"Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I." - читать интересную книгу автора (Мусатов Алексей Иванович)

В ЛЕСУ

Выскочив из гореловской избы, Степа кинулся в проулок, пересек огуменник и мимо глянцевито-черных, обугленных столбов (это все, что осталось от недавно сгоревшего овина Игната Хорькова) побежал к Замызганкам.

Вот и заросли лозняка. Теперь уже Степа не в поле, не на виду у людей... Перебегая от одного куста к другому, он может добраться хоть до самой Субботинской рощи.

Присев за куст, мальчик перевел дыхание и посмотрел в сторону деревни — его никто не преследовал.

Чего же он так перепугался?

Степа поморщился и потрогал шею. Кажется, он до сих пор чувствует железные пальцы Василия Хомутова, который, как клещами, ухватил его за шиворот. Какой же это был позор! А как смотрели на него мужики, Крючкин, Матвей Петрович, ребята... И что только не говорят сейчас о нем в избе Горелова! О, Степка Ковшов, клеветник, путаник, начитался всяких побасок о злых и хитрых кулаках и, потеряв стыд и совесть, мутит деревню.

Степа зябко поежился. Нет, от таких слов сбежишь и подальше Замызганок!

А все-таки где же хлеб? Не померещились же ему, в самом деле, мешки с зерном в подполье у Горелова? Ведь он видел их своими глазами, трогал, пересчитывал. Да и не он один — с ним были Митька, Таня. Значит, хлеб успели перепрятать!

Но кто же предупредил дядю Илью и Горелова? Может, он, Степа, проговорился кому-нибудь в общежитии? Нет, он молчал, как и обещал Федору Ивановичу.

Может, тетя Груня своими подозрениями подняла на ноги дядю Илью?

Степа ничего не мог понять. Что бы там ни было, но оборотни сделали свое дело — хлеб исчез.

Теперь вот кусай себя за локти и попробуй убедить кого-нибудь, что мешки с зерном ему не померещились.

Подняв воротник пальто и нахохлившись, Степа побрел лесом. Куда же податься сейчас? Вернуться в общежитие? Но там, верно, как на сходке у мужиков: ребята шумят, спорят, перемывают его косточки.

Пойти к Рукавишниковым или к Нюшке? Но как Степа докажет, что он не врун и не клеветник?

Нет, лучше пока побыть одному, походить по лесу.

Под ногами шуршали ворохи пестрой листвы, потрескивал валежник. Все кругом умирало, никло к земле — пожухли тронутые морозом последние зеленые листья подорожника, полегла на землю сухая трава. Лес стоял грустный, поредевший, уже не скрывая никаких неожиданностей, как это бывает летом, — лужайку с цветами, курень грибов, заросли земляничника.

Сиротливо дрожали голые сучья осин, покачивались на ветру тонкие ветви берез, бестолково кружили над Замызганками галки.

Ничего не замечая, охваченный своими невеселыми мыслями, Степа брел все дальше и дальше. Не заметил он и Фильку с Фомой-Еремой, которые чуть было не наскочили на него, но вовремя успели присесть за куст.

Мальчишки только что отвели на озимое поле лошадей и сейчас, подпоясанные уздечками, неторопливо возвращались домой.

— Смотри-ка, братец твой! — шепнул Фома-Ерема.

— Молчи... вижу! — дернул плечом Филька.

Степа прошел мимо ребят, остановился, нагреб сухих листьев, собрал немного валежнику и развел небольшой костерок.

Присев на корточки, вытянул к огню озябшие руки и, словно оцепенев, уставился на бледные языки пламени.

— Чего это он как в воду маканый? — вновь шепнул Фома-Ерема.

— Ему очухаться надо, — усмехнулся Филька. — Знаешь, что утром было? Он Горелова под обыск подвел... ну, и сел в лужу.

— Слыхал... — протянул Фома-Ерема и хитро скосил на Фильку глаза. — А чей хлеб у Горелова был спрятан? Случаем, не твоего бати?

— Что ты! Какой хлеб? — забормотал Филька. — Никакого хлеба не было! Это колонист все наплел... Ему дурная голова покоя не дает...

— Еще кому расскажи! — Фома-Ерема покровительственно потрепал Фильку по плечу. — Мой папаша не дурее твоего... тоже кое-что смекает. Зауздали вы председателя! Теперь только понукай — на рысях катать будет.

Он достал из кармана еще теплый пирог, завернутый в тряпицу, и, разломив его, протянул половину Фильке. Мальчишки занялись пирогом.

— А все же насолит он вам, — вновь заговорил Фома-Ерема, поглядывая на Степу. — Раз уж следить начал, обязательно вынюхает, куда вы мешки перепрятали.

— Да какие мешки? — взмолился Филька. — Обалдел ты...

— Ладно, жуй пирог, меньше врать будешь! — сердито перебил его Фома-Ерема. — Думаешь, о вас только забота. Подсидит колонист Горелова — это и нам не в прибыль. Итак нас к стенке жмут, а без председателя совсем труба. А вас Степка как пить дать выследит.

Филька с тревогой посмотрел на Фому-Ерему.

Почти такие же слова он слышал сегодня ночью, когда к ним в дом неожиданно нагрянул директор школы. Тот был раздражен и ругал отца, как провинившегося школьника.

Догадывается ли Ковшов, спрашивал директор, что родной племянник следит за каждым его шагом и уже знает про спрятанные у Горелова мешки с хлебом?

«Степка?! Колонист? Да я ему шкуру спущу... Да я его...» Отец бестолково заметался по избе, стал зачем-то будить жену, дочерей.

Но Федор Иванович, прикрикнув на отца, заставил его быстро одеться и увел за собой.

Вернулся отец только под утро. Он сказал, что хлеб перепрятан в надежное место, и завалился спать.

А Филька лежал в постели и никак не мог заснуть. Ему все чудилось, что Степка-колонист ходит вокруг его дома, заглядывает в окна, прислушивается у калитки.

«А ведь правда, вынюхает про надежное место. Он такой...» — подумал сейчас Филька, наблюдая за Степой.

Тот вдруг поднялся, затоптал сникший костер и оглянулся по сторонам.

Филька и Фома-Ерема, как по сговору, припали к земле.

Степа выломал палку, резким, с оттяжкой, ударом сбил ею несколько сухих дудок и побрел дальше.

— Чего он прогуливается тут? — поднимая голову, с досадой сказал Фома-Ерема. — Вздуть его надо по первое число, чтоб другим неповадно было!

— Что там — вздуть! Шкуру спустить мало! — мстительно подхватил Филька. — Шпион, ищейка!

Мальчишки понимающе поглядели друг на друга, поднялись и, прячась за кустами, двинулись следом за Степой.

Они шли и всячески себя распаляли. Вот подбежать бы сейчас к Степке сзади, сбить с ног и намять ему бока! Но этот чертов колонист тоже не из теста слеплен. Знает бокс, умеет крепко бить в челюсть и неплохо дает подножку. К тому же у него в руках палка.

Мальчишки на всякий случай решили вооружиться: Филька подобрал увесистую дубину, а Фома-Ерема вырезал дубовый дрючок с загогулиной. После этого они принялись торговаться, кто первый должен напасть на Степку. Филька сказал, что это должен сделать Фома-Ерема — он сильнее и кулак у него бьет, как пудовый молот.

Фома-Ерема ответил, что Степка куда больше насолил Ковшовым и пусть Филька покажет свою удаль.

Ни до чего не договорившись, мальчишки решили, что нападать в открытую глупо и опасно. Не лучше ли забежать вперед, засесть в кустах и ждать, когда Степка приблизится? А тогда в голову ему можно запустить и дубинку, и дубовый дрючок с загогулиной.

А еще лучше, если бы Степка подался влево и вышел к крутому обрыву над рекой. Разберись потом, почему колонист свалился с кручи и насажал себе синяков и шишек...

Пока Филька и Фома-Ерема строили всякие планы, Степа мало-помалу забирал вправо и вскоре вышел на опушку леса. От нее тянулся извилистый овраг, заросший кустарником.

Степа постоял на краю оврага, поглядел на низкое, свинцовое небо — от него веяло холодом, и казалось, что вот-вот посыплется снег. Потом он порылся в карманах пиджака, наскреб хлебных крошек и, кинув их в рот, размашисто зашагал вдоль оврага.

«Проголодался, — подумал Филька. — Ну ничего! Мы тебя сейчас накормим... С лихвой!» И он поторопил Фому-Ерему.