"Привкус магии" - читать интересную книгу автора (Сергачева Юлия)

1

…Следы и впрямь были – бесформенные отпечатки, покрытые невесомым, белесым игольчатым мхом, пятнали выщербленный, замусоренный пол и стены, а совсем свежие трепетали в воздухе, как снежные оттиски. Случайное прикосновение к ним вызывало озноб и смутный страх.

Впрочем, притаившееся под притолокой существо безобидно и беспомощно, как всякая иллюзия, утратившая свою силу.

Через щели неплотно сомкнутых оконных ставень сочился тусклый, стеклянистый свет, наполнявший дом пепельными тенями. Каждый шаг отзывался скрипом половиц и шорохом вспугнутых мышей под досками.

Сущность в углу шевельнулась. Повела безглазой мордочкой, еще не лишившейся очертания женского лика. Сущность оголодала и истончилась. Вряд ли ей удавалось подпитываться свежими эмоциями в последнее время. Еще год-другой и она развеялась бы сама собой.

Прищурившись, я рассматривал ее, испытывая одновременно жалость и раздражение.

Жалость вызвало само существо – едва уловимая, мелко дрожащая субстанция, пытавшаяся спрятаться в паутине. Не призрак даже, а так – воспоминание, чье-то зыбкое видение, аморфное и безмозглое, только и способное, что реагировать на призыв и рождать миражи. Видно, в доме кто-то долго и безнадежно тосковал по ушедшему. Так долго, что породил это унылое создание, оставшееся даже после исчезновения своего творца, как забытая болонка после смерти старушки. Никчемное и беспокойное.

Раздражение вызывали те, кто приволок меня сюда. Есть, в конце концов, предел и моему терпению. В следующий раз они заставят меня выскребать плесень из колб захудалого алхимика. Чем не вариант рационального использования доставшегося им высококлассного мага?

Тварь встрепенулась, почуяв всплеск эмоций, заинтересованно обернулась и заструилась по стене, оставляя следы. Те самые, прикосновение к которым, даже невидимым, вызывает в людях озноб и немотивированную тревогу, отпугивающую практически всех от брошенных домов.

Я краешком глаза следил за движением тени. Она повисла рядом, а через мгновение заметалась растерянно. И без того едва обозначенные черты женского лица окончательно исказились и утратили всякую привлекательность. Жадно разевая ротик, тень бестолково и тупо, как муха о стекло, билась о непреодолимую для нее преграду.

Люди, сумрачно подумал я, наблюдая за терзаниями бедной твари, во имя всех своих богов, не вкладывайте в иллюзии столько собственных жизненных сил. Потратьте их с пользой для тех, кто живет рядом во плоти…

Ну если меня потянуло на назидательные сентенции – то дело совсем дрянь…

Мысленно накрыв трепыхавшуюся тень, словно бабочку – ладонью, я обратил ее в сгусток блеклого пламени, очистив от всей личностной шелухи, а затем рассеял теперь уже безымянную и бездумную сущность в тенях от мебели, в тусклом блеске стеклянного крошева на полу, в танце пылинок в воздухе…

Отныне пустой дом, лишенный призрака, станет гнить быстро и необратимо.

– Уже все? – послышался от дверей несколько напряженный голос.

– Я еще собирался тут подмести, – сухо сообщил я, оборачиваясь к вошедшему.

– Простите? – Никош немедленно обеспокоился, как и всегда в тех случаях, когда не знал, каким образом реагировать на мои действия или слова.

Звали его Риво Никош. Этот чернявый господин с глубокими двусторонними залысинами желтоватого оттенка чрезвычайно походил на мелкого лесного ужа и внешним видом и повадками – вертлявостью, мгновенно сменявшейся оцепенелостью, и необъяснимым пристрастием к молоку. А еще тем, что он изо всех сил старался прикинуться опасной змеей, скрывая свою безобидную суть.

На самом деле змеей или, скорее, питоном был его непосредственный начальник – Танас Бложев, но личного участия в выездных мероприятиях он, естественно, не принимал.

Никош озирался опасливо и настороженно, стараясь одновременно удержать в поле зрения всю комнату целиком. Призраков, даже самых безвредных, он смертельно боялся, как некоторые боятся мышей – безосновательно, инстинктивно и от всей души.

– Все, – утешил я его. – Дом пуст.

– Вот и хорошо, – с искренним облегчением отозвался Никош. – Пора уже и возвращаться.

Теперь, обретя новую цель, он оживился и воспрянул. Для представителя одной из старых магических школ Риво Никош слишком уж недолюбливал все связанное с магией, предпочитая дела простые и понятные. Впрочем, и колдуном-то он числился слабеньким, на грани средней руки иллюзиониста, зато администратором слыл отменным, за что, надо полагать, и был ценим.

После полумрака и пыльной затхлости жилья воздух снаружи казался нестерпимо чистым, а свет – резким. Я, щурясь и вдыхая жгучую прохладу, остановился на пороге.

– Задержались мы сегодня, – укоризненно бормотал Никош, протискиваясь мимо и изо всех сил стараясь не задеть меня даже краем своего пальто.

Ночь давно сдала свои позиции, но над городом все еще стлались зябкие, сероватые сумерки, вяло перетекающие в такой же студеный и сумрачный осенний день. Снег слегка припорошил тронутую морозцем землю, скрывая грязь и бронзово-рыжую листву, устилавшую невыметенные дорожки возле старого дома. Дом выглядел бы даже привлекательным в такой оправе, если бы не выбитые стекла и покосившиеся ставни на окнах. Тот, кто строил его здесь, сознательно искал уединения и покоя. И поселил сначала в своем сердце, а потом и в своем доме иную, призрачную жизнь.

И былой хозяин дома вряд ли обрадовался бы вторжению в его владения такого количества посторонних.

Три легковые машины плюс фургон смешали снежное покрывало с землей.

Все четыре машины дорогие и в меру неприметные, неброских цветов. Все до единой собраны без применения привычных в этих краях магических технологий. И могу поспорить, что на каждой детали, даже самой крошечной, стоит специальная маркировка.

Возле фургона курили четверо хмурых техников в комбинезонах без опознавательных знаков. Никош пояснил, что в фургоне перевозили некое дополнительное оборудование. Мне лично за неделю нашего общения этого оборудования видеть не доводилось, поскольку необходимости в его использовании ни разу не возникало, поэтому приходилось верить Никошу на слово. Практически все время парни из фургона сосредоточенно травили себя сигаретами возле своей повозки.

У второй машины тоже обычно бесцельно маячили троицы периодически меняющихся людей. Молодые парни и иногда девушки. Рабочие маги. Собственно, те самые, кому и положено заниматься мелочью вроде давешнего призрака. Хотя в данном случае справились бы и подмастерья. Дежурная троица также держалась поодаль и от техников отличалась только тем, что предпочитала сигаретам бесконечный кофе из термоса.

Зато пассажира третьей или, вернее, первой машины я не видел ни разу, но ощущал его присутствие за затемненными стеклами ежесекундно. Мужчина это был или женщина, молодой или старый, оставалось только догадываться. Единственное, что я знал наверняка, – этот человек был Белым магом, сильным настолько, что если бы магия излучала свет и тепло, то машина, в которой он находился, сияла бы ослепительно и дышала гибельным жаром. А если бы в его автомобиле имелись хоть какие-то, пусть даже намертво заговоренные, магические детали – машина рассыпалась бы в считанные секунды.

Маг никогда ни во что не вмешивался, стойко перенося рутину, недостойную его квалификации. Однако если все остальные после первых дней настороженности постепенно принялись скучать, то невидимый маг к происходящему интереса не утратил и уровень внимания не ослабил даже к концу недели. Только объектом его наблюдений являлись, безусловно, не пыльные тени и призраки.

Наверное, он мог бы скрыть свое присутствие, но не стал этого делать. Своего рода предупреждение или простая любезность? Во всяком случае, без особых оснований дразнить его мне не хотелось.

Никош обычно ездил в машине с магом-невидимкой и, наверное, изрядно страдал от его присутствия. Выбираясь каждый раз из салона, он выглядел больным и осунувшимся. Магия такой мощности способна физически угнетать всех находящихся рядом.

В четвертом автомобиле размещался я в компании Луки.

Кроме того, к каждой машине прилагался водитель.

Зачем вся эта разнокалиберная компания таскается по объектам, где и одному делать нечего? Помогать по мере сил? Учиться? Наблюдать? Нет, наблюдал здесь только невидимый маг. Все остальные бездельничали и маялись со скуки. И я их отлично понимал.

…Лука, опиравшийся на перила веранды, только чудом не обвалившиеся под его изрядным весом, тоже грел ладони о неизменную чашку с кофе. В здешних северных широтах он выглядел странно и неуместно – громадный, широкоплечий, слегка сутулый, темнокожий настолько, что казался отлитым из нефти, и при этом желтоглазый, как хищная кошка. Впрочем, на кошку, даже дикую и большую, он не походил. Скорее на медведя. Пластиковый стаканчик в его руке смахивал на яичную скорлупку.

Наше с Никошем появление внесло оживление в ряды приунывших соратников. Техники резво и без сожаления раздавили недокуренные сигареты и попрыгали в фургон. Маги захлопали дверцами своей машины, выплескивая недопитый кофе из окошек. Дружно заурчали все моторы. И через полминуты вереница машин, развернувшись и споро подтянув хвост из отстающих, понеслась по шоссе, постепенно вливаясь во все уплотняющийся поток городского транспорта.


Одиночные домики и облетевшие сады частного сектора сменялись многоэтажными прямоугольными и одинаковыми, словно калька друг с друга, термитниками спальных районов. Затем пространство резко сократилось, исчезли пустыри, уступая место втиснутым в каждый свободный метр застройкам, иногда причудливым и любопытным, иногда официозным и мрачным. Заволновался свет в стеклянных витринах, зарябило в глазах от вывесок и реклам. А улицы, еще недавно практически пустые и безмолвные, затопили потоки спешащих людей.

Над толпами, как взвесь брызг над бурной речкой, стлалась смутная пелена, иногда рождающая просверки огоньков, похожие на электрические разряды, – видно, не все горожане утром поднимались в хорошем настроении.

Далеко в центре города маячил белый шпиль дворца Белой Королевы, различимый в любую погоду и с любой обзорной точки. Словно исполинская игла, воткнутая в мерно покачивающееся, низкое перламутровое небо. Пока не взошло солнце, шпиль тускл, как молоком облит, но потом засверкает.

Машина плавно сбавила ход на перекрестке, центром которого являлся бронзовый памятник человеку на вздыбленном коне. Удержать подобную композицию только мастерством скульптора было невозможно, и, присмотревшись, я различил сеть тускло тлеющих линий, стягивающих коня и всадника воедино. Ну а если присмотреться еще лучше, то можно заметить и грязноватый, буро-черный кокон негативной энергии, схожий с комком спутанных волос, оплетающий памятник.

– Это кто? – полюбопытствовал я.

Пространство между водительским сиденьем и пассажирами прошивали серебристые, чуть поблескивающие линии защитных знаков, смахивающие на морозные узоры. Но водителя это не утешало. В первые дни он вообще косился на нас так, словно в салоне ему приходилось перевозить голодных тигров, хотя потом вроде притерпелся.

Водитель, не оборачиваясь, взглянул в зеркальце и отозвался важно, как большинство местных жителей, когда речь заходила о достопримечательностях их родного города.

– Это памятник Каю Победителю. Он правил во время нашествия кочевников-ахара и ценой жизни своей семьи и всех своих богатств выкупил город у варваров.

В общем, можно было и не спрашивать. Победителей, как правило, ваяют на лошадях. Причем последних практически всегда заставляют стоять на двух копытах вместо свойственных им четырех.

– Отдал, значит, родственников на растерзание ради любимого города? – задумчиво повторил Лука, глядя снизу вверх на невозмутимого всадника. – А сам, понимаешь, на коне…

Водитель нахмурился. Умеренная доброжелательность, которую он начал испытывать за неделю наших ежедневных поездок, явно принялась стремительно испаряться, как сухой лед.

– Подобную жертву его заставили принести обстоятельства, и до конца своих дней он скорбел о смерти своей супруги.

– Что не помешало ему еще трижды, если я не ошибаюсь, жениться, – все тем же размышляющим тоном продолжил Лука.

Впрочем, как раз в этот момент машина тронулась с места, и дискуссия увяла в зародыше. К счастью, наверное, потому что водитель негодующе засопел.

В последние дни мы заканчивали значительно раньше, до рассвета, когда по пустым автострадам скользили разве что случайные одиночки, встречные светофоры сонно подмигивали желтыми циклопьими глазами. Тогда четыре автомобиля с мягким шорохом проносились по свободным дорогам, оставляя на едва присыпанном снежной крупой покрытии черные полосы.

Теперь же приходилось неспешно течь в тесном потоке и стараться не потерять голову или хвост своего поезда. Разбуженный город навязывал собственные правила поведения. И знать не желал, что за пассажиров везут металлические коробки. Даже маги бессильны диктовать свою волю подобному исполину…

Досада водителя билась и рикошетила о защитный барьер, как мелкая щебенка, хотя внешне он оставался невозмутимым.

Машина в очередной раз затормозила у светофора, оказавшись в достаточно неудобном для маневра крайнем правом ряду. Зато отсюда можно было разглядывать людей и витрины, а не затемненные стекла и недовольные физиономии таких же коллег по несчастью.

Я лениво и без особого интереса скользил взглядом по рекламным щитам и вывескам. «Замок Чудес – новый сверхбольшой магазин на Проспекте!..» «Ускоренные курсы бытовой магии: шить, готовить, убирать, чинить, а также налаживать отношения…» «Персональная выставка Леаны Глетчер…» «Фирма «Стожар» представляет…»

Стоп! Шаг назад… Неяркая, но приметная черно-зеленая афиша, наклеенная на витрину художественного салона. Слишком далеко, чтобы прочесть что-то кроме заглавной надписи.

Машина тронулась, и мир снаружи снова потек мимо и назад.

Леана. Черное и зеленое. Нет, ошибиться невозможно…


– Спишь? – Лука тронул меня за плечо. – Приехали.

Проклятие, и впрямь задремал, погрузившись в воспоминания, будто столетний старец.

При дневном свете двухэтажный Павильон выглядел даже привлекательно, без той суровой строгости, которую придают ему сумерки или ночь. Днем видно, что темные камни покрыты ярко-зелеными кляксами мха, а хрупкие после заморозков, багряные виноградные листья живописно оплели часть фасада.

Первая машина с таинственным магом, как всегда, растаяла еще на подъезде к Павильону и не появится до вечера.

…Водопровод в этом доме под стать архитектуре – древний и архаичный, и, надо отдать должное здешним специалистам, следили за ним исправно. И все равно периодически из вычурного крана, сделанного в виде головы гидры, лилась жидкость, весьма напоминающая выделения, свойственные этому самому животному: смесь желчи с грязью. А ведь считается, что именно Белые маги искусны в овладении и использовании разного рода достижений инженерной мысли. Или это не относится к водопроводу?

В дверь постучали, и на пороге возник Лука с телефоном. Произнес губами: «Патрон!» – и скроил выразительную мину. К Корнилу Лука относился с благоговением.

– Доброе утро, – послышался знакомый голос, и перед моим внутренним взором проступило сухощавое, смуглое лицо с пронзительными, не серыми даже, а ртутного оттенка глазами. – Надеюсь, я не помешал? Лука сказал, что вы только что вернулись.

– Да, минут десять назад.

– Труд во благо общества?

– Что-то вроде…

– Не могу не отметить отсутствие энтузиазма в твоем голосе.

Я вздохнул и проговорил с энтузиазмом:

– Мама и папа, заберите меня отсюда, пожалуйста. Я стану хорошим и послушным и всегда буду есть манную кашу.

– Гм, – хмыкнул Корнил, – поздновато для раскаяния, ты не находишь?

– Мера наказания слишком жестока для совершенного проступка.

– Очень тяжело? – удивился Корнил.

– Очень тоскливо. Они, похоже, намерены уморить нас бездельем.

– О твоей работе поступил положительный отзыв. В целом тобой довольны.

– Еще бы. Я гоняю затравленных призраков, мелкую нечисть и пауков по пыльным углам. С каждым днем все успешнее. В сопроводительных бумагах было что-нибудь сказано о степени моей квалификации?

– Более чем достаточно, смею тебя заверить. Боюсь, именно по этой причине тебя держат на коротком поводке. А если ты выкинешь финт вроде недавнего? Однажды ты уже совершил если не глупость, то неосторожность, продемонстрировав свои возможности. Нет ничего удивительного, что тебе не доверяют.

– Разве между Белыми и Черными магами не налажено взаимовыгодное сотрудничество?

– По поводу взаимовыгоды с тобой бы поспорили обе стороны… Впрочем, ты прав. Черные оказывают содействие Белым и наоборот. За деньги, услуги и уступки. Ты же отбываешь наказание, – значит, мотивация у тебя совсем иная. А откуда им знать, какая именно?

– Отбыть оставшиеся двенадцать дней и не впасть в летаргию.

– Трой, для них твое поведение непредсказуемо. Ты не являешься их идейным сторонником, хотя мог бы по праву рождения, в то же время ты не являешься их противником, с которым заключено временное соглашение, как в тех случаях, когда Черных магов нанимают на работу Белые. Тебе знаком этот расклад с детства. Ты Черно-Белый, и это известно всем. Вдобавок ко всему, ты еще слишком молод, а, следовательно, втройне нестабилен. А многие старцы в Совете до сих пор искренне полагают, что объединение двух магий способно привести к безумию их носителя, и все ждут, когда это случится с тобой. Так что воздержись от провокаций и не давай никому повода объявить тебя сумасшедшим и угрозой для безопасности мира.

– И почему никому не приходит в голову рассматривать мою персону не как источник потенциальных вселенских разрушений? Я разве демонстрирую тягу к разрушительному поведению?

– А разве нет? В конце концов, твои нынешние наниматели знают тебя всего несколько дней. Дай им время.

– Если они будут заставлять меня ловить домовых, шанса узнать меня получше у них все равно не будет, – недовольно проворчал я.

– Это вопрос доверия… И, честное слово, мне бы твои проблемы, – пробормотал с чувством Корнил. – Наслаждайся, пока можешь. – Он помолчал и все-таки спросил с неподдельным любопытством: – А как тебе там вообще? Это ведь могло быть твоим домом.

Я машинально пожал плечами, хотя знал, что собеседник меня не видит:

– Это определенно не то, что я хотел бы назвать своим домом.

– Что ж, желаю тебе приятно провести время в ссылке. И постарайся не усложнить ситуацию. Совет все еще сомневается, а верное ли решение было принято в твоем случае…

Корнил прав, я совершил глупость. Увлекся. Ущерб по мнению Трибунала был нанесен обеим сторонам равноценный. Но поскольку большую часть времени я провожу все-таки в сфере влияния Черных, отбывать наказание меня отправили к Белым. Белые сами должны были выбрать наиболее приемлемый для них вариант использования моей силы. Но, похоже, они предпочли выбрать наименее продуктивный. Зато безопасный.

Вспомнив Двусторонний Совет, я невольно поежился. На основную часть заседания меня, конечно, не пригласили. Вызвали только выслушать вынесенный вердикт. И в своем решении Совет был как никогда един: виновен. Основной удар принял на себя Корнил, и, наверное, только его влияние охладило многих особенно ретивых сторонников Терминатора.

Шесть лет назад за гораздо менее серьезный проступок я получил вечную компанию в виде Луки со стороны Черных и уникальный браслет на запястье со стороны Белых. На этот раз я легко отделался. Они ведь до сих пор не знают точно, что именно произошло на Перегибе. А те трое, кто был там со мной, отделались штрафами и принудительной отработкой.


Я еще раз поморщился – воспоминания царапались…

Все было на самом деле не так уж страшно. Опасно? Возможно, как и всякий эксперимент. Зато интересно… нет, даже захватывающе. Пересеченная магия – это не для слабонервных…

Уверен, все прошло бы гладко, если бы не…

Для того чтобы удержать процесс под контролем и не отвлекаться, мне в помощь требовалось еще четыре мага. Хватило бы и троих, но для пущей безопасности и стабильности хотелось все-таки четверых. Причем достаточно сильных и достаточно сумасшедших (чего уж греха таить). Троих я нашел среди друзей и знакомых. Двоих Черных – Ромара и Ингу (привычных к исходным силам), да к тому же я в основном вращался в кругу Черных. И одного Белого – Весиля, чтобы направить слепую силу в нужное русло. А кому еще это удастся лучше, чем Белым? Четвертого отыскать оказалось не так просто. Ближний круг знакомых был исчерпан (сильные и молодые маги все-таки на дороге не валяются), поэтому Ромар позвал своего приятеля, тоже из Черных. Сказал, что доверяет ему как себе.

Вот мы и ждали его, этого четвертого…


…Ночь наваливалась как бархатный занавес – пыльная, оглушающая, жаркая. Воздух слоился, оседая под тяжестью дыма и гари. Электричество, растворенное в нем, заставляло светиться контуры всех предметов. С моей обзорной точки можно было различить только напряженное, с закушенными губами лицо Инги. Вокруг нее плескалась мерцающая, переливающаяся от дымчато-розового до кроваво-красного аура. Ромара, который стоял чуть дальше, различить было уже невозможно, но я чувствовал его, как прочный фундамент – надежный, крепкий, способный удержать все и вся. Далекий Весиль вывязывал из волокон хаотично струящейся силы какие-то немыслимые смертоносные узоры. Физиономия у него свирепая и довольная…

Время уходило. Я чувствовал это. Периметр провисал. Надо было с самого начала раскидать ключевые точки на троих, а не надеяться на кого-то еще… Нарастающее раздражение искало выхода.

Телефонный звонок буквально вспорол твердую и хрупкую, как перекаленное стекло, тишину. Полыхнули встревоженные огненные языки, и стало видно, как Ромар, скривившись от усилия, пытается одновременно удержать одной рукой струны, а другой – достать из кармана телефон. Что-то говорит, кивает…

– Трой! Герд просит еще минут десять. Он уже на подлете…

– Некогда, – сквозь зубы процедил я, давясь скопившимся раздражением.

– И что это его так задержало? – осведомляется Инга и смеется, расслышав ответ Ромара: – Ах девушка? Да, это серьезно… Трой, мы ждем?

– Нет, – отзываюсь я. И они оборачивают ко мне озадаченные лица. – Сами справимся. Трое для Периметра достаточно. Ром, бери на себя Воздух. Весиль, Инга, сходитесь ближе, построим треугольник…

Трудно сказать, что в тот момент мной руководило больше – азарт или все-таки досада.

И ночь расцветилась огнями. Разорвалась, выпуская наружу безумные, гибельно прекрасные волны иного света, разбивающиеся о трепещущий Периметр. Смеялась восхищенная Инга, заворачиваясь в шлейф огненных струй как в палантин. Смыкались элементы, рождая фантастического облика химер. Энергия обрела достаточную плотность, чтобы можно было связать из нее Узел Стихий, а там, чем бес не шутит, закольцевать его, сотворив подобие камня Мариса

Кажется, я слишком увлекся. Мне казалось, что запас прочности миропорядка должен быть выше. Миропорядок все-таки… Что ему забавы мага-одиночки, когда он выдержал напор Многоцветной Войны? Но, возможно, ткань Пространства порядком износилась с тех пор. В какой-то момент она не выдержала накала и треснула.

С изнанки на меня глянули Они. Ошеломляюще глянули.

Исступленно ругнувшись (багрово-черные сгустки проклятий тут же прожгли воздух), я стремительно свел края прорехи, поспешно заштопав ее распущенным Узлом. Оказавшийся ближе всех Весиль отпустил свой угол Периметра и поспешно спаял концы неразрываемым замком единорога. Как раз в этот момент Периметр перекосился и пополз. И часть неусмиренных стихий вырвалась наружу…

Совет никогда не узнает о том, что произошло на самом деле. К счастью.


– Ужин? То есть завтрак? – предложил Лука, отбирая у меня уже замолчавший телефон.

– Здесь, – решил я. – Обойдусь без постных физиономий.

Он понимающе кивнул. На его долю перепадало ничуть не меньше.

Когда я сломил сопротивление местного водопровода, ужинозавтрак еще не подоспел и несколько выпавших свободных минут я решил потратить с пользой и не без приятности.

Повалился на кровать и подтянул поближе ноутбук. При всей здешней склонности к архаике доступ в Сеть у них имелся отменный. Адрес и телефон художницы Леаны Глетчер я добыл без особых усилий. Его, собственно, никто и не прятал. А по адресу Галереи вольных художников отыскалась и страничка, посвященная Леане. С не очень удачной фотографией.

Девушка на снимке была, безусловно, привлекательна. Только камера ни в малейшей степени не передала ни сияния огненных брызг в темно-каштановых волосах; ни завораживающего перелива оттенков в глазах – от бархатно-черного до карего с золотом; ни манеры сплетать пальцы в глубокой задумчивости.

«…Живопись Леаны Глетчер обладает невероятным магическим притяжением даже для самого неискушенного зрителя, и оттого ее выставки пользуются популярностью в любой среде, а сама Леана из юного дарования стремительно переросла во вполне состоявшуюся профессиональную художницу…»

Она носила в основном черное и зеленое всех степеней насыщенности. И в картинах ее преобладали черные и зеленые цвета.

Я потянулся было к телефону, но опустил руку. Прошло почти два года. Слишком много для звонка: «Привет, как дела, вот приехал в ваш город…» Поколебавшись, я набрал несколько печатных строк и отправил сообщение по ее адресу.