"Привкус магии" - читать интересную книгу автора (Сергачева Юлия)5– …Время! – Меня весьма немилосердно встряхивали за плечо. – Не суетись, – пробурчал я, с изрядным усилием раздирая веки. – Без меня все равно не начнут. Лука изобразил на физиономии нечто непередаваемое, но однозначно неодобрительное и наконец оставил мое плечо в покое. На этот раз ехали мы дольше обычного. Я даже успел урвать кусок недосмотренного сна. …Сложно сказать, что это было такое. Руины некогда большого здания, о котором напоминали разве что смутные очертания, обозначенные вросшими в землю остатками стен. Если верить сохранившемуся названию, это была Башня. Возможно, что и бурая. Поверхность камней намекала на коричневато-красный цвет. Машинально выковырнув носком ботинка из земли твердый обломок, я обнаружил, что он вовсе не бурый, а охряный и на нем уцелел фрагмент знака Высшей Защиты. Фон здесь был чудовищный. Однако наверху, среди камней, ни малейшей активности. Я вопросительно посмотрел на ассистента. И он, боязливо косясь на руины, подсказал: – Внизу. Там, внизу, есть уцелевшие помещения. Раньше они были видны, но после землетрясения часть Башни ушла под землю… Какие землетрясения могут быть на этой широте, подумалось мимоходом. Впрочем, озвучивать вопрос я не стал в связи с неактуальностью. Гораздо больше меня обеспокоило другое. – А что по этому поводу говорит инструкция по технике безопасности? – мрачно осведомился я. – Там, под землей, все давно прогнило, осыпалось и обвалилось. – Нет, два этажа во вполне приличном состоянии. Раньше строили на века. Ну раз так сказали, придется верить… Встревоженный Лука заспорил с Нотой, но я не стал дожидаться. У меня есть дела поважнее. Сразу же, стоило пересечь цепь лишаистых камней, оставшихся от лестницы, звуки извне утратили интенсивность. Зато стало слышно, как стучит, ласкаясь о кладку, сухой репейник, усеянный неожиданно яркими, крупными, колючими кулаками цветов. Словно ритм выбивает… Стены без крыши поднялись, захватывая незваного гостя в каменную горсть. Еще не сомкнута, можно вскочить… Я двинулся дальше. Ступени покорно свели вниз. Уже не шершаво-бурые, а гладкие, словно бронзовые. Они даже не искрошились от времени, а казались искусанными и искореженными. Сумрак, густой, синеватый, лениво покачивался, затекая в щели. Тени от огонька, что плыл над моей макушкой, странно прыгали… А потом внезапно, безо всякого перехода, сторожкая тишина подземелья разом обратилась в безумное кипение. Воздух содрогнулся, рождая невидимую, но ощутимую тварь. Словно сгусток прозрачного огня. Дохнуло пьянящим жаром. Обдало тугой ненавистью… Зажмурившись, я сначала ударил и лишь потом на обратной стороне век различил черный пузырь подземелья и гибко пляшущий багровый силуэт крылатого монстра. Правда, длинные крылья обкромсаны до узких лезвий. Он качнулся, принимая удар, опоясался соцветием прозрачных огненных языков. И в черноте помещения, как на негативе, проступили сотни человеческих скелетов, рассыпанных вдоль стен. Сколько же их… Прозрачный хлестнул серпом крыла. Ощерившись, я вслепую выпустил Ай да я! Тварь обомлела, замешкалась… Еще удар! Брызги камней обожгли кожу. Багровая тварь скрутилась и оцепенела, припав к стене в углу. Отдачей меня швырнуло в сторону и вниз, через пролом. Я попытался зацепиться, но лишь ободрал локти и ладони и с грохотом ссыпался вниз, на этаж. Хорошо еще, что земли здесь скопилось прилично… Обвалилась тишина. Сверху не доносилось ни звука. И все? Что-то было не так в этом безмолвии и пустоте… Я упал лишь на этаж, а казалось, что на все сто. Стало трудно дышать, вязкий воздух тек и пах металлом… Попытавшись двинуться, я лишь вяло заскреб руками по камням. А потом… Дрожь прошла по телу. Я замер, боясь вдохнуть. То, что издыхало сейчас наверху в углу, не имело никакого значения. Оно появилось много позже, когда сюда пришли новые люди, несущие свою свежую силу и странные идеи. Но то, что сохранялось здесь до них, было иным. Как ни странно, привкуса магии не имелось вовсе. Было что-то другое, мне незнакомое и несоизмеримо могучее. То ли живое, то ли нет… Страшное в своей силе. Если бы оно затеяло напасть на меня, я бы погиб среди этих невероятно древних камней. Но оно не собиралось нападать. Отчего мне кажется, что тех, кто остался наверху, интересовала не тварь, что дышала силой и ненавистью, а вот это молчаливое существо? Даже тень существа. Отпечаток. Слепок с того, что жил здесь когда-то… И через эту тень, как через призму, мир расслоился, рождая зыбкие образы. Отбрасывая новые тени. Нет, одну-единственную тень. Похожую на первую и противоположную ей, как зеркальное отражение. Смутное лицо. Яркие глаза… И сразу же неистовая боль чужого взгляда накрыла с головой океанским приливом… Стало очень темно. Не знал, что бывает такая темнота… Как я выбирался, помню смутно. Морозный воздух обжег, как глоток спирта, и приободрил. Даже колени перестали трястись. – Что это? – свирепо осведомился я, уперев руки в боки, и требовательно воззрился на нетерпеливо сгрудившихся возле пролома людей. – Кто это там? Вы ведь знали, что оно там? И отправили меня туда одного! – Вы видели? – жадно спросил в свою очередь Нота, возбужденный как никогда. – Я предполагал, что это возможно, но… – Что вы предполагали? Он осекся, явно сожалея о своей несдержанности. Все, кто был поблизости, навострили уши, ожидая продолжения, но доктор с неприятной миной на лице сварливо продолжил: – Предполагал наличие на этом объекте сильной неучтенной сущности. Вы ведь ее обнаружили? – Совершенно верно, – кивнул я, придавая собственной физиономии самое простецкое выражение. – Обнаружил и обезвредил. И на сегодня считаю свою миссию выполненной, а самого себя свободным. – Что значит – обезвредили? – как мне показалось, слегка испугался внимательно прислушивавшийся к разговору Никош. – Это не… – Он о стороже, – резко бросил доктор, отмахиваясь от Никоша. Надо полагать, сторожем звалась несчастная тварь возле порога. – Ваша миссия не может считаться выполненной. Вы не закончили задание. – Чепуха. Вы говорили об одном существе на объекте. С ним покончено. Свою часть договора я выполнил. А если вы из каких-то своих соображений не включили в договор дополнительные обязательства, то виноваты сами. – Так вы обнаружили там что-то или нет? – раздраженно осведомился доктор. – Не вижу необходимости отвечать на ваши вопросы, – надменно ответил я. Хотел было задрать нос, но решил, что это уже перебор. И так доктора, похоже, вот-вот хватит удар от ярости. А с чего, собственно, он так разволновался? – Не дерзите мне! – взвизгнул Нота, взмахнув полами дохи. – Я не позволю вам покинуть объект, пока… – Он взбешенно обернулся к Никошу, который вот уже с минуту трусливо трогал его за рукав. – Что?!! Никош торопливо зашептал, криво дергая ртом. Свирепый Нота одеревенел лицом. – Хорош-шо, – прошипел он, сцеживая воздух, словно яд. – Рабочий день продолжается. Отдохнем. Но после перерыва продолжим… И он победно зыркнул на меня, сверкнув очками. Я так понимаю, что выходного мне не получить. Рабочий день будет длиться до бесконечности… Что у них там за тайны, которые не позволяют внятно формулировать задания? Что же, как вы, так и я. С демонстративно безразличным видом я сел в машину, оставив дверцу открытой. Сосредоточился на мгновение и указательным пальцем прижал головку стилизованной змеи на браслете. Короткий импульс – и змейка оцепенела. На самом деле способ прикончить ее я узнал давно. Но если бы я убил этот полумеханизм, то предсказать реакцию его создателей было бы сложно, поэтому мне и понадобилась помощь Морфея, чтобы разобраться в конструкции данной твари, где магия смешалась с железом, как это водится у Белых. А зная ее точные схемы, можно было исказить заклятия и усыпить тварь на некоторое время, не повредив жизненно важных центров. Теперь настала очередь Луки. С Лукой даже проще. Не потому, что Черная магия слабее, а потому, что привычнее мне. Да и своего спутника я узнал за последние годы очень хорошо. Вплоть до самых уязвимых точек в броне. Например, он очень любит головоломки. Если переключить его внимание только на игрушку… Я сложил пальцы кольцом и поймал взглядом Луку, прихлебывающего дежурный кофе в компании техников. Лука неловко повел шеей, будто собираясь оглянуться, но передумал. Отставил кружку, вынул из кармана головоломку. Его самозащита не расценит это как угрозу. Лука часто так делает. Правда, через несколько часов бедняга проголодается (я ощутил укол вины, но отмахнулся). Ничего, я ненадолго… Для всех остальных я оставил Двойник зевнул и приготовился дремать. Я вылез из машины, набросив на себя флер невидимости. Теперь я стал каплей масла в воде. Вроде бы и рядом, но чужие взгляды безучастно скользили мимо, не цепляясь. На шоссе я поймал попутную машину, едва только успел вскинуть руку, хотя в столь ранний час дорога не отличалась особым оживлением. Все-таки надо отдать должное Белым – люди, проживающие в пределах их влияния, чувствуют себя в совершенной безопасности. Там, где я вырос, подбирать попутчика на обочине решаются далеко не все. Дверца вишневого цвета фургончика распахнулась. – Мне в Мечавку, – жизнерадостно сообщил упитанный усач, выглядывая оттуда. – Еду через центр. Идет? В городе я ориентировался неважно, а от центра искать нужное место будет удобнее. Поэтому я согласился и погрузился в ароматы кофе и почему-то сена, царившие в салоне фургона. – Машина, что ли, сломалась? – полюбопытствовал водитель, скосив на меня темно-карий круглый глаз. – С чего вы взяли? – рассеянно удивился я. – Так кто ж путешествует без вещей? – А может, я живу здесь, в поселке. И в город решил заглянуть по делам, ненадолго, – сам не знаю зачем, предложил я версию. – Да ну, что ж я, не знаю, что нет тут никаких поселков, – снисходительно отозвался водитель. – Тут, кроме Бурой Башни, сроду ничего не строили. Кто ж рядом поселится? Разве что нечисть какая… – Он вдруг задумался, пожевал губами, словно пробуя на вкус свою же собственную реплику, покосился на меня оценивающе, а потом расслабился и только что не махнул рукой: да ладно, мол, чего там. – А что, Бурая Башня – местная достопримечательность? – Век бы ее не видать. – Водитель боязливо скрестил пальцы. – Вроде колдун там жил в незапамятные времена. В город его, понятно, не пустили, так он в отместку возле дороги поселился. Чтобы, значит, прохожих людей отваживать, торговцев сбивать с пути, ну и пакостить помаленьку. Город, ясное дело, захирел. Болезни пошли, несчастья всякие. Горожане осерчали, собрались и пошли воевать колдуна. А тот устроил землетрясение, Башню свою под землю почти загнал, а сам сгинул вроде. Да только земля после него все одно отравлена… – Водитель снова подумал, а потом пожал плечами: – А может, и не так все там было. Эту байку мне сынишка на днях пересказал. Да мало ли что дети наплетут? – Водитель вдруг засмеялся: – А если честно, я вообще не знаю, что за Башня. Я-то сам не местный. А вот здешние любят пугнуть приезжих. Я когда со своей женой познакомился, она отсюда родом, так она мне такую страсть наплела, что я этой дорогой долго по ночам опасался ездить. Мало ли чего. Кто их разберет, этих магов? В моем родном городишке тоже жил один, так он… В общем, водила мне достался словоохотливый, и на благодатную тему я его толкнул сам. Так что роптать было бессмысленно. От лишнего барахла, и в том числе ненужных меток, следовало избавиться. Дезертировать со службы я, конечно, не намеревался, но меньше всего мне бы хотелось, чтобы в самый неудобный момент на моем пути возникли Псы или, скажем, Искалы Белых, Черных или прочих оранжевых. До вечера времени достаточно, и шанс, что меня хватятся, несмотря на принятые меры предосторожности, все равно остается. Поэтому я сложил содержимое карманов в наскоро сотворенную капсулу, принявшую форму детского воздушного шарика. Шарик привязал к ветке ближайшего дерева, наложив простенькое, но никогда не подводившее заклятие. Теперь шарик никуда не денется и никому не придет в голову отвязать его. А когда понадобится, я смогу позвать его в любой момент, и ветер притащит все прямо в руки. В универмаге на проспекте я приобрел комплект новой одежды. Переодеваться пришлось в платном туалете, который, к счастью, оказался автоматическим. Старую одежду я запихал в пакет и выбросил. Жаль, конечно. Сшито на заказ и в единственном экземпляре. Но, даже бегло оглядев куртку, я вытащил два крючка. А что там еще было вплетено, вшито, вставлено? Не только Белыми. Не сомневаюсь, что еще на стадии изготовления ткани в ее рисунок или в волокна вплетали сторожкие нитки. В автомате возле банка я снял все деньги с одной из кредиток. Что ж, теперь можно и прогуляться. Город присмотрелся, подумал, катая меня между улицами, как леденец между каменными щеками, и наконец проглотил. Тусклая невнятица чужой жизни развернулась, будто книжка, и нахлынули цвета, звуки, запахи и ощущения. Знакомые по сотням других городов и одновременно иные, с особым привкусом и оттенком. Сюда не впишешься с ходу. – Турист? – Очередной доброхот в экипировке из рекламных плакатов с пугающей проницательностью заступил мне дорогу. – Тогда вам надо непременно посетить Зеленую Арену… – Обязательно. – Я обогнул его по широкой дуге. «…Арена полна чудес и сюрпризов! – продолжало интимно ворковать, казалось, прямо в самое ухо, хотя зазывала остался позади. – Непременно посетите! Вот отсюда поверните налево…» Сладкий голос прицепился и полз следом. Вот зараза! – оторопело констатировал я, выуживая один пестрый лист из нагрудного кармана куртки, а второй из кармана штанов. Ну как они туда попали? Этим пройдохам никакие чары не нужны… «Налево! Мы ждем!» – прощально вздохнули рекламки, улетая в урну. Соблазнительно, конечно, но налево мы точно не пойдем. Потому что как раз слева, возвышаясь даже над самыми высокими домами, маячит длинный хрустальный шпиль дворца Белой Королевы. Празднично переливается на солнце, неправдоподобно яркий, заметный отовсюду. Можно не без успеха водить Белых за нос. Но прогуливаться вблизи обиталища древней колдуньи все равно, что дергать виверну за хвост. Или это во мне отголоски детских сказок говорят? Впрочем, по слухам, если наступить на солнечный зайчик, что разбрызгивает шпиль дворца по площади, то можно загадать желание. Я решительно повернулся и двинулся направо. Со своими желаниями я и сам справлюсь… Но все равно краем глаза то и дело ловил белое сверкание, словно под веко попала блестящая соринка. И царапала. …Хотя считается, что на территориях Белых преобладают высокие технологии – следов стихийной «домашней» магии здесь было ничуть не меньше, чем в самых глухих Черных провинциях. Даже мельком оглядевшись, можно было заметить и молодого, но уже заметно осунувшегося мужчину, несущего на себе яркую, как пылающее клеймо, печать обратного зова. Или женщину, окруженную жемчужной дымкой завлекала, и детей с прицепленными мамиными оберегами. Возле подземного перехода я машинально снял с волос пробегавшего мимо пацана порченую нить. Пацан шарахнулся и пару раз настороженно оглянулся. – А вот кому печеных мышей! – громогласно осведомились на всю улицу. Я споткнулся. Оказалось, что за мышей выдавали продолговатые пирожки с хвостами. Пахло соблазнительно. – …А говорили, что у них инструменты магические! – недовольно проворчала длинноволосая блондинка на каблуках, только что подошедшая к прилавку в компании подруги. – А они обычные. Мы зачем столько денег угрохали? – Ничего ты не понимаешь, – рассеянно отозвалась коротко стриженая девушка в кожаной курточке, подцепляя за хвост одну «мышь». – Мне, пожалуйста, с томатом… На этот оркестр со всего мира приезжают ценители! Потому что игра у них волшебная. – Лучше бы мы на Джигу Виртуоза сходили. У него скрипка по-настоящему смеется и разговаривает. У нее даже лицо есть! – У кого лицо? – У скрипки! – Какое еще лицо? Зачем лицо, если обычная скрипка может ТАК? Ты не слышала, что ли? – А у меня слуха нет, – с достоинством возвестила блондинка. – Я с лицом хочу… Подруга, впившись зубами в свежеприобретенный пирожок, вздернула брови. Над зданием с колоннами, откуда все еще выходили люди, бежали строгие, без лишних завитушек, буквы: «Время волшебной музыки. Единственный концерт оркестра Бьюна Веретено». За основательной филармонией тянулся к облакам легкомысленный с виду многоэтажный дом, смахивающий на хрупкий витраж из стекла и дерева. Через деревянный каркас были пропущены магические стержни, заставляющие поверхности слегка мерцать. Ночью, наверное, красиво… – Вот звону будет, коли брякнется! – восхищенно заметили рядом. Я покосился на лысоватого мужика с потрепанной туристской картой в руках и огромным полупустым рюкзаком, парашютом повисшим за его плечами. – Кто брякнется? – Дом! – охотно подсказал турист. – Небось бесстрашные люди в нем живут. – Как это – брякнется? – с недоумением переспросил я. – Ну магия исчезнет, и… – Как магия может исчезнуть? Он внимательнее вгляделся в меня и догадливо кивнул: – А! Да ты небось сам из этих… Где уж тебе понять! Я оскорбился. Он доверительно потянулся ко мне, дурашливо приставив ладонь ко рту, и, ехидно кося желтоватыми выпуклыми глазенками, внушительно пробормотал вполголоса: – Да будет вам известно, господин маг, безотказной не бывает даже магия. А как насчет случая в прошлом году? Бирюзовый-то мост упал? Как «слепой вихрь» прошел, так и бряк! Вот так-то вот! – А затем, не дожидаясь ответа, вежливо кивнул и двинулся прочь, сверяясь с картой. Солнце радостно бликовало на его лысой макушке. Наверное, на площади дворца Белой Королевы у этого типа исполнятся все желания разом. Центральные и главные улицы крупных городов похожи друг на друга, как бывают похожи люди, наполняющие эти улицы, – причесаны, украшены, ухожены. А за фасадами спрятана своя жизнь, со своими радостями и горестями. Как везде. И как только здесь. Кое-где улочки были такими узкими, что жители стоящих друг против друга домов могли по утрам здороваться с соседями за руку. Сюда не протискивались машины, и поэтому мостовая сохранилась со старых времен, когда дорогу выкладывали многоугольниками из камня. Каждый камень звучал по-своему, и каждая улочка напевала прохожим собственную мелодию. На тех улицах, что пошире, размещали мелкие магазинчики, торгующие в основном продуктами и сувенирами (от центра было не так далеко, как могло показаться). Еще здесь попадались крошечные кафе. Я бы даже сказал, что слишком часто попадались… В последние час-другой мой нос все однозначнее выводил к очередному кафе или забегаловке, якобы неожиданно возникающим на пути. Придется уступить. Расположившись за столиком кафе снаружи, я принялся за еду, одновременно наблюдая за прохожими. Прямо напротив ютилась лавка, выдающая себя за антикварную, хотя даже беглого взгляда на выставленные на ее витрине вещи хватало, чтобы угадать наличие на них незаметных надписей: «Сделано в провинции Лонь» или что-нибудь в этом духе. Посетителей в лавке хватало, и время от времени дверной колокольчик мелодично тренькал, выпуская очередного растяпу с горящими глазами, прижимающего к груди пакет с псевдотуарской вазой или почти подлинной статуэткой из кургана Белчуг. – Ой, смотри, смотри! Высокий темнокожий худощавый парень и хрупкая беленькая, как подснежник, девушка замедлили шаги перед витриной. Как и все туристы, они выглядели слегка нелепо и взбалмошно. В одной руке камера, в другой карта, на шее сумка с уже приобретенным барахлом. Не замечая никого вокруг, они улыбались друг другу. В общем, туристы как туристы. Явно из Черных территорий. Парень, вероятно, родился на западе, где преобладали такие темнокожие и светлоглазые дылды. А девочка, скорее всего, южанка. И оба наверняка из провинции, никто в метрополии уже не наденет куртку с такими дурацкими нашивками от сглаза. Парень состроил гримасу, указывая на что-то лежащее на витрине, и девушка засмеялась. Звонко и беспечно. Эти двое были по уши поглощены друг другом, не видя, что привлекают внимание не только случайных безразличных прохожих. Паренек сделал пару шагов в сторону, изготовив камеру, чтобы снять подружку на фоне разноцветной витрины. И поначалу не заметил, что девочка больше не смеется, а смотрит обеспокоенно за его спину. Лишь поймав в видоискатель ее растерянное лицо, парень оглянулся, обнаружив позади пятерых разновеликих типов в темных куртках с пестрыми значками. Ну понятно. Как же без местного колорита в лице стандартного набора уродов! Узость здешних улиц позволяла слышать любой разговор на противоположной стороне дороги. Да и эти пятеро даже не думали понижать голоса. Скорее напротив, всячески старались оказаться в центре внимания. – Ну, ты, грязнорожий, чего проход перегородил приличным людям? Понаехали тут. Соскребай после них… – А девочка-то ничего, умытая. Такой и мы не побрезгуем. – Слышь, ты, чумазый, вали в сторону, пока дышишь… Паренек с камерой выпрямился, глядя на обидчиков надменно и тревожно. Камеру он перехватил так, чтобы удобнее было бить. Жаль, что дорогущая игрушка весит гораздо меньше банального булыжника. Девушка скользнула за его плечо, уцепившись за локоть, и потянула: – Пойдем! Пойдем же… Что паренек процедил сквозь зубы, не разобрать, но пятеро аборигенов вскинулись. Тот, что самый плечистый, выбросил руку, и камера едва не поменяла хозяина. Законный владелец камеры потащил ее назад, но как раз в этот момент тип в грязной куртке, один из окруживших невезучую парочку, прихватил замешкавшуюся девушку за талию. Та вскрикнула. Ее кавалер, забыв о камере, резко развернулся. Если бы его глаза умели метать молнии, то нападавшим пришлось бы несладко. А так они лишь заухмылялись. Самый щуплый победно вскинул добытую камеру. Сработала вспышка, выпустив ослепительно сверкнувшую птицу. Прохожие беспокойно скользили взглядами и быстро проходили мимо с каменными лицами. Изнутри антикварной лавки выглядывали посетители, перемещаясь вдоль витрины и не решаясь выйти. Будто рыбины в аквариуме. А еще говорят, что у Белых в городах тишь да гладь. Оно и понятно, если делать вид, что ничего не происходит… Я аккуратно отодвинул свою тарелку локтем. Сотворив пять черных звездочек, положил их на левую ладонь, прищурился, беря всех пятерых недоумков в прицел, и методично сщелкнул все звездочки каждому в лоб. Реакция была мгновенной. – Эй! – озадаченно воскликнул Плечистый. – А они-то где? – …! – Грязный нецензурно выругался. От брани декоративные вьюнки над входом в лавку разом сморщились и опали. – Куда делись? Только что же тут стояли… Его сосед тер глаза. Остальные принялись ошалело размахивать руками, словно пытаясь схватить воздух перед собой. Изрядно потускневшая, но все еще заметная птица-вспышка всполошенно отлетела вверх. Парень и девочка мигом смекнули, что происходит, и не стали тратить время даром. Парень выхватил свою камеру у испуганно вякнувшего Щуплого и, увлекая подружку за руку, бросился наутек. Я тоже не стал мешкать. Паутина сторожких заклинаний трепетала в воздухе. Они реагировали даже на мелкое колдовство. Сейчас сюда заявится кто-нибудь проверять, что вызвало беспокойство Сети. А объясняться мне не хотелось. Пятеро возле антикварной лавки уже пришли в себя и переругивались друг с другом. Мои черные звездочки плясали у них перед носами. Если заклинание не снимут, оно продержится пару дней. И на пару дней город может быть спокоен – новых объектов для своей травли эти уроды не заметят, даже если те станут танцевать прямо перед ними. К сожалению, более сильное заклятие требует изменения личности и вмешательства в суть человека. А на это у меня права нет. А есть ли у тебя право вообще так поступать? – мелькнуло смутное раздражение где-то на изнанке подсознания. Это же нечестно… Ты маг, они – нет. Слишком легко совершать благородные поступки, когда это тебе ничего не стоит, верно? Подумаешь!.. Остаток времени я потратил на бесцельное шатание по городу и к точке рандеву явился в срок. Уже практически стемнело, а свет реклам, витрин и фонарей менял цвета до неузнаваемости. Кафе возле Галереи вольных художников напоминало стеклянный фонарь с прозрачными витражными узорами на стеклах, а люди, роившиеся возле него, словно насекомые, влетали внутрь, метались между стенками и вылетали обратно в выстуженные сумерки. Леану я увидел первым. Она пришла на пару минут раньше и остановилась в дверях кафе, всматриваясь в лица. Желтое стекло спутало гамму ее одежды, но не узнать ее было невозможно. Я ускорил шаг, однако все равно не успел. Обменявшись парой слов с подошедшим официантом, Леана развернулась и вышла наружу, зябко поеживаясь в своем не по погоде тонком свитере. – Ленка! Она обернулась резко, словно готовясь отразить нападение. И выражение ее лица в отсветах фонарей показалось мне напряженным и испуганным. Впрочем, оно тут же смягчилось. – Трой… – Извини, я опоздал. – Нет, это я поторопилась. Часы у меня, как всегда, спешат… В подтверждение ее слов, перекрывая гул машин и голосов, донесся мелодичный перелив боя курантов, расположенных на башне через дорогу. Мы слушали его, вглядываясь друг в друга. Выжидающе, осторожно, будто пробуя тонкий лед. Прошло два года. Срок небольшой и одновременно бесконечный. Она укоротила свои длинные волосы, шея обнажилась, и оттого казалось, что осанка ее стала более горделивой и уверенной. А может, уверенности ей прибавили события, случившиеся за это время, когда из девчонки с красками она превратилась в профессиональную и востребованную художницу. – Я… я рада тебя снова видеть, – негромко произнесла Ленка. Ледок хрустнул и пошел трещинами. Плеснулась черная ледяная вода. Все еще ледяная. Не все так просто. – Лен… – Погоди… – Она снова вздрогнула от холода. Тонкий свитерок и джинсы не грели. – Ты не против, если мы начнем официальную часть чуть позже? Минут через десять? Я не успела закончить одно срочное дело… Выскочила, чтобы тебя перехватить… – Она запнулась. – Да, – с некоторым облегчением отозвался я. – Конечно. – Это здесь же. В Галерее… На дверях Галереи висело объявление: «Администрация приносит свои извинения, но в связи с подготовкой новой экспозиции Галерея временно закрыта. Ждем вас десятого числа». Рыжеватая девушка возле входа надевала пальто. Глянула на меня с любопытством, едва заметно улыбнулась. – Лен, тебя искал какой-то человек, – проговорила рыжая, набрасывая на шею полосатый шарф. – Я сказала, что ты будешь позже… – Да, спасибо, – отозвалась Леана рассеянно. – Он еще сказал… – Саня, потом, – отмахнулась Леана, и рыжая Саня озадаченно вздернула брови и адресовала мне вопросительный взгляд. В Галерее пахло деревом, скипидаром, красками и сандалом. Сверху доносился едва слышный разговор и смех, но Ленка повела меня в другую сторону. Через главный зал, освещенный лишь несколькими точечными источниками света. Почти все полотна на стенах накрывали чехлы, но даже по фрагментам я иногда угадывал давно знакомую «Летнюю рощу», или «Изумрудных стрекоз», или «Рыбу-ключ»… Старина «Зеленый грифон» презрительно щурился на стене напротив. Привет, беззвучно сказал я ему. Грифон остался прежним. А Ленка изменилась. Но что в ней стало другим, кроме прически, мне еще предстояло узнать. Или не узнать… – Ты так на меня смотришь… – Просто вспоминаю, какая ты. – Теперь я другая. – Вижу. Она незнакомым жестом отодвинула челку со лба. Косынка на шее шевельнулась, и под ней сверкнуло пурпурно-красным. Я пригляделся и озадачился. Под косынкой у Ленки притаился простенький кулон – красный полудрагоценный камешек с заключенным в его сердцевине заклинанием Потому что не доверяет тебе. Или боится. Очень весело. Не выдержав, я взял ее за руку. Пальцы ее дрогнули, она застыла, распахнув глаза, и сразу же обмякла. – Лен, это же я… Мы ловили воспоминания друг друга как бабочек. Стараясь накрыть ладонью и не повредить, прислушиваясь к щекотным прикосновениям. – А помнишь, как мы ездили на Ветродуй? – И в памяти распускалась изумрудная зелень весенних предгорий, и натянутая струна канатной дороги с сиденьями в виде разных птиц, отчего издалека казалось, что странная стая послушной вереницей летит к вершине. – А помнишь, как мы бегали к Мемориалу? – И ночь обволакивала объятием – душным, пыльным и полным пряных летних запахов, хотя тогда уже стояла осень. Вздымались неестественно черные осколки камней. И скользили страшные тени внутри Периметра… – А помнишь, как мы сняли комнату на побережье? – И снова весна, самый конец, звенящий, свежий, растрепанный и жизнерадостный. И какие-то сумасшедшие, исполнявшие немелодичные, но на редкость смешные куплеты на нашей улице, которые веселили так, что даже мы ненадолго отвлекались друг от друга, от своего упоительного счастья… Мы так много вспомнили, передавая прожитые дни друг другу как солнечных зайчиков. И, как солнечные зайчики, они ускользали мгновенно, бесследно, не успев согреть. – Почему ты не сказал мне, что ты маг? – Словно наждаком провели. Мы оба разом подобрались. Ленка смотрела выжидающе, положив подбородок на знакомо переплетенные пальцы, а я попытался объяснить то, что не смог тогда: – Понимаешь… С тобой я не думал об этом. Наверное, впервые в жизни… Мне не нужно было быть магом, чтобы… – Неправда. – Карие глаза потемнели. В них затаилось сомнение, как горечь в кофе. – Ты не можешь об этом забыть ни на минуту. – С тобой могу… мог. Она зажмурилась. Ресницы сомкнулись. И я вспомнил, как щекотали губы ее упругие, мокрые и соленые ресницы, когда она плакала. Ленка не отстранилась, когда я притянул ее к себе. Но хрупкие позвонки под тонким свитером обозначили дугу, готовую вот-вот распрямиться. Снова одуряюще близко, как раньше. А запах ее волос остался прежним – легким, чистым, неуловимо цветочным. Только теперь к нему примешивался незнакомый темный аромат. Новые духи? – Если бы ты тогда сразу сказал правду… – едва слышно прошептала она, поднимая лицо, но не открывая глаз. – Все было бы по-другому… Ее губы сомкнулись с моими, передавая странный горьковатый полынный привкус. Наше дыхание смешалось. А уже в следующее мгновение Ленка скользнула в сторону, высвобождаясь из объятий. Удержать ее я не успел. На миг все вокруг словно заволокло черной дымкой, закружилась голова. Я поморщился, прижав пальцы к переносице, где запульсировала острая, ломкая боль. Полынный привкус стал резким и обжигающим. – Ленка, что… Дымка расползалась медленно и неохотно, но восприятие оставалось нечетким и фрагментарным. Вот Ленка напряженно и пристально всматривается в мое лицо. Глаза у нее лихорадочно блестят, а губы шевелятся, но слова едва достигают сознания. – …Попробуй пожить как все… высокомерие и ложь… – Не понимаю, – с усилием отзываюсь я, стараясь сфокусировать зрение. – …Чары. Не беспокойся, действие временно. Станешь как прежде. Но до этого попробуешь на вкус, каково это – родиться обычным… Незнакомая злость искажает Ленкины черты до неузнаваемости. А губы ее обметаны черным пунктиром остаточного заклинания. Некрасиво. В опрокинутой чашке покачивается лужица не до конца пролившегося кофе. В нефтяной жидкости пляшут огоньки отраженных ламп. Нестерпимо яркие. Ленкино лицо внезапно оказывается прямо передо мной. Глаза больные и встревоженные. В них отражаюсь я. За Ленкиной спиной задвигались тени. Пугающе громадные, заслоняющие собой все вокруг. Руки у теней длинные и цепкие. Тени оттаскивают Ленку в сторону, и ее лицо из недоумевающего становится просто испуганным. – …Не так! Вы же сказали, что просто… – кричит она отчаянно. Звуки глохнут, завязнув в мороке. Я пытаюсь встать, но безуспешно. Свет меркнет. На этот раз надолго. …Когти у боли как мечи кочевников-ахара – изогнутые, с зазубринами, и каждый зубец черен от яда. Боль насадила на свои когти, пронзив плечи и спину, и соскочить с них немыслимо. Руки заломлены назад и вверх. Плечи вывернуты, и позвоночник изогнут. Боль струится через него. Ошеломление так велико, что постепенно восприятие притупляется. Нет, практически отмирает. Я камень. Мертвый, непоколебимый, вечный. Боль закогтила край сознания, но она на периферии. А я – по другую сторону… В сводчатом зале свет мешается с мраком, рождая уродливые, замысловатые тени. Тьма здесь преобладает, но ее пожирают огоньки десятков черных и белых свечей. Желтое, липкое мерцание свечей едва разбавлено белесым холодом, льющимся из крошечных окошек под сводом зала… Усилие, потраченное на взгляд вверх, оказывается слишком велико. Веки тяжелые и шершавые, царапают глазные яблоки. Шею прошивает раскаленная игла. Проще смотреть вниз… Пол выложен плитками, чей узор давно затерт. В центре зала на полу мелом начерчена неправильная фигура. Углы и окружности пересекают друг друга. Сероватый мел сверкает как расплавленное серебро. Вокруг чертежа толпятся силуэты в балахонах с капюшонами. Человек двадцать. Страх и ожидание расстилаются над ними зыбким облаком. Больше страха, чем ожидания. Облако прошито его бурыми нитями. Люди в балахонах покачиваются и тянут на одной ноте заклинание. Ими руководит некто в центре, тоже упрятанный за плащ, капюшон и маску. В прорезях маски его глаза лихорадочно сияют. Он обходит нарисованную на полу фигуру по периметру, иногда посыпая ее пылью из резной чаши. Пыль клубится в нагретом и плотном воздухе. – …Приходи… о, возьми силу жертвы… о, верни нам силу жертвы… надели нас могуществом… Бормотание заунывно и монотонно. Жгучие и вязкие испарения забивают глотку, липнут к коже и растекаются по ней кислотой… – А-а! – выдыхает нестройный хор. Трепещущие языки свечек дружно вытягиваются вверх. Люди по команде главного начинают неуклюжими волчками вращаться. Насыщенный воздух заколыхался. Потянуло смесью запахов: дым, нагретый камень и металл. Пыль и благовония. Вонь человеческого пота и духов… Один из волчков совсем рядом – от него несет ужасом, а запах пота мешается с ароматом дорогого мужского одеколона и табака. А от женщины рядом с ним пахнет проточной водой… Она мельком поправляет выбившуюся из-под капюшона обесцвеченную прядь – пальцы ее сухие и немолодые, на среднем остро блеснул камень в перстне… А та, что слева, пахнет дурманом, как полуденный луг. И страха она не ощущает. Только предвкушение и шквальный восторг от происходящего… Они кружатся, теряя равновесие и все больше втягиваясь в безумный танец. И не замечают, что воздух в центре нарисованной на полу фигуры сгустился и насытился угрозой. Запах озона пронзает тяжелую атмосферу. И напряжение растекается вокруг, заставляя даже камни содрогаться… Я за барьером. Я пуст и равнодушен. Но я чую, как наливается жаром пространство. И люди цепенеют и останавливаются. Плечи их пригибаются от невыносимой тяжести, и кто-то явственно сипло стонет, падая на колени. – Повелитель! – хрипит главный. – О повелитель… – Чаша с пылью или порошком выпадает из его руки и, громко звеня, катится к центру зала. Возле меловых линий, ярко вспыхнувших, чаша останавливается, будто наткнувшись на незримый барьер, и уже в следующий миг растекается лужицей расплавленного металла. – Он пришел! – ликующе возвещает предводитель, хотя голос его срывается и дрожит от испуга. Остальные, похоже, не разделяют его восторга. Они боязливо отступают к стенам. То, что возникло в центре нарисованной мелом фигуры, еще неотчетливо. Очертания проступают медленно, как при проявке старинной фотографии. Но уже устрашают. Тварь шевелится и внезапно, будто только сейчас обнаружив рядом присутствие других, одним текучим движением перемещается влево. К предводителю. Тот отшатывается и закрывается полой плаща. И орет отчаянно: – Туда! Туда! Он там! Бесформенная голова поворачивается ко мне. Глаз у нее нет, но взгляд пронзителен и напорист. Тварь скользит в мою строну. Воздух расступается и ломко шуршит. Я словно нанизан на проникающий взор монстра. Уклониться невозможно! Она безумно голодна. Голод гонит ее вперед, и тварь не замечает таких пустяков, как защитные линии, нарисованные на полу. Меловые черты стираются. Плоть твари дымится, обугливаясь, но ей это безразлично. Безглазая морда замирает прямо перед моим лицом, жадно принюхиваясь. Сосущее нетерпение твари схоже с разверстой в вакуум дырой. Такого беспросветного ужаса мне никогда не доводилось испытывать. Не потому, что страшусь за свою жизнь… Потому, что, если эта тварь доберется до меня, жизнь мне больше не понадобится. Я задергался в путах, наплевав на боль и достоинство. Прочь!! Бесполезно… Я, обессилев, замираю. Тварь смотрит… …И вдруг отпускает. Обшарив все уголки моего сознания, она разочарованно отворачивается. Ярость взрывается в ней. Обманутая тварь обиженно кричит. Посыпались камни. Огни свечей заметались. Люди заверещали, бросаясь к выходу и сдирая свои нелепые маски и плащи, от жара прилипающие к телу. Обнаженная кожа прямо на глазах покрывается пузырями. А я даже бежать не смогу, хотя раскаленный воздух кровавит скулы. Впрочем, они бы не успели. Успел кто-то еще. Пространство вдруг выстыло. Температура мгновенно упала ниже нуля. Дуновение ледяного ветра всколыхнуло воздух и погасило оставшиеся свечи. Тварь завизжала и раскололась на неровные мерзлые куски. Остатки мелового чертежа на полу разнесло поземкой… Морозный воздух напитан магией. Веревки, которыми я привязан, обретают жизнь и начинают двигаться, словно змеи, распутывая свои витки. Когда последняя соскальзывает, я оседаю на пол, вдыхаю обжигающий холод и снова проваливаюсь в небытие. |
||
|