которая хотела знать решительно все.

— Даже меньше, чем вдвое, — ответил ей Сокол, — так как мы летим сейчас гораздо медленнее. Скоро придется искать место для посадки!

— Совсем скоро. Только три эллипса, очень немножко, — как всегда сдержанно пошутил Ван Лун. — Тогда будем искать ровный аэродром.

Искать? Аэродром? Да еще и ровный?.. Это звучало как насмешка. Да и вообще, как это «искать место для посадки» на окутанной облаками Венере?

Поверхность планеты по-прежнему была покрыта непроницаемыми тучами. Они клубились одна над другой, сходились и расходились, как исполинские волны, перекатывались в сером облачном океане. И хоть бы это был один густой слой туч! Нет, тучи шли в несколько рядов. И когда в верхнем слое образовывался разрыв, в который с напряженным вниманием вглядывались четыре пары глаз, — под этим разрывом оказывался лишь еще один слой туч, еще более густой, еще более непроницаемый…

— А панорамный радиолокатор? Разве он не поможет? — вслух подумала Галя Рыжко. — Ведь он должен показать нам то, что делается за облаками, на поверхности Венеры!

Сокол безнадежно махнул рукой.

Да, даже с этого, уже совсем небольшого по астрономическим масштабам, расстояния панорамный радиолокатор помогал мало. На экране была такая же серая муть, как и перед началом торможения. Вот опять показался океан, как будто увеличившийся в размерах. Можно различить неровные берега, словно из. резанные глубокими языками заливов. Вот среди океана светлое пятно — наверно, остров. А слева, на материке, — расплывчатая извилистая линия: уж не река ли? Но отчетливо рассмотреть нельзя ничего. Правда, как и раньше, на экране не видно густых туч, они будто растаяли. Но вместо них, тоже как и раньше, плывет струями неровный туман. Иногда он делается прозрачнее, тогда можно видеть и остров и реку. А вслед за тем набегает плотная волна тумана — и все исчезает за его колеблющейся дымкой.

Панорамный радиолокатор почему-то очень плохо работает. Почему?

— Еще одна загадка? — уныло спросила Галя Сокола. Тот хмуро кивнул головой.

Итак, рассчитывать на помощь панорамного радиолокатора для выбора места посадки не приходилось. Это было серьезным осложнением. Скоро астроплан начнет описывать круги над Венерой. Нужно будет садиться. Куда?.. Здесь-то и должен был помочь радиолокатор, сотни раз испытанный и проверенный на Земле. Там с его помощью взгляд легко проникал через самые густые облака — и поверхность Земли казалась наблюдателю ясной и четкой, можно было разглядеть мельчайшие детали. И Рындин и конструкторы корабля полагали, что панорамный радиолокатор будет так же действовать и на Венере, даст возможность разглядеть ее поверхность, несмотря на облачную завесу, и выбрать место посадки. Однако локатор почему-то отказал.

Что теперь делать? Нельзя же снижаться вслепую, прямо в густые облака. Кто знает, что скрывается за ними, — горы, скалы, обрывы?.. Удачная посадка в таких условиях была бы редкой случайностью.

Сосредоточенное, нахмуренное лицо академика Рындина свидетельствовало о тревоге, которую он испытывал. Это чувствовали все — и видели в то же время, что Николай Петрович старается не показывать своего беспокойства. Но голос выдавал его волнение, когда он, оставаясь внешне совершенно спокойным, говорил:

— Ван Лун, Галя, внимательно наблюдайте за экраном перископа. Возможно, вам удастся заметить что-либо в просвете между облаками. Вадим, проверьте еще раз напряжение на панорамном радиолокаторе. Может быть, чтонибудь с контактами… или мало оборотов в генераторе?

Сокол послушно выполнял распоряжения Николая Петровича, но радиолокатор отказывался нормально работать. Больше того, он стал сейчас действовать еще хуже. И это было самым удивительным. Получалось так, что на довольно большом расстоянии панорамный радиолокатор давал возможность различать на поверхности Венеры некоторые крупные объекты. Но чем больше астроплан приближался к планете, тем хуже вел себя радиолокатор. Сейчас, в конце второго эллипса, на его экране нельзя. было рассмотреть даже той извилистой расплывчатой линии, которую путешественники считали рекой на материке. Все скрыли под собой неровные, колеблющиеся струи тумана, затянувшего весь экран.

Галя тихо спросила хмурого, озабоченного Сокола:

— Как могло случиться, что локатор работает все хуже и хуже? Разве ультракороткие волны не везде одинаковы?

Сокол раздраженно пожал плечами:

— Волны-то одинаковые, да кто может знать, что тут происходит? Аппарат в порядке. Я не могу обнаружить ни малейшей неисправности. Может быть, поверхность Венеры вообще плохо отражает ультракороткие волны…

— Да, но почему же тогда раньше было лучше видно?

— Ничего не понимаю! Быть может, появилось какое-нибудь неизвестное нам излучение, влияющее на работу локатора? Так или иначе, пользы от него сейчас ожидать не приходится.

Галя не стала больше расспрашивать и подошла к перископу. Но и на его экране ничего не было видно, кроме все тех же непроницаемых облаков. Галя пригорюнилась. Правда, что скрывается под ними, этими тучами? Куда придетсянаправлять астроплан Николаю Петровичу?

Лишь на одно короткое мгновение Гале вдруг показалось, что она заметила между облаками что-то нестерпимо красное. Большой разрыв между облаками верхнего слоя открыл второй, нижний, слой. И в нем мелькнул просвет — ярко-ярко красный! Почему именно красный, а не. какой-либо другой, скажем — зеленый?.. Но это длилось всего один миг — и просвет снова исчез.

Она с робкой надеждой оглянулась на спутников. Сокол оставался в центральной каюте, он все еще пробовал отыскать воображаемую неисправность в схеме панорамного радиолокатора. Николай Петрович как раз в эту минуту углубился с головой в расчеты. Но Ван Лун! Ван Лун почему-то не менee испытующе смотрел на Галю, будто ожидал ее вопроса. Заметив же, что Галя в нерешительности колеблется, Ван Лун наклонился к ней и тихо шепнул:

— Что увидели, девушка? Скажите, прошу.

— Я не знаю… кажется, увидела там, под облаками…

— Красное? Так?

Галя даже вздрогнула от неожиданности: неужели Ван Лун тоже видел этот удивительный цвет?

— Да, красное. Не знаю, что это было. Может, какие-то горы…

— Не горы, Галя. Считаю, надо сказать Николаю Петровичу. Получается, что…

Что именно «получается»? Неизвестно… Галя увидела, как Ван Лун подошел к Николаю Петровичу. Потом она услышала голос Рындина:

— Очень интересно, дорогой Ван. Вы уверены, что видели не горный рельеф, а растительность?

— Совершенно уверен, — твердо ответил Ван Лун. — Впечатление-как от пышного бархатного ковра. Безусловно, растительность. Однако красная. А кое-где — оранжевая.

Значит, зоркие глаза Ван Луна успели за это мгновение рассмотреть там, под облаками, что-то определенное! А перед Галей только будто мелькнуло — и тотчас исчезло…

— Приходится признать, что Тихов был прав, — проговорил Николай Петрович.

Тихов?.. Конечно, Галя помнила это имя. Тихов, известный советский астроном, положивший начало новой науке — астроботанике — еще в сороковых годах нашего столетия (так рассказывала Гале мама), высказал мысль о том, что окраска растительности на Венере должна отличаться от земной. В результате жаркого климата, утверждал Тихов, растения Венеры должны отражать оранжевые и красные лучи Солнца. Ведь именно эти лучи приносят излишний для растений запас тепловой энергии…

— Думаю так же, Тихов не ошибся, — сказал Ван Лун.

— Но нам это сейчас ни к чему, — хмуро отозвался Рындин. — Красное, оранжевое или зеленое, милый Ван… Садиться все равно некуда! — И, махнув рукой, он снова решительно взялся за свои вычисления.

Так проходили часы. Когда Галя несмело напомнила Рындину об обеде, он только коротко, но выразительно буркнул:

— Не до того!

О каком обеде можно было сейчас думать? Астроплан приближался к цели сложного и трудного перелета. Пройден весь долгий и опасный путь в межпланетном пространстве. Вот она, Венера, до нее рукой подать! Остается лишь посадка. А как ее сделать? Куда?..

Подчиняясь тяготению. Венеры, астроплан плавно прошел второй эллипс. Приближалось третье торможение. А дальше?.. Рындин чувствовал, что мысли и надежды его спутников обращены к нему: именно он, руководитель экспедиции, должен принимать решения, которые устранят опасность. Но решение можно было принять только одно…

— Третье торможение, — глухо произнес Ван Лун, смотря вместе с Галей на экран перископа.

В считанные секунды астроплан промелькнул над скучившимися плотными облаками и вновь начал отдаляться от них. Термометр показывал, что оболочка корпуса разогрелась теперь значительно меньше, чем при первых двух торможениях. Это также свидетельствовало о большом замедлении скорости межпланетного корабля.

Галя заметила, что после третьего пролета над облаками астроплан хотя и отдалялся от них, но очень ненамного. Ей казалось, что корабль описывает уже не эллипс, а ровный круг. Но это был еще эллипс, заметно укороченный, приближающийся к кругу, но все-таки эллипс…

Академик Рындин отметил:

— До четвертого торможения остается два часа пятьдесят, четыре минуты. А тогда…

Что тогда? Неужели снижение, посадка? Куда?.. Галя Рыжко чувствовала, что у нее слипаются глаза. Нервное напряжение перешло в резкое утомление — и не только у нее. Движения Сокола и Ван Луна тоже стали вялыми, замедленными. Галя заметила, что стоило ей взглянуть на серое бесконечное море облаков, заполнявшее собой экран перископа, как ее неодолимо охватывает сонливость. Усилием воли она отгоняла дремоту, сконфуженно поглядывая на Рындина: только на нем одном не была заметна усталость, его движения были такими же энергичными и решительными, как и раньше. Спать хотелось все сильнее и сильнее, глаза закрывались сами, и наконец голова ее тяжело упала на руки. Мелькнула тревожная мысль: нельзя спать, нельзя!.. И как будто в ту же минуту Галя снова подняла голову, осмотрелась, словно кто-то толкнул ее в бок.

На экране перископа виднелось все то же море облаков, серое, унылое. Но почему так озабочено лицо Ван Луна? Почему Вадим Сергеевич нервно пощипывает свои коротенькие усики? Что случилось? И в каюте жарко, даже ладони стали влажными…

— Вадим Сергеевич, что происходит? — растерянно спросила Галя.

— Закончилось четвертое торможение. Мы снижаемся.

— Снижаемся? Куда?

Вместо ответа Сокол лишь пожал плечами. Что он мог ответить, если под астропланом была все та же густая пелена туч?.. Галя только сейчас поняла, что все это время, пока астроплан мчался по последнему эллипсу, она спала. Девушка виновато поглядела на товарищей. И в ту же минуту она услышала голос Рындина.

— По гамакам, товарищи! — громко приказал он. — Немедленно!

Через минуту-полторы прозвучал голос Сокола:

— Есть, Николай Петрович!

Рынднн прерывисто вздохнул. Он понимал всю опасность положения, в котором находился астроплан.

Дальнейшее снижение скорости на круговом полете было слишком рискованным. Корабль в любую минуту мог потерять несколько сот метров высоты и зарыться в облака. Если на его пути окажется высокая гора, то… После четвертого торможения астроплан летел со скоростью семи с половиной километров в секунду. Это большое снижение скорости, но…

Цифры говорили сами за себя. Самолет на Земле садится с совсем незначительной скоростью. И то посадка считается самым опасным моментом полета.

Астроплан летит со скоростью двадцати семи тысяч километров в час, летит в двести раз быстрее приземляющегося самолета. Последний эллипс вокруг Венеры он пролетел за час тридцать шесть минут.

Надо резко, всеми способами, уменьшать скорость! Панорамный радиолокатор не поможет выбрать место посадки. Значит, необходимо увидеть это место своими глазами. Другого выхода нет.

Академик Рындин решительно передвинул рычаг на боковой стенке пульта управления. В центральной каюте прозвучал пронзительный, тревожный звонок: внимание!

И почти в то же мгновение тело Рындина резко рванулось вперед. Его удержали только широкие предохранительные ремни кресла. Они врезались в тело до боли.

Боковые двигатели на крыльях астроплана повернулись на сто восемьдесят градусов, соплами вперед, и из них вырвались раскаленные газы. Взрывы горючего в этих двигателях толкали астроплан назад, тормозили его движение. Астроплан рвануло назад, скорость стремительно упала.

Николай Петрович перевел боковой рычаг еще дальше. Снова тревожный звонок — и снова резкий толчок. Боковые двигатели сделали еще несколько тормозящих взрывов. Стрелка указателя скорости быстро падала. Только что было шесть километров в секунду, вот уже пять… четыре… три… Межпланетный корабль шел уже над самыми тучами.

Побледневший Сокол молчал. Лицо Ван Луна было почти вызывающе невозмутимым. Галя Рыжко чувствовала, как стучит ее сердце, и ее похолодевшие пальцы невольно хватались за края гамака всякий раз, как астроплан дергало назад.

Мозг Рындина работал, как точный механизм, почти автоматически. Академик не сводил глаз с указателя скорости — это сейчас самое главное. Три километра в секунду… два километра… один километр! Надо меньше, гораздо меньше. Он энергично потянул на себя руль высоты, приводивший в движение закрылки на горизонтальных стабилизаторах.

Описывая плавную кривую, астроплан начал взбираться вверх. Он двигался сейчас только по инерции, которую быстро гасило притяжение Венеры. Все медленнее и медленнее движение астроплана вверх… еще секунда, две, три — и скорость погасла. На какое-то мгновение астроплан застыл в воздухе, а затем начал падать по вертикали назад, хвостовой частью вниз.

С каждой секундой скорость падения увеличивалась. Если ее не уменьшить — астроплан, пробив облака, скрывающие Венеру, врежется в ее поверхность! Нужно снова тормозить!

Движением рычага Рындин поставил боковые двигатели в прежнее положение, соплами назад. Взрывы горючего выбросили струи раскаленного газа, устремившиеся вниз, к серым облакам.

Скорость падения уменьшилась, но тотчас же начала нарастать снова. Облака стремительно приближались.

Рындин включил автомат, подающий в камеры сгорания небольшие заряды атомита, — взрывы стали частыми, но слабыми. Они задерживали падение корабля, нейтрализовали притяжение Венеры: астроплан начал скользить вниз с небольшой сравнительно скоростью. Облака ближе, ближе… И вот экран перископа стал серым: корабль погрузился в плотные тучи.

Теперь все зависело от того, куда упадет астроплан. Рындин понимал это, но больше он ничего сделать не мог. Панорамный радиолокатор не работал. Снижаться на горизонтальном полете не было возможности. Оставалось только тормозить вертикальное падение, тормозить всеми способами! А там…

И вдруг экран перископа прояснился. Астроплан пробил толстый слой облаков. Возглас изумления вырвался у Гали Рыжко: вот оно, то красное, что она на мгновение увидела в просвете между тучами!

Ярко-красный ковер буйной растительности укрывал поверхность Венеры. Отсюда, с высоты больше километра, нельзя было рассмотреть, что было внизу, — трава, кусты или дебри фантастически окрашенных девственных лесов. Красный ковер устилал всю неровную холмистую поверхность планеты. Вон серебрится вода… и скалы, острые скалы, поднимающие вверх свои вершины из густой оранжево-красной растительности. Но как быстро все это приближается, растет!..

Николай Петрович решил включить одновременно и центральный двигатель. Это было очень рискованно. Даже небольшие заряды атомита в центральном двигателе могли своими взрывами наклонить корпус астроплана, тогда торможение вообще станет невозможным. Но на это приходилось идти'. Иного выхода не было. Три взрыва в центральном двигателе заставили астроплан подпрыгнуть вверх. И все-таки скорость падения была слишком опасной… Пружинистая стальная спираль выдвинулась из кормовой части корабля. Она была готова принять на себя первый удар о поверхность планеты.

Острые вершины скал устремились навстречу кораблю, будто готовились проткнуть его корпус.

Николай Петрович откинулся на спинку кресла. Он ощутил огромную усталость. Теперь он уже ничем не мог помочь. Автомат производил. взрывы атомита беспрерывно. Оставалась еще надежда на стальную спираль. Она поможет, если корабль упадет кормой вниз. А если под углом? Тогда скалы врежутся в корпус? Надо ждать. Сделано все, что было в его возможностях. Все!..

…Резкий, сильный толчок потряс астроплан. Все внутри загудело. В каюте упало что-то стеклянное, разбилось. Гамак, в котором лежала Галя Рыжко, прогнулся вниз и вновь подкинул ее вверх.

Астроплан упал на поверхность Венеры — к счастью, не на скалы, а в густые заросли первобытного леса. Стальная спираль приняла на себя часть удара и подбросила корабль вверх. Он покачнулся — и с размаху свалился боком на высокие ветвистые деревья.

Деревья ломались под его тяжестью, как тоненькие спички, астроплан своим корпусом приминал их. Будто живое существо, он старался остановить свое стремительное движение. Но сопротивление деревьев было слишком слабым, чтобы задержать огромный корабль, упавший на пологий склон.

Ломая деревья, астроплан скользил вниз по этому склону, а затем покатился под откос.

На экране перископа все прыгало, крутилось, мелькало. Астроплан катился куда-то вниз, переворачиваясь и время от времени ударяясь о камни.

Все перепуталось, перемешалось в сознании Гали Рыжко. Не было уже ни верха, ни низа; пол, потолок и стены каюты вращались вокруг нее. Грохот, звон и глухой гул не прекращались. Гамак то отбрасывал тело от себя, то глубоко прогибался под ним. На экране перископа мелькали небо, почва, покрытая удивительным кружевным кустарником, красные деревья, скалы, — все мчалось в бешеной скачке. Галя услышала, как вскрикнул Сокол. И вот астроплан резко остановился, вибрируя всем корпусом. От этой вибрации оглушительно звенело в голове, на сознание наваливалась странная, непреодолимая усталость, тяжесть, будто все вокруг окутывалось серым непроницаемым одеялом…

Больше Галя Рыжко не помнила ничего…