Живым.
И тем, которые не с нами.

Дмитрий:

_Вступление: WIESBADEN, 1989 г._

На склоне горы, под кронами сосен блестел куполами на солнце

Храм Христа Спасителя. Улица, извиваясь, поднималась в гору, и он шел вперед, стараясь не выпускать Храм из виду. Он давно уже хотел один подняться туда. И вот, наконец, утром, избавившись от сопровождающих, он отправился вверх. Несмотря на довольно крутой и длительный подъем идти было легко. Свежий ветерок приятно обдувал лицо.

Справа, на повороте осталась вилла Александра II, дома отступали, и скоро дорога втекла в лес. Был полдень рабочего дня и ни автомобили, ни прохожие, на счастье, не помешали возникшему странному, мистическому ощущению на подходе к Храму.

Справа от парковки, если пройти немного по аллее между деревьями находится старое русское кладбище. Он свернул сначала туда, но ворота оказались закрыты. Внутри никого живых не было.

Теперь, от паркинга немного влево выходишь к Храму - купола не видны за кронами сосен. Вокруг люди. Открыто. У входа человек - берет плату - 2 марки. Он заговаривает с привратником по-русски, и тот пропускает бесплатно. Две пожилые американки, фигуры довольно типичные для любой европейской достопримечательности, рассматривают расписанные стены, иконы… Внутри не так много места - подарок императора, сильно уменьшенная копия того, что было разрушено в

Москве. Взгляд сам уходит под купола - кажется и воздух внутри уплывает ввысь. Американки, помяукав в тишине, вскорости пропали.

Когда и он думал уже уходить привратник сам завел разговор. Дубин набрался смелости и спросил, как пройти на кладбище. Хотелось побродить там, продлить то состояние души, которое он здесь обрел.

После минутного раздумья:

- Вот ключ. Только закройся изнутри, никого не пускай - эти люди тут…

Дубин почувствовал гордость за то, что он русский, крайне редкое чувство за границей - чаще чувствуешь себя советским, у которых собственная гордость осталась где-то в истории. Но тут же он устыдился неуместности своего чувства - граница между гордостью и гордыней порой так зыбка…

- Позже здесь будет женщина, немка, отдашь ключ ей.

Поблагодарив привратника за разрешение, и пуще за доверие, он пошел к ограде. От ворот, хотя не ворот, а скорее калитки, широкая центральная аллея поднималась ступеньками вверх и расходилась ручейками узких дорожек вдоль могил. Сразу бросалась в глаза усыпальница графини Воронцовой-Дашковой с крупной пьеттой писанной на золоте. Он свернул на одну из дорожек, не выбирая, и дойдя до края, обошел по периметру. Кладбище оказалось невелико. За последней могилой, вдоль ограды росли клены и под ними скрывались одинокие каменные кресты без имен и дат, как бы забытые, но именно их вид дал ощущение какой-то окончательной гармонии. Земли и космоса, жизни и смерти, духа и плоти. Необъяснимое чувство. Необъяснимое. Забытое.

Но, уже бывшее. Однажды, в детстве; и тогда, лет семь назад, сентябрьским вечером. Да, кажется, было и тогда. Внезапно, необъяснимо появившееся из черного афганского неба чувство, давшее на мгновение непостижимое знание, и ушедшее… Тогда оно оставило надежду. А что сейчас? Может это напоминание? Может, стоит уходящие воспоминания все-таки попробовать вылить на бумагу, как хотел уже, но не взялся. Не особо много их уже и осталось, воспоминаний этих, так куски, обрывки, эпизоды…

Голоса за воротами заставили очнуться. Пора. Пора возвращаться. Минуло более двух часов и уже смеркалось. Какие-то немцы дергали за ручку калитки, пытаясь войти на кладбище. Он поспешил к ним предупредить, что входить посторонним нельзя, но они пропали и сами. Побродив еще немного, Дубин закрыл замок снаружи, и вернулся к церкви, где отдал ключ женщине. Спускаться в город он решил по другой дороге, скорее тропинке, которая вывела его к большому железному Кресту - памятнику солдатам, погибшим в Первую

Мировую. Внизу открывался великолепный вид на Виcбаден в лучах заходящего солнца.

На Кресте была какая-то надпись, в темноте, по-немецки не разобрать.

Про Бога, явно.

Крест под соснами казался заброшенным. Но заброшен он был по-немецки - за ним ненавязчиво ухаживали.

Где тот Крест в России. Погибшим. В Первой Мировой.

Надо. Наверное, надо написать хоть что-то и о той войне. О погибших, умерших, живых, про других, про себя. Чтоб не забыть себя, не потерять.

Пора в город, совсем замечтался.

Попробую?

Попробуем, Александр.